Она подтвердила все, что сказала Катя и что видел сам Нката: да, она является адвокатом Кати Вольф. Да, прошлым вечером они встречались. Да, они вместе пришли в дом на Галвестон-роуд.
– Вы покинули тот дом примерно через четверть часа? – спросил ее Нката.
Она спросила:
– А что такое, констебль?
– Какого рода дело привело вас на Галвестон-роуд? – продолжал он спрашивать.
– В любом случае это не ваше дело, – отрезала адвокат, отреагировав именно так, как предсказывала Катя Вольф.
– Как давно мисс Вольф является вашим клиентом? – попробовал Нката еще раз.
– Наш разговор окончен, – ответила Льюис. – Я работаю на мисс Вольф, а не на вас.
И он остался ни с чем, кроме ясного понимания, что сделал все неправильно и что теперь ему придется объясняться перед человеком, ставшим для него образцом для подражания, – перед инспектором Линли. Вот почему Нката несказанно обрадовался, когда машины на кольцевой сбились в кучу и окончательно встали, пропуская автомобили с сиренами и проблесковыми маячками. Он был благодарен не только за возможность отвлечься от тяжелых мыслей, но и за несколько дополнительных минут, которые он потратил на то, чтобы лучше подготовиться к отчету о работе, проделанной им за последние двенадцать часов.
И теперь, припарковавшись перед входом в Хэмпстедский полицейский участок, он собрал волю в кулак и заставил себя выйти из машины. Вошел в здание, предъявил удостоверение охране и направился навстречу наказанию, которое придется понести за совершенные им действия.
Своих коллег он нашел в комнате для совещаний, где как раз заканчивалось утреннее собрание. Белую доску целиком заполнял список заданий и фамилий людей, которым поручено их выполнять. Однако собравшиеся констебли вели себя необычно тихо, и Нката догадался, что им сообщили о происшествии с Уэбберли.
Вскоре все разошлись, и в комнате остались только инспектор Линли и Барбара Хейверс, занятые сравнением двух компьютерных распечаток.
Нката подошел к ним со словами:
– Простите. Крупная авария на кольцевой.
Линли взглянул на констебля поверх очков.
– А, Уинстон. Как все прошло?
– Обе упорно стоят на том, что сказали вчера вечером.
– Черт! – выругалась Барбара.
– Вы поговорили с Эдвардс наедине? – спросил Линли.
– Не было необходимости. Вольф встречалась со своим адвокатом, инспектор. Вот кем была та дамочка. Адвокат все подтвердила, когда я позвонил ей.
Он ничего больше не сказал, но его унылое лицо было более красноречиво, потому что Линли внимательно посмотрел на него, и Нката почувствовал себя при этом несчастным, как ребенок, огорчивший любимых родителей.
– У вас был весьма уверенный голос, когда вы звонили мне в последний раз, – заметил Линли, – а вы обычно бываете правы, когда испытываете уверенность. Вы действительно говорили с адвокатом, Уинни? Вольф не могла дать вам номер подруги, которая сыграла роль адвоката, когда вы позвонили?
– Она дала мне визитную карточку, – сказал Нката. – И какой адвокат станет лгать ради своего клиента, если копы хотят услышать от него лишь «да» или «нет»? Но мне все равно кажется, что женщины что-то скрывают. Просто я неправильно взялся за них и не смог выпытать правду. – А затем, поскольку его восхищение инспектором всегда перевешивало его желание хорошо выглядеть в глазах Линли, Нката добавил: – Но к тому же я там все напортил. Если с ними надо будет говорить еще раз, лучше, чтобы послали не меня, а кого-то другого.
Барбара Хейверс попыталась подбодрить товарища:
– Со мной это тоже случалось, и не раз.
Нката бросил на нее благодарный взгляд. Не так давно она действительно напортачила, и это стоило ей временного отстранения от работы, понижения в звании и, возможно, карьерного роста в столичной полиции. Но по крайней мере, в том деле она сумела выйти на убийцу, тогда как он, Нката, лишь все запутал и усложнил.
Линли сказал:
– Что ж, ладно. С кем не бывает. Ничего страшного, Уинстон. Мы разберемся.
Вопреки общему смыслу слов, в интонации инспектора сквозило разочарование. Но Нката знал, что ему предстоит выслушать более серьезные упреки от матери, когда он расскажет ей, что случилось. «Господи, – воскликнет она, – о чем ты только думал, сын?» И на этот вопрос он предпочел бы не отвечать.
Вздохнув, Нката сосредоточился и выслушал краткое сообщение о свежей информации, которую он пропустил, опоздав на утреннее собрание. Распечатка телефонных звонков с аппарата Юджинии Дэвис дополнена именами и адресами. Также идентифицированы все лица, оставившие сообщения на ее автоответчике. Женщина, назвавшаяся Линн, оказалась некой Линн Дэвис…
– Родственница? – спросил Нката.
– Предстоит уточнить.
…и, судя по адресу, проживает она недалеко от Ист-Далвич.
– К ней отправится Хейверс, – сказал Линли.
Мужчина, не назвавший себя и сердито требовавший, чтобы Юджиния Дэвис сняла трубку, был опознан как Рафаэль Робсон, проживающий в Госпел-Оук, что делало его ближе всех к месту преступления, за исключением Дж. В. Пичли, разумеется.
