Последствия романа с Джонатоном на время подорвали ее веру в возможность достижения супружеского и материнского идеала. Но с появлением в ее жизни Ричарда она быстро сообразила, что эти две цели, столь долго не дававшиеся ей, наконец-то обрели реальные очертания. В мире ее бабушек и дедушек, если не в мире ее родителей, тот факт, что они с Ричардом стали любовниками прежде, чем дали друг другу формальные обеты, был бы непростительной глупостью. И даже сегодня доживали свой век с дюжину тетушек, которые, спроси Джил у них совета, настойчиво рекомендовали бы ей дождаться кольца, церковных колоколов и конфетти и только потом завязывать интимные отношения с женихом или хотя бы принимать так называемые меры предосторожности, пока сделка между мужчиной и женщиной не будет подписана и зарегистрирована должным образом. Однако искренние ухаживания Ричарда, последовавшие за неспособностью Джонатона оставить жену, одновременно и польстили Джил, и стали важным этапом в ее жизни. Желание Ричарда обладать ею возбудило соответствующее желание в ней, и она с глубокой благодарностью отдалась этому чувству, поскольку после Джонатона ей стало казаться, будто никогда уже она не испытает острого голода по мужчине.
А этот голод, как узнала Джил, ведет к оплодотворению. Вероятно, в ней говорил голос тела, которому оставалось уже не так много времени, чтобы зачать ребенка: каждый раз, когда они с Ричардом занимались любовью в те первые месяцы, она стремилась вобрать его как можно глубже в себя, словно только такое проникновение обеспечивало зарождение новой жизни.
Поэтому ей пришлось переставить местами брак и детей, но какое это имело значение? Они счастливы друг с другом, а Ричард – сама преданность.
И все-таки время от времени ее посещали сомнения – наследие обещаний и лжи Джонатона. Когда такие сомнения всплывали, Джил напоминала себе, что Ричард и Джонатон – два совершенно разных человека, но вновь и вновь эти сомнения, вызванные тенью, промелькнувшей на лице Ричарда, или его внезапным нежеланием продолжать разговор, пробуждали ее страхи, как ни уговаривала она себя, что все ее тревоги пусты и напрасны.
«Даже если Ричард не женится на мне, – убеждала она себя в худшие моменты, – то мы с Кэтрин отлично проживем и без него. У меня же есть любимая работа. А в наше время матери-одиночки перестали быть париями».
Но дело ведь не в этом, спорила с ней ее внутренняя, любящая составлять планы сущность. Задача стояла так: брак и муж. А в более широком смысле – семья, которую она сама определила как общность, состоящую из матери, отца и ребенка.
И, держа все это в уме, Джил ласково сказала Ричарду:
– Дорогой, я знаю: как только ты увидишь все своими глазами, то сразу согласишься со мной.
Они ехали на машине Ричарда из района Шепердс-Буш в Южный Кенсингтон, чтобы встретиться с агентом по недвижимости. Агенту предстояло оценить продажную стоимость квартиры Ричарда. Джил рассматривала такое развитие событий как прогресс, поскольку в Бреймар-мэншнс они просто не поместятся en famille[18] после рождения ребенка. Там было слишком тесно.
В глубине души Джил была благодарна за это дополнительное подтверждение намерений Ричарда связать себя с ней брачными узами, хотя ей было не совсем понятно, почему они не могут сделать и следующий шаг – взглянуть на один приятный дом, полностью отремонтированный, в уединенном месте, который она подыскала для них в Харроу. Осмотр дома совсем не означает, что они должны немедленно купить его, господи, вовсе нет. А поскольку свою недвижимость она пока не выставила на продажу («Давай не будем становиться бездомными одновременно», – сказал Ричард, когда она предложила сразу продать и ее квартиру), то можно было не бояться, что прямо в день осмотра они не удержатся и купят новый дом.
– Ты сможешь своими глазами увидеть, как я вижу наше совместное будущее, – говорила Джил. – А если тебе не понравится то, как я его вижу, это даже к лучшему: чем раньше я это выясню, тем больше у меня будет времени внести поправки.
Не то чтобы она на самом деле собиралась что-то менять в своем видении семейного дома. Просто придется потратить больше усилий на уговоры Ричарда и действовать с бо́льшим тактом.
– Мне не нужно смотреть на дом, чтобы понять, как ты видишь наше будущее, дорогая, – ответил ей Ричард, маневрируя на относительно свободных, с учетом времени суток, улицах. – Все современные удобства, стеклопакеты, ковровое покрытие, большой сад. – Он обернулся к ней и нежно улыбнулся. – Если я ошибся, то накормлю тебя ужином.
– Ужином ты меня накормишь в любом случае, – сказала Джил. – Если меня поставить у плиты и заставить что-то готовить, то ноги разбухнут так, что ни в какую обувь не влезут.
– И все-таки признайся: я верно представляю дом твоей мечты?
– Ну разумеется, абсолютно верно, – засмеялась она и ласково погладила пальцами его висок, где давно поселилась седина. – И если ты собираешься прочитать мне нотацию, то не стоит. Я не ездила по городу в поисках подходящего дома. В Харроу меня отвез агент.
