Линли был слишком подавлен, чтобы спорить. Тяжелое состояние Уэбберли омрачало все его мысли, а то, что Фрэнсис знала о романе мужа, давило еще сильнее. Он заставил себя отвлечься, вернувшись к работе.
– Ну ладно. Давайте еще раз проанализируем каждого, кто имеет отношение к делу. Доставайте ваши записи.
Хейверс раздраженно выпустила дым.
– Мы уже делали это, инспектор, и не раз. Нам не за что зацепиться.
– Должно же быть хоть что-нибудь, – сказал Линли, надевая на нос очки. – Доставайте записи, Хейверс.
Она недовольно сморщилась, но все-таки выкопала их со дна сумки. Линли, в свою очередь, достал из кармана блокнот. Начали они с тех лиц, чье алиби не имело подтверждения.
Первым Линли предложил обсудить Йена Стейнса. Тот отчаянно нуждался в деньгах и уговорил сестру обратиться за финансовой помощью к ее знаменитому сыну. Она сначала пообещала ему сделать это, но потом не выполнила своего обещания, что поставило Стейнса в крайне трудное положение.
– Выглядел он так, как будто был уже на грани, – сказал Линли. – Почти перед самой гибелью Дэвис они поспорили. Он мог бы поехать вслед за ней в Лондон. Домой он вернулся только после часа ночи.
– Но его машина не подходит, – напомнила Хейверс. – Если только у него нет второго автомобиля, на котором он и ездил в Хенли.
– Это вполне вероятно, – заметил Линли. – Или он заранее отогнал его туда, на всякий случай. В любом случае, Хейверс, у кого-то был доступ ко второму транспортному средству помимо зарегистрированного.
Затем они принялись за многоименного Дж. В. Пичли, основного подозреваемого в глазах Хейверс.
– Какого черта его адрес делал в сумочке Юджинии Дэвис? – хотела она знать. – Почему она ехала на встречу с ним? Стейнс говорит, что, по ее словам, произошло что-то важное, что изменило ее планы. Может ли это иметь отношение к Пичли?
– Может, но беда в том, что до сего момента нам не удалось установить никаких контактов между ними. Ни телефонного звонка, ни электронного сообщения…
– Они могли воспользоваться обычной почтой.
– Тогда как она нашла его?
– Так же, как нашла его я, инспектор. Она могла помнить, что однажды он менял имя, и предположила, что он мог сделать это еще раз.
– Допустим. Но зачем она договорилась о встрече с ним?
Хейверс уже предлагала несколько возможных объяснений, но решила не повторяться и выдвинула новую теорию:
– Может, это он попросил ее о встрече после того, как она вычислила его. И связалась с ним, потому что… – Хейверс запнулась, выбирая наиболее вероятную из возможных причин, – потому что Катю Вольф выпустили из-за решетки. Если они все вместе подставили ее, то после ее освобождения им пришлось бы спланировать дальнейшие действия, верно? О том, что делать, если она объявится у них на пороге.
– Мы снова вернулись к нашему камню преткновения, Хейверс. Целый дом обманом упрятывает девушку за решетку, а она даже слова не вымолвила, чтобы хоть как-то защититься. Почему?
– Из страха, что они могут с ней что-нибудь сделать? Дедуля Дэвис, по их воспоминаниям, настоящий маньяк. Он мог запугать ее чем-нибудь. Допустим, сказал ей: «Или ты играешь в нашу игру, или мы всему свету расскажем…» – Хейверс обдумала новый вариант, но вынуждена была отказаться от него. – Что расскажем? Что она забеременела? Ну и что? Как будто в тот момент это имело какое-то значение! Все равно ее беременность впоследствии выплыла наружу.
Линли поднял руку, останавливая Хейверс.
– Подождите-ка. По-моему, в ваших словах что-то есть, Барбара. Он мог вот что сказать: «Или ты играешь в нашу игру, или мы расскажем, кто отец твоего ребенка».
– Опять же – ну и что?
– Может быть, и ничего, – не сдавался Линли, – а может быть, всему миру все равно, кто отец ребенка, а Юджинии Дэвис – нет.
– Ричард?
– История знает немало примеров, когда хозяин дома проявлял известный интерес к няне своего ребенка.
– А кстати, не мог ли это сделать сам Ричард? – вдруг осенило Хейверс. – Не он ли сбил Юджинию?
– Мотив и алиби, – тут же возразил Линли. – Первое отсутствует, а второе как раз в наличии. Зато про Рафаэля Робсона можно сказать прямо противоположное.
– Но в таком случае при чем тут Уэбберли? Честно говоря, я не очень понимаю, как он вяжется со всей этой историей.
– Наезд на него можно объяснить, только если убийцей была Катя Вольф. И это приводит нас к первому преступлению – к убийству Сони Дэвис. А это, в свою очередь, ведет к группе людей, которые оказались вовлечены в последовавшее за убийством расследование.
– Возможно, кто-то специально подстраивает все так, чтобы казалось, будто происходящее имеет отношение к тому времени. Согласитесь со мной, сэр, что существует куда более глубокая связь – романтические отношения между Уэбберли и Юджинией Дэвис. И тогда логика указывает на Ричарда. На Ричарда или на Фрэнсис Уэбберли.
Линли не хотел думать о Фрэнсис, поэтому он сказал:
– Или на Гидеона, который винит Уэбберли за распад брака родителей.
– Слабовато.