– Робсоном займусь я, – сказал инспектор и добавил, обращаясь к Нкате: – Попрошу вас присоединиться ко мне, – как будто чувствовал, что нужно помочь констеблю вернуть уверенность в себе.
Нката кивнул, и Линли продолжил сообщение. Расшифрованный список звонков подтверждает историю Ричарда Дэвиса о телефонных переговорах с бывшей женой. Начались они с первой недели августа, примерно в то самое время, когда их сын сорвал концерт в Уигмор-холле, и продолжались вплоть до утра перед смертью Юджинии Дэвис, когда Дэвис оставил ей короткое сообщение. Также Юджинии часто звонил Стейнс, так что свидетельства обоих мужчин в принципе можно считать подтвержденными.
– Вот вы где! – раздался голос от двери, когда Линли закончил. – Как раз хотел поговорить с вами тремя.
Они обернулись и увидели, что в комнату для совещаний заглянул старший инспектор Лич. В руке он держал листок бумаги, которым махнул себе за плечо, пояснив:
– Зайдите ко мне.
С этими словами он исчез, рассчитывая, что младшие чины последуют за ним.
– Вы нашли ребенка Кати Вольф, которого она родила в тюрьме? – спросил Лич у Барбары Хейверс, когда все собрались у него в кабинете.
Барбара доложила:
– Вчера я отвлеклась на Пичли после того, как заехала к нему за фотографией. Сегодня займусь ребенком. Но не похоже, чтобы Катя Вольф интересовалась, где он и что с ним, сэр. Если бы она хотела найти его, то первым делом ей следовало бы обратиться к монахине, а та утверждает, что немка с ней не связывалась.
Лич хмыкнул и сказал:
– Все равно проверьте.
– Слушаюсь, – сказал Барбара. – Вы хотите, чтобы я сделала это до того, как найду Линн Дэвис, или после?
– До. После. Просто сделайте это, мне неважно когда, констебль, – раздраженно буркнул Лич. – Мы получили отчет из лаборатории. Они проанализировали краску, найденную на теле.
– И? – вскинулся Линли.
– Нам придется кое-что поменять в общей картине. Эксперты говорят, что в краске найдены следы целлюлозы, смешанной с разбавителями. Данная технология не применяется в автомобилестроении уже лет сорок. То есть получается, что краска очень старая. Они считают, что она принадлежит модели пятидесятых годов.
– Пятидесятых? – недоверчиво переспросила Барбара.
– Это объясняет, почему свидетель вчерашнего происшествия с суперинтендантом подумал о лимузине, – сказал Линли. – В пятидесятые годы автомобили были большими. «Ягуары». «Роллс-ройсы». «Бентли» и вовсе были огромными.
– То есть ее переехали на ретроавтомобиле? – воскликнула Барбара Хейверс. – Да-а, вот как, значит, припекло.
– Это может быть и такси, – вставил Нката. – Старое, уже негодное, проданное в мастерскую, где восстанавливают такие машины и ставят в них современные двигатели.
– Такси, классический автомобиль или золотая колесница, – подытожила Хейверс. – Похоже, можно вычеркнуть всех, кто был у нас на подозрении.
– Если только кто-нибудь из них не одолжил машину у знакомого, – предположил Линли.
– Нельзя исключать такую возможность, – согласился Лич.
– Значит, мы снова начинаем с начала? – спросила Барбара.
– Я поручу кому-нибудь проверить это. И мастерские, занимающиеся восстановлением ретромашин. Хотя должен сказать, на машине пятидесятых годов следов от наезда на человека останется не много. В те годы машины были как танки.
– Но почти у всех у них были хромированные бамперы, – вспомнил Нката, – массивные хромированные бамперы, и такой обязательно помялся бы.
– Значит, надо проверить магазины, торгующие запчастями к старым машинам, – пометил у себя в блокноте Лич. – Проще заменить, чем ремонтировать, особенно если ты знаешь, что за тобой охотятся копы. – Он позвонил куда-то и отдал соответствующие распоряжения, после чего повесил трубку и сказал Линли: – И все-таки есть еще шанс, что это простое совпадение.
– Вы так думаете, сэр? – спросил Линли.
Нкату не обманул ровный тон инспектора: в этом диалоге явно присутствовал какой-то скрытый смысл.
– Мне бы хотелось так думать. Но я понимаю, что это глубоко ошибочно – думать то, что нам хочется.
Лич уставился на свой телефон, как будто внушением заставлял казенный аппарат зазвонить. Все молчали. Наконец он проговорил негромко:
– Он хороший человек. Может, он и совершал ошибки, но кто из нас безгрешен? Эти ошибки не делают его хуже, чем он есть.
Старший инспектор взглянул на Линли, и они обменялись многозначительными взглядами, разгадать которые Нката не смог. Потом Лич скомандовал:
– Идите работать, – и отпустил их.
За дверями кабинета Барбара сразу же обратилась к Линли:
– Он знает, инспектор.
Нката спросил:
– Что знает? Кто?
– Лич. Он знает, что Уэбберли был связан с этой Дэвис.
– Конечно знает. Они же вместе с Уэбберли работали над тем делом. Здесь ничего нового. Мы тоже это знаем.