И все же Человек-Язык беспокоился. Это очевидно. Он может обманывать себя, говоря, что это не так. Он может попытаться отвлечься, отпроситься с работы, сославшись на простуду, и посидеть в Сети несколько часов, посвятив их эротическим фантазиям с абсолютно незнакомыми ему людьми. Но его тело не может лгать, когда в душе поселилась тревога. Тот факт, что в ответ на вопрос: «И что бы ты сделал, если бы мы встретились?» – он не испытывает никакой физической реакции, говорит сам за себя.
Он напечатал: «Ты не скоро забудешь о нашей встрече».
В ответ высветилось: «Какой ты стеснительный сегодня. Давай-ка поподробнее».
Поподробнее, задумался он. Ну да, именно. Что бы он сделал? Он постарался расслабиться. Пусть мысли текут свободно. Он ведь умеет это делать. Он мастер таких подробностей. А она – такая же, какими были все остальные: в годах и жаждет услышать, что в ней все еще что-то есть.
Он набрал уклончивый ответ: «Где тебя полизать?», надеясь переложить работу на нее.
Она не поддалась: «Эй, это нечестно. Или ты только говорить мастак?»
Сегодня он не мог даже говорить, признался себе Человек-Язык, и она это тоже довольно быстро поймет, если они еще немного пообщаются в том же ключе. Пожалуй, самое время изобразить оскорбленное достоинство. Пора распрощаться с Пламенной Леди до тех пор, пока он не придет в нормальное состояние.
Он напечатал: «Если ты так считаешь, то всего хорошего» – и вышел из чата. Пусть дамочка потомится в собственном соку денек-другой.
Перед тем как отодвинуть от себя клавиатуру, он проверил, как обстоят дела на фондовой бирже, а потом крутанулся на кресле и вышел из кабинета. В кухне стеклянный кувшин кофеварки предложил ему остатки кофе. Человек-Язык вылил кофе в чашку и вдохнул головокружительный аромат. Кофе он любил – черный, крепкий и горький. Совсем как жизнь, подумалось ему.
Неожиданно для себя он невесело хохотнул. В событиях последних двенадцати часов была какая-то ирония, и он был уверен, что если подумает как следует, то обязательно поймет, в чем заключается эта ирония. Но в данный момент он не желал об этом думать. Пока Хэмпстедский отдел по расследованию убийств дышит ему в затылок, он должен сохранять спокойствие и выдержку. В этом-то и состоит секрет его жизни – выдержка. Выдержка перед лицом напасти, перед лицом триумфа, перед лицом…
За кухонным окном что-то мелькнуло. Встревоженный, Человек-Язык выглянул в окно и увидел двух просто одетых, небритых мужчин. Они стояли посреди его садика на заднем дворе. Попали они сюда, очевидно, из парка, который простирался за дворами почти всех домов с восточной стороны Кредитон-хилл. Поскольку между его владениями и парком забора не было, незваные посетители вряд ли испытали особые трудности, чтобы попасть сюда. Придется подумать о заборе.
Двое пришельцев заметили, что он смотрит на них, и одновременно ткнули друг друга локтями. Один из них крикнул:
– Открывай, Джей! Давненько не виделись!
А другой добавил со злорадной ухмылкой:
– Для разнообразия на этот раз мы решили зайти с черного хода.
Человек-Язык выругался. Сначала тело на дороге, затем его «бокстер» забирает полиция, потом и самому пришлось с ними пообщаться. А теперь еще и это. Уже казалось: хуже некуда, а вот поди ж ты. Всегда будь готов к тому, что плохая ситуация может стать еще хуже, сказал он себе и пошел в гостиную открывать стеклянную дверь, ведущую в сад.
– Робби, Брент, – поприветствовал он мужчин таким тоном, будто последний раз встречался с ними на прошлой неделе. На улице было свежо, и оба они нахохлились, притопывали ногами и выпускали белые клубы пара, что придавало им сходство с двумя быками, ждущими выхода матадора. – В чем дело?
– Не пригласишь нас в дом? – спросил Робби. – Не самая подходящая погодка для беседы в саду.
Человек-Язык вздохнул. Каждый раз, когда ему казалось, что он сделал шаг вперед, тут же что-нибудь отталкивало его на два шага назад. Он буркнул:
– А в чем дело?
На самом деле он хотел спросить: «Как вы нашли меня на этот раз?»
Брент хмыкнул:
– Дело обычное, Джей, – но ему хотя бы достало совести изобразить на лице смущение.
Ну а Робби не таков. За ним нужен глаз да глаз. Всегда был таким, таким и останется. Он родную бабушку швырнет под автобус, если решит, что ему это выгодно. Человек-Язык знал, что от этого типа он никогда не дождется ни чуткости, ни уважения, ни сочувствия.
– Улица перекрыта. – Робби махнул рукой куда-то в сторону входной двери. – Что-то случилось?
– Вчера ночью здесь сбили женщину.
– А-а. – Судя по интонации, для Робби эта информация не была новостью. – И поэтому ты сегодня не пошел на работу?
– Иногда я работаю дома. Я уже говорил тебе.
– Угу, может, и говорил. Но когда это было? Столько воды утекло.
Он не стал рассказывать, что именно произошло с той последней встречи: сколько усилий и времени они с Брентом потратили на то, чтобы отыскать этот дом. Человек-Язык и сам догадывался. Вместо этого Робби сказал:
– А в твоем офисе мне сказали, что ты велел отменить все встречи на сегодня, потому что плохо себя чувствуешь. Говорят, у тебя то ли грипп, то ли простуда. Брент, скажи.
