— Я должен идти, — сказал я ей чуть упрашивающим голосом, что совершенно не помогло развеять её страхи.
— Она тебя убьёт! — Бешеный взгляд Эйн метался с одного лица на другое в поисках поддержки. — Вы все это знаете.
— Писарь, с этим трудно поспорить, — сказал Рулгарт. — И эта армия придаёт большое значение своему командиру.
— Милорд, я уверен, такое же значение они придадут и вам.
Рулгарт от перспективы моей кончины вёл себя куда мрачнее, чем я ожидал.
— Сомневаюсь. После ваших неразумных выходок на утёсе трудно соперничать с легендой. И вряд ли удастся держать их под контролем, пока вы мчитесь на верную казнь.
— И каэриты здесь не задержатся, — прогремел Эйтлишь. Его огромное тело занимало значительную часть королевского шатра, и всё равно ему приходилось нагибаться, чтобы не упираться в брезент над головой. Он впервые присутствовал на совете, и было странно, даже комично видеть его таким неловким. — Как только они узнают, что Доэнлишь в лапах этой ужасной женщины, они тут же отправятся ей на помощь.
— Так не говори им, — сказал я.
Он удостоил меня испепеляющим взглядом.
— Я здесь не единственная душа с ваэрит. Другие уже почувствовали то, что чувствую я. Очень скоро они поймут причину. И к тому же, я не стану лгать своему народу. Это я оставлю вам.
— Если не можешь их остановить, то хотя бы задержи, — сказал я, оборачиваясь к Леаноре. — И войско Короны, насколько сможете. Это всё, о чём я прошу, ваше величество. Что касается неизбежности моей смерти, то я не думаю, что в этом цель Лжекоролевы.
— Если она не собирается убивать тебя, — сказала Джалайна, пригвоздив меня суровым укоризненным взглядом, — то что же она собирается делать?
— Попытается переманить меня на свою сторону. А когда у неё не получится… — я пожал плечами, — на самом деле я не знаю, что она сделает. Но знаю, что она убьёт Доэнлишь, если меня там не будет, чтобы это остановить, а я этого не позволю.
— Доэнлишь, о которой вы говорите, — сказала Леанора. — Наш народ знает её как Ведьму в Мешке?
— Да, ваше величество. Мы думали, что она просто торгует амулетами и снадобьями, но для каэритов она значит гораздо больше. — Я взглянул на Эйтлиша. — Если ей будет причинён какой-либо вред, то их реакция будет… экстремальной по своей природе.
— И вы обменяете свою жизнь на её? Вы настолько многим ей обязаны?
— Это не вопрос долгов или обязательств. — Я замешкался. Связь между мной и Ведьмой в Мешке сложно было объяснить, даже самому себе. — Я верю, что она творит добро в этом мире. Такую душу необходимо беречь.
Леанора вздохнула и откинулась на своём троноподобном стуле. Это была простая, прочная вещь — его изготовил кто-то из плотников поопытнее, маршировавших с войском Короны, и потому не блистал величием и роскошью трона, на котором когда-то восседал брат Леаноры. Тем не менее, мне казалось, что в этом маленьком шатре, на этом стуле, она выглядела гораздо более царственно, чем король Томас когда-либо чувствовал себя в своей самой пышной комнате и в позолоченных нарядах. И это не было врождённым качеством, а скорее накопленным авторитетом и опытом, заработанными в результате бедствий и неудач. До сего момента я служил этой женщине ради выгоды, ради общей цели. Теперь же впервые почувствовал, что она действительно может справиться с задачей установления мирного правления на этой вечно беспокойной земле. Её агрессивный сын — иное дело, но его лучше было отложить на потом.
— Хорошо, — согласилась принцесса-регент. — Лорд Элвин Писарь, сим поручаю вам передать королевское послание Лжекоролеве Эвадине Курлайн. Ей приказано распустить свою армию и выдать себя на суд согласно законам Короны по обвинению в государственной измене и массовых убийствах. Новости о вашей миссии будут объявлены войску Короны через день после вашего отъезда. После этого не могу дать вам никаких гарантий, сколько времени им понадобится, чтобы идти к за́мку Амбрис, с моего разрешения или без оного.
Я кивнул и повернулся к Эйтлишу.
— Сможешь задержать каэритов на день?
— Если я это сделаю, то какие гарантии, что ты убережёшь Доэнлишь?
— Никаких, кроме обещания, что я сделаю всё, чтобы её спасти.
Мышцы его широкого лица напряглись, а на виске запульсировала жилка, свидетельствуя о жестокой внутренней борьбе.
— Один день, — сказал он, пристально глядя на меня. — Но знай, когда этот день закончится, они отправятся за тобой со всей возможной скоростью. Таолишь быстры, но паэлиты быстрее, даже в лесу. И я поеду с ними.
Я уехал той же ночью, стремясь использовать всё отведённое мне время. Джалайна, Эйн и разведчики настояли, что сопроводят меня в лес. Утрен шёл размеренным, но не слишком быстрым шагом, пока небо не стало полностью тёмным, после чего мы разбили лагерь. Понятно, что настроение у костра было мрачным, и усугублялось тем, что Эйн часто плакала. Меня это одновременно нервировало и раздражало.
— Может, ты лучше споёшь? — спросил я, глядя, как она сидит на корточках и печально смотрит на огонь.