– Это его обязанность, – заметил Ричард. Его рука легла на ее живот, огромный, туго обтянутый кожей, как барабан. – Ты не спишь, Кара Энн? – спросил он у их ребенка.
«Кэтрин Энн», – поправила его Джил, но лишь мысленно. Ричард только-только отошел от тяжелого состояния, в котором прибыл вчера в ее квартиру в Шепердс-Буше. Сейчас лучше его поберечь и не расстраивать лишний раз. И хотя спор по поводу имени ребенка ни в коем случае не мог вызвать серьезного разлада, Джил чувствовала, что после перенесенных испытаний Ричард заслуживал особого снисхождения с ее стороны.
Он не может по-прежнему любить ту женщину, уверяла она себя. В самом деле, они в разводе уже не один десяток лет. Просто он был в шоке после того, как его заставили разглядывать окровавленный труп человека, который когда-то был ему дорог. От такого любой пришел бы в шок, понятное дело. Вот если бы ее попросили опознать останки Джонатона Стюарта, разве она смогла бы остаться невозмутимой?
Рассудив таким образом, Джил решила пойти на компромисс с домом в Харроу. Она рассчитывала, что подобное проявление доброй воли с ее стороны заставит Ричарда сделать ответный шаг и тоже пойти на компромисс, но в другом вопросе. Ее следующая реплика должна была подвести Ричарда к этому.
– Ну хорошо. Сегодня мы в Харроу не поедем. Но как насчет современных удобств, Ричард? Ты не будешь против них возражать?
– Коммуникации в нормальном состоянии и двойные рамы? – уточнил он. – Ковровое покрытие по всему дому, посудомоечная машина и так далее? Ну, с этим я смогу как-нибудь смириться. При условии, что там будешь ты. А точнее, будете вы обе.
Он улыбнулся, но в глубине его глаз она разглядела что-то похожее на сожаление.
Нет, не может он до сих пор любить Юджинию, уговаривала себя Джил. Это невозможно, потому что даже если и любит, то в любом случае все кончено – она мертва. Она мертва.
– Ричард, – сказала Джил, – я тут думала о квартирах, твоей и моей. Насчет того, какую нам следует продать первой.
Он притормозил на светофоре возле станции «Ноттинг-Хилл», где непривлекательная лондонская толпа, одетая преимущественно в черное, заполонила тротуары, разнося по улицам свою долю городского мусора.
– Мне казалось, что с этим мы уже определились, – сказал Ричард.
– Ну да, так и есть. Но я еще раз все взвесила…
– И? – настороженно спросил он.
– И все-таки не понимаю, почему начать нужно с твоей квартиры, а не с моей. Ведь в моей недавно был сделан ремонт. Она полностью модернизирована. В хорошем доме. Район приличный. И она находится у меня в собственности. От ее продажи мы получим приличную сумму денег, которой хватит на первый взнос за наш новый дом. Тогда нам не придется ждать, пока мы не продадим обе наши квартиры.
– Но мы ведь уже приняли решение, – возразил Ричард. – Мы даже договорились с агентом по недвижимости…
– Встречу с ним легко можно отменить. Скажем, что передумали. Милый, посмотри правде в глаза. Твоя квартира безнадежно устарела. Она древняя, как Мафусаил. И аренда на нее истекает через пятьдесят лет. А само здание – да, оно неплохое, но когда же наконец владельцы соберутся привести его в порядок? То есть покупателя на нее нам придется ждать бог знает сколько. Месяцы.
Тогда как на мою… Ты же понимаешь, что все можно устроить гораздо проще и быстрее.
Красный свет сменился зеленым, и они возобновили движение. Ричард не отвечал, пока не повернул на Кенсингтон-Черчстрит, известную как рай для любителей антиквариата. Потом вздохнул и сказал:
– Да. Месяцы. Верно. Чтобы продать мою квартиру, могут уйти месяцы. Но мы никуда не спешим. Ты ведь не сможешь переехать сразу после рождения ребенка. То есть у нас как минимум полгода.
– Но…
– В твоем состоянии это будет невозможно, Джил. Хуже того, для тебя это обернется настоящей пыткой. И будет просто опасно.
Они миновали церковь Кармелиток и покатились по направлению к Палас-гейт и Южному Кенсингтону, пробираясь между автобусами и такси. Еще квартал, и Ричард повернул автомобиль в Корнуэл-гарденс.
– Ты нервничаешь, дорогая? Ты почти ничего не рассказала мне о своем самочувствии. Я, конечно, был занят своими мыслями – сначала Гидеон, потом… потом еще это дело. Прости, что не уделял тебе достаточно внимания. Поверь, я осознаю это.
– Ричард, я отлично понимаю, что тебя беспокоит состояние Гидеона. Я вовсе не ожидаю, что ты будешь думать только…
– Я думаю только об одном: что я обожаю тебя, что ты скоро рожаешь и что нам надо устраивать нашу дальнейшую – совместную – жизнь. И если ты пожелаешь чаще видеть меня у себя в Шепердс-Буше в последние дни перед родами, я счастлив буду выполнить это желание.
– Ты и так ночуешь у меня почти постоянно. Разве можно просить о чем-то большем?
Включив заднюю передачу, Ричард припарковал машину ярдах в тридцати от Бреймар-мэншнс, после чего заглушил двигатель и повернулся к Джил.