– Вы говорили с… – Человек-Язык оборвал себя на полуслове. Именно такой реакции Робби и добивается от него. Сдержав ярость, он продолжил: – Я думал, мы договорились об этом. Я просил вас не разговаривать ни с кем, кроме меня, когда вы звоните мне на работу. Я дал вам свой личный номер. Нет никакой необходимости говорить с моим секретарем.
– Ты слишком многого просишь, – пожал плечами Робби. – Скажи, Брент.
Последние слова предназначались для того, чтобы напомнить этому последнему – обладавшему куда более скромными умственными способностями – о том, на чьей он должен быть стороне.
Брент послушно закивал:
– Точно. Так ты пригласишь нас в дом, Джей, или что? Холод собачий.
Робби добавил будто мимоходом:
– В конце улицы толкутся три парня из желтой прессы. Ты знаешь об этом, Джей? Что происходит?
Человек-Язык снова проклял все на свете и отошел от двери. Двое мужчин на улице рассмеялись, ударили друг друга по рукам, пересекли мощеный дворик и поднялись по ступеням в дом.
– Обратите внимание на решетку перед дверью. Она для того, чтобы ноги вытирать, – указал им Человек-Язык. Вчерашний дождь превратил в болото участок земли между парком и жилыми домами. Робби и Брент, пересекшие этот участок, походили на свинопасов. – У меня тут ковер.
– Сними-ка свои боты, Брент, – не стал возражать Робби. – Как тебе такая идея, а, Джей? Мы оставим обувь на крыльце. Мы с Брентом знаем, как ведут себя приличные гости.
– Приличные гости ждут, когда их пригласят.
– Давай-ка не будем цепляться друг к другу из-за таких мелочей.
Оба посетителя вошли внутрь, и в гостиной сразу не осталось свободного места, такими огромными они были. Хотя пока они ни разу не использовали свое преимущество в размере, Человек-Язык не сомневался, что они не раздумывая прибегнут к любым мерам, лишь бы подчинить его своей воле.
– Чего ждут эти журналисты? – спросил Робби. – Насколько я знаю, таблоиды интересуются только чем-нибудь горячим.
– Ага, – поддакнул Брент и нагнулся к шкафчику с фарфором, чтобы посмотреться в застекленную дверцу как в зеркало. – Чем-нибудь горячим, Джей.
Он потрогал дверцу шкафчика.
– Осторожнее! Это антиквариат.
– В общем, странно выглядели эти парни, что болтались за полицейским заграждением, – продолжал Робби. – Короче, мы перекинулись с ними парой слов, да, Брент?
– Ага. Парой слов перекинулись. – Брент открыл шкафчик и вынул фарфоровую чашку. – Красивая. Она старая, да, Джей?
– Хватит, Брент.
– Он задал тебе вопрос, Джей.
– Ладно. Да, она старая. Начало девятнадцатого века. Если ты собираешься разбить ее, то сделай это поскорее, не играй на моих нервах, хорошо?
Робби хмыкнул. Брент тоже ухмыльнулся и поставил чашку на место, а потом закрыл шкафчик с осторожностью, достойной нейрохирурга, делающего операцию на мозге.
Робби сказал:
– Один из этих журналистов сказал, что копов интересует кто-то из местных. Ему сообщил какой-то знакомый в участке, что мертвая дамочка имела при себе здешний адрес. Но сам адрес нам не сказал. А может, и сам не знал. Или подумал, что мы работаем на его конкурентов.
Человек-Язык подумал, что такое никому и в голову не придет, стоит взглянуть на два этих чучела. Однако он догадывался, к чему клонит Робби, и собрался с духом перед неизбежным.
– Эти таблоиды, – покачал головой Робби. – Они много разного могут раскопать, если их не остановить.
– Ага. Много разного, – согласился Брент. И потом вдруг сказал совсем другим тоном, как будто на секунду вышел из роли подпевалы, которую играл по приказу Робби: – Наша мойка. Надо влить в нее немного бабла.
– Я же «вливал» полгода назад.
– Ну да. Но то было тогда, весной. А сейчас у нас мертвый сезон. Да тут еще такое… дело… ну, ты знаешь.
Брент глянул на Робби.
И вот тогда все стало на свои места.
– Вы взяли кредит под залог бизнеса? – спросил Человек-Язык. – Что на этот раз? Лошади? Собаки? Карты? Я не собираюсь…
– Эй, эй, послушай! – Робби сделал шаг вперед, словно желая подчеркнуть свое преимущество в росте и весе. – Ты должен нам, приятель. Кто тебе помог? Кто устроил нахлобучку всем тем писакам, что шептались у тебя за спиной? Брент даже руку сломал из-за тебя, а я…
– Я знаю, Роб.
– Хорошо. Тогда выслушай нас, о’кей? Нам нужна зелень, и нужна сегодня, а если у тебя с этим проблемы, то говори сразу.
Человек-Язык перевел взгляд с одного незваного гостя на другого и увидел, как перед ним раскатывается его будущее – бесконечный ковер с повторяющимся рисунком. Он снова продаст дом, найдет новое место, устроится, может, даже поменяет работу… и все равно они отыщут его. А отыскав, прибегнут к тому же маневру, который использовали с успехом столько лет. Вот как все будет. Они считали, что он им должен. И они никогда об этом не забудут.