— Нет! — рявкнула она в ответ — её новоприобретённая женственная уравновешенность вновь сменилась подростковой раздражительностью. Гневно вытерев глаза, она встала и пошла к окутанным мраком деревьям.
— Она не понимает, зачем ты это делаешь, — сказала Джалайна. — С другой стороны, и я тоже.
— Я делаю это по той же причине, по которой ты однажды пинками скидывала людей со стены, чтобы сломать им шеи. — Я пожалел и о тоне, и о словах в тот же миг, как они слетели с губ, и поморщился от боли, которую увидел на её лице. — Прости, — вздохнул я, двигаясь ближе к ней. — На самом деле я, наверное, знал, что всё к этому идёт. На этом пути у меня нет выбора, кроме как идти дальше.
— Как то, что каэриты называют «Кейр». — В голосе Джалайны я услышал неохотную, горькую уступку, осознание того, что с этого пути меня уже не свернуть. — Ты идёшь, чтобы встретить свою судьбу.
— Как скажешь. — Я сунул руку в куртку и достал спрятанный там завёрнутый в кожу свёрток. — Я должен попросить тебя сделать кое-что для меня, кое-что очень тяжёлое.
Я думал, что она от него отпрянет, но, когда я развязал завязки свёртка, вид каменного пера вызвал лишь озадаченное выражение на её лбу.
— Я думала, тебе нужно принести его к ней, — сказала она. — Возможно даже убить её с его помощью.
— Мне не подобраться достаточно близко. Её охранники наверняка меня обыщут. Думаю, лучше ему не попадать в её руки. К тому же… — я прикоснулся чувствительным пальцем к шипастым бородкам, удивляясь, отчего столь могущественная вещь кажется такой обычной, — думаю, оно уже сослужило свою службу на утёсах.
Джалайна кивнула и протянула руку к перу, но замерла, когда я продолжил говорить.
— Носить его нелегко. Оно может повлиять на тебя не так, как на меня. Я не знаю. Но если повлияет…
— То повлияет, — пробормотала Джалайна, взяв и перо, и его обёртку. Потом осмотрела его коротким, настороженным взглядом, завязала и отправила в свою сумку.
— Если… я не вернусь и не заберу его, — сказал я, посмотрев ей в глаза, чтобы убедиться, что она видит серьёзность моих намерений, — то пусть Тория отвезёт тебя к самому глубокому известному ей месту океана, и брось его туда.
Я наклонился к ней и поцеловал её в губы. Она приняла поцелуй, но меня в ответ не поцеловала. И ничего не сказала, когда я встал и пошёл, чтобы взобраться на Утрена.
— До рассвета ещё много часов, капитан, — сказал Тайлер.
— И мне нужно по полной использовать это время, — ответил я. Странно было наблюдать, как этот человек, которого я ещё не так давно презирал, ёрзает и подбирает слова прощания с человеком, которого он совершенно точно не ожидает больше увидеть, по крайней мере, живым.
— Паэлиты уже скоро будут здесь, — оживлённо сказал я, чтобы избавить его от необходимости придумывать прощание. Отстегнув меч, я бросил его Тайлеру. — Езжайте с ними и привези его мне к за́мку Амбрис.
— Хорошо, капитан. — Он и остальные разведчики опустились на одно колено и низко поклонились.
— Что бы дальше ни случилось, — продолжил я, — считайте себя очищенными от всех преступлений, которые мы вместе совершили, во всяком случае, очищенными настолько, насколько возможно.
Я коротко улыбнулся им, и Утрен пошёл к дороге. В это время из темноты выбежала Эйн и прижалась к моей ноге.
— Я написала тебе песню, — сказала она, глядя на меня яркими, влажными глазами. — Значит, тебе придётся вернуться. Иначе ты никогда её не услышишь.
Я наклонился, взял в ладони её лицо и стёр большими пальцами слёзы с щёк.
— Спой, даже если я не вернусь, — сказал я. — Скорее всего, другого завещания мне не видать.
Тогда Утрен бросился галопом, оттащив меня от неё, и с грохотом помчался по тёмному Королевскому тракту.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Я знал, что Утрен — существо огромной силы, но скорость, с которой он понёс меня к за́мку Амбрис, превосходила весь мой опыт. Многие мили тёмного леса пронеслись сплошным чёрным пятном, которое сменилось серым, когда рассветный свет начал ласкать деревья. Я мог только предполагать, насколько этот зверь знал или понимал нашу миссию. Однако, пока он несколько часов скакал без каких-либо признаков усталости, я почувствовал нарастающее ощущение, будто меня тянут, а не несут. Что-то влекло Утрена к нашей цели. Я вспомнил, что Эйтлишь рассказал о связи паэла с каэритами, о том, что происхождение этой связи оставалось загадкой. Теперь я подозревал, что к этому могла приложить руку Доэнлишь. Её истинный возраст был неисчислим и мог даже восходить ко временам сразу после Бича. Если так, то её ваэрит, по-видимому, обладал достаточной силой, чтобы просочиться в кровь последующих поколений этих великих лошадей.
Благодаря сверхъестественной быстроте Утрена путешествие, которое должно было занять три полных дня тяжёлой скачки, заняло чуть больше одного. Когда луна поднялась, став ярким диском, я увидел сквозь деревья мерцание костров войска Ковенанта.