– Немного детективной работы.
– Это же твоя сфера, а не моя.
– Здесь требуется определенная деликатность.
Сент-Джеймс знал друга двадцать с лишним лет и поэтому не мог не услышать то, что осталось недосказанным. Он тут же спросил:
– Мы идем по тонкому льду, Томми?
Линли честно ответил:
– В данном случае единственного числа достаточно. Ты чист. То есть если решишь помочь мне.
– Ты меня успокоил, – сухо произнес Сент-Джеймс. – Только почему мне видится неприятная картина: будто я сижу на скамье подсудимых или стою на свидетельской трибуне, но в любом случае потею, как толстяк в Майами?
– Просто ты привык честно играть. Качество, которое я высоко ценю в тебе, кстати, если не упоминал об этом раньше. Однако при работе с криминальными элементами оно довольно быстро выветривается.
– То есть компьютер имеет отношение к какому-то твоему делу? – спросил Сент-Джеймс.
– Я этого не говорил.
Сент-Джеймс задумчиво теребил верхнюю губу, глядя на параллелепипед системного блока. Он более или менее представляет себе, что должен был бы сделать Линли с этим компьютером. Но вот почему он так не поступил… Благоразумнее будет не спрашивать его об этом. Сент-Джеймс с шумом втянул в себя воздух и медленно выдохнул, неодобрительно покачивая головой, что шло вразрез с его последующими словами:
– Что тебе нужно?
– Все связанное с Интернетом. Особенно ее электронная почта.
– Ее?
– Да. Ее. Вполне возможно, что в прошлом она получала послания от виртуального казановы, который величает себя Человеком-Языком…
– Боже праведный!
– …но когда мы включали компьютер в ее кабинете, то ничего подобного не нашли.
Линли сообщил Сент-Джеймсу пароль Юджинии Дэвис, и тот вырвал из толстого блокнота страничку и записал пароль на бумаге.
– Помимо этого Человека-Языка нужно ли искать что-нибудь еще?
– Нужно искать все, что она делала в Интернете, Саймон. Входящая корреспонденция, исходящая, сайты, которые она посещала. В общем, все, что она делала, подключаясь к Сети. Ведь это возможно?
– Обычно – да. Но ты, наверное, догадываешься, что все то же самое, только гораздо быстрее, сделал бы для тебя специалист из Скотленд-Ярда, не говоря уже о судебном постановлении, без которого ты ничего не добьешься от интернет-провайдера.
– Да. Я знаю.
– Отсюда я заключаю, что ты подозреваешь здесь наличие чего-то такого… – Он положил ладонь на системный блок. – Такого, что поставит кого-то в неловкое положение, и ты бы предпочел избавить этого «кого-то» от любых подобных неловкостей. Угадал?
Линли бесстрастно подтвердил:
– Все точно.
– Надеюсь, речь не о тебе самом?
– Господи, Саймон! Разумеется, нет.
Сент-Джеймс кивнул.
– Рад это слышать. – На его лице промелькнуло смущение, и он наклонил голову якобы для того, чтобы потереть шею. – Так значит, у вас с Хелен все в порядке? – с явным усилием произнес он.
Линли понимал логику его рассуждения. Загадочная «она», системный блок на руках у Линли, неизвестное лицо, которое окажется в неудобном положении, если его электронный адрес всплывет в переписке на компьютере Юджинии Дэвис… Все вместе складывалось в нечто противозаконное, а давнишнее знакомство Сент-Джеймса с женой Линли (он ведь знал ее с восемнадцати лет) заставляло Саймона беспокоиться о благополучии Хелен больше, чем полагается ее работодателю.
Линли поторопился успокоить его:
– Саймон, это не имеет никакого отношения ни к Хелен, ни ко мне. Даю тебе слово. Ну так что, ты поможешь мне?
– С тебя причитается, Томми.
– Требуй все, что угодно. Хотя ты так часто выручаешь меня, что я по уши в долгу перед тобой. Даже подумываю переписать на тебя все свои земли в Корнуэлле и расплатиться одним махом.
– Соблазнительное предложение, – улыбнулся Сент-Джеймс. – Всегда мечтал стать помещиком.
– Так ты посмотришь компьютер?
– Ладно. Только земли все же оставь себе. А то твои многочисленные предки начнут кувыркаться в могилах.
Еще до того как она открыла рот, детектив-констебль Уинстон Нката понял, что эта женщина – Катя Вольф, но он не смог бы объяснить, как догадался об этом. У нее был ключ от квартиры, верно, и в принципе уже это помогало идентифицировать ее как одну из двух зарегистрированных по данному адресу женщин (перед этим визитом Уинстон Нката собрал из всех доступных ему источников сведения об адресе проживания и месте работы Кати Вольф). Но и кроме ключа, открывающего замок, было в ней нечто такое, что сразу подсказало Нкате, кого он видит перед собой. В ее осанке чувствовалась настороженность, как у человека, который не доверяет никому на свете, а на лице не проступало ни единой эмоции – с такими лицами приучаются жить заключенные, чтобы не привлекать к себе внимания.
Она остановилась в дверном проеме, и ее взгляд метнулся от Ясмин Эдвардс к Нкате и обратно к Ясмин, где и задержался.
– Я не вовремя, Яс? – спросила она хриплым голосом, в котором Нката, к своему удивлению, уловил лишь намек на немецкий акцент.