– Но с ним не все в порядке, Хейверс. Вы бы увидели это, если бы встретились с ним. Кстати, у него тоже нет алиби: он говорит, что был в тот вечер один дома.
– Где был его отец?
Линли еще раз сверился с записями:
– Со своей невестой. Она подтверждает.
– Однако если причина убийств – связь между Уэбберли и Юджинией, то у Ричарда куда более сильный мотив, чем у Гидеона.
– Хм. Да. С этим я соглашусь. Но даже если принять, будто это он переехал бывшую жену и сбил Уэбберли, то остается очень интересный вопрос: почему он ждал столько лет?
– Он был вынужден ждать. Катю Вольф отпустили только недавно. Он правильно рассудил, что она станет нашей первой подозреваемой.
– Долго же он носился со своей неутоленной ревностью!
– Тогда, может быть, это какая-то новая, недавняя ревность.
– Недавняя… Вы предполагаете, что он влюбился в нее во второй раз? – Линли помолчал, взвешивая новую версию. – Хорошо. На мой взгляд, это маловероятно, но давайте обсудим и такую возможность. Допустим, его любовь к бывшей жене чудесным образом возрождается. Начнем с их развода.
– Да, она бросила его, и его сердце было разбито, – подхватила Хейверс.
– Точно. Затем у Гидеона возникают проблемы со скрипкой. Его мать читает про это в газетах или слышит от Робсона. Она впервые за много лет связывается с Ричардом.
– Они часто говорят по телефону. Они вспоминают прошлое. Ему кажется, что у них назревает ренессанс отношений, и он вспыхивает как спичка…
– Правда, нам приходится закрыть глаза на существование невесты в лице Джил Фостер, – вспомнил Линли.
– Подождите, инспектор. Ричард и Юджиния говорят о Гидеоне. Они говорят о былых временах, об их браке, о чем угодно. Все, что он когда-то чувствовал к ней, оживает. Он готов перейти к действиям и вдруг обнаруживает, что у него есть соперник – Уайли.
– Не Уайли, – поправляет ее Линли. – Майор слишком стар. Дэвис не воспринял бы его как серьезного противника. Кроме того, сам Уайли говорил, что Юджиния собиралась рассказать ему что-то важное. Так она и сказала ему. Однако три ночи назад у нее не было желания говорить об этом…
– Так как она направлялась в Лондон, – закончила Хейверс. – На Кредитон-хилл.
– К Пичли-Пичфорду-Пичесу, – сказал Линли. – Конец – это всегда начало, вы никогда не задумывались над этим парадоксом?
И тут он нашел в своем блокноте информацию, которая все это время находилась у него перед носом и только и ждала, когда на нее обратят внимание и верно интерпретируют.
– Стойте! – воскликнул Линли. – Когда я заговорил о том, что у Юджинии может быть мужчина, Дэвис сразу же назвал Пичеса. Именно эту фамилию. Без капли сомнения в голосе. Я так и записал с его слов – Пичес.
– Пичес? – спросила Хейверс. – Нет. Он не мог назвать его так, инспектор. Это не…
Зазвонил мобильный телефон Линли. Он схватил его со стола и поднял указательный палец, показывая, чтобы Хейверс обождала немного. Она нетерпеливо постучала сигаретой о край пепельницы, стряхивая пепел, и спросила:
– Когда именно вы разговаривали с Дэвисом, инспектор?
Линли отмахнулся от нее, нажал на кнопку «соединение» на телефоне и произнес:
– Слушаю.
Звонок исходил от старшего инспектора Лича.
– У нас еще одна жертва, – сообщил он.
Уинстон Нката прочитал вывеску «Тюрьма ее величества “Холлоуэй”» и с особой остротой осознал тот факт, что если бы его жизнь пошла бы слегка иным путем, если бы его мама не упала в обморок при виде сына с тридцатью четырьмя швами на лице, стягивающими ужасную рану, то сейчас он мог бы проводить свои дни в одном из подобных заведений. Не именно в этом, потому что здесь держат только женщин, но в очень похожем. В тюрьме «Скрабс», например, или «Дартмур», или «Вилль». Не умея строить жизнь на свободе, он бы отбывал срок за решеткой.
Но его мама упала в обморок. Она пробормотала: «О, золотко мое» – и скользнула на пол, как будто ее ноги вдруг превратились в желе. И когда он увидел, как она лежит на полу травмпункта с тюрбаном, сбившимся на сторону, отчего стало заметно, что она почти седая, – это заставило юного Уинстона наконец воспринять ее не как неодолимую силу, а как живого человека, как женщину, родившую его, которая любит его и хочет им гордиться. Это и стало поворотным моментом в его жизни.
А ведь такого момента могло и не случиться. Вместо матери за ним мог приехать отец, который швырнул бы его на заднее сиденье автомобиля, демонстрируя в полной мере свое отвращение, безусловно заслуженное сыном, и результат был бы совсем иным. Молодой Уинстон мог почувствовать необходимость доказать, что ему наплевать на отцовское разочарование, а доказать это он мог бы, разжигая давнюю вражду банды «Брикстонских воинов» против меньшей по размеру «Крови Лонгборо» в борьбе за присоединение к своей территории куска земли под названием Уиндмил-гарденс. Но за ним приехала мама, и поворотный момент в его жизни случился, изменив навсегда течение событий. В результате чего он и оказался возле каменной громады тюрьмы «Холлоуэй», внутри которой Катя Вольф встретила и Ясмин Эдвардс, и Норин Маккей.