Впрочем, конечно, к этому моменту она провела в стране более двадцати лет. И в ее окружении не было соотечественников.
Ясмин ответила:
– Это полиция. Детектив-констебль. Его зовут Нката.
Тело Кати Вольф мгновенно отреагировало на эти слова легким, почти неуловимым напряжением, практически незаметным для человека, не рожденного, подобно Нкате, в районе активной деятельности уличных банд.
Катя сняла пальто – вишнево-красное – и серую шапочку с полоской того же цвета, что и пальто. Под верхней одеждой обнаружился небесно-голубой свитер, на вид кашемировый, но поношенный и истертый на локтях почти до толщины листа бумаги, и светло-серые брюки из гладкого материала, поблескивающего в свете лампы серебром.
Она спросила у Ясмин:
– Где Дэн?
Ясмин махнула рукой в сторону ванной комнаты:
– Стирает парики.
– А этот парень? – Катя подбородком указала на Нкату.
Уинстон воспользовался этой репликой, чтобы взять ход беседы в свои руки.
– Вы Катя Вольф?
Она не ответила и молча прошла в ванную поздороваться с сыном Ясмин. Тот, по локоть в мыльной пене, оглянулся на нее через плечо, затем посмотрел дальше, в гостиную, и успел обменяться коротким взглядом с Нкатой, но ничего не сказал. Катя закрыла дверь ванной и прошествовала широким шагом к старому гарнитуру мягкой мебели, составлявшему всю обстановку гостиной. Она села на диван, открыла пачку «Данхилла», лежащую на низком столике, и щелчком выбила сигарету. Затем взяла в руки телевизионный пульт и уже собралась включить телевизор, когда Ясмин окликнула ее по имени, но не просительно, а будто предупреждая о чем-то.
И Нката вдруг обнаружил, что хочет лучше узнать Ясмин Эдвардс, чтобы понять ее саму, понять ситуацию, сложившуюся здесь, в Кеннингтоне, понять ее сына и отношения между двумя женщинами. Он уже отметил тот факт, что она красавица. Но с ее гневом ему еще предстояло разобраться, как и с ее страхами, которые она так отчаянно пыталась скрыть. Ему хотелось сказать: «Тебе нечего бояться, девочка», но он понимал всю глупость такого поступка.
Он обратился к Кате Вольф:
– В прачечной на Кеннингтон-Хай-стрит мне сказали, что сегодня вас не было на работе.
– Я плохо чувствовала себя утром, а точнее, весь день, – ответила Катя. – А сейчас вернулась из аптеки. Это, по-моему, не преступление.
Она затянулась сигаретой и вызывающе уставилась на него.
Нката заметил, что Ясмин тревожно наблюдает за ними обоими. Она сцепила руки перед собой, на уровне лобка, словно пряча свою принадлежность к женскому полу.
– А в аптеку вы ездили на машине? – спросил он Катю.
– Да. Ну и что?
– То есть у вас есть автомобиль?
Катя пожала плечами:
– А в чем дело? Вы пришли с просьбой, чтобы я отвезла вас куда-нибудь?
Ее английский был почти безупречен, отметил про себя Нката, такой нынче редко услышишь. Речь Кати Вольф производила не меньшее впечатление, чем сама женщина.
– Так есть ли у вас автомобиль, мисс Вольф? – терпеливо повторил он.
– Нет. Условно-освобожденных не обеспечивают личным транспортом. И это очень жаль, должна вам сказать. Властям следовало позаботиться бы хотя бы о тех, кто сидел за вооруженное ограбление. Будущее этих грабителей представляется мне весьма мрачным, ведь им придется скрываться с места преступления на своих двоих. Что уж тут говорить обо мне… – Она стряхнула пепел с сигареты, постучав ею о край керамической пепельницы, выполненной в форме тыквы. – Машина не является необходимостью для тех, кто работает в прачечной. Им достаточно лишь обладать терпимостью к бесконечной скуке и невыносимой жаре.
– Так значит, вы ездили не на своей машине?
Пока Нката задавал этот вопрос, Ясмин пересекла комнату и села рядом с Катей на диван. Она сложила лежащие на кофейном столике журналы и газеты в две аккуратные стопки. Закончив с этим, она положила руку Кате на колено, глядя на Нкату через невидимую границу, проведенную ею столь же явно, как если бы она нарисовала ее мелом на ковре.
– Чего ты хочешь от нас, легавый? – спросила она. – Говори или уходи.
– А у вас есть машина? – спросил ее Нката.
– И что с того?
– Я бы хотел взглянуть на нее.
Теперь в диалог вмешалась Катя:
– Зачем? И вообще, с кем вы хотели поговорить, констебль, со мной или с Ясмин?
– К этому мы еще вернемся, – сказал Нката. – Где машина?
Обе женщины на секунду замолчали, и во время этой паузы возобновившийся шум воды поведал всем, что Дэн приступил к полосканию париков. Первой нарушила молчание Катя, сделав это с уверенностью человека, который два десятилетия провел, изучая свои права при общении с полицией:
– У вас есть ордер? И если есть, то на что именно?
– Не думал, что мне понадобится ордер, чтобы просто поговорить.
– Поговорить о машине Ясмин?
– Машине миссис Эдвардс? Ага. Понятно. Так где она?