Двери лифта разъезжаются и я захожу в кабину.
— Зачем нам на крышу?
— Я не хочу, чтобы наш разговор слышали дети, — нажимаю кнопку последнего этажа и достаю ключи от двери, что ведет на крышу жилого комплекса.
— Так они поэтому были на улице? — Диана на носочках заходит за мной в лифт. — У вас и с Анфисой был серьезный разговор?
Я, правда, был готов на те отношения, в которых не было и не будет яркий эмоций? Не будет даже дикого гнева с ревностью?
— Я подозревала, что этот вечер будет для всех нас непростым, — Диана печально смотрит перед собой. — Конечно, к истерикам детей можно быть готовыми, но Анфиса… Взяла и убежала.
Не отрываю взгляда от табло, на котором меняются цифры.
— Она в такой важный момент по сути самоустранилась, — продолжает Диана, решив, что мое молчание — знак согласия, — ладно Борька. Она мальчик уже взрослый. А Афинка же крошечка. Оставить ее?
Вздыхает:
— Но творческие люди все такие. У них ветер в голове, поэтому с ними сложно.
Сложно, да, но в то же время рядом с Анфисой много жизни и эмоций. Не зря же к таким людям вечно все тянутся. Тянутся и обжигаются. И вновь тянутся.
Про таких женщин и говорят, что они — наказание и проклятие для мужчины.
— Я попыталась ей сказать, что сегодня у нас важный момент, но она, видимо, так не считает…
Лифт останавливается, двери разъезжаются в стороны, и я выхожу:
— Идем.
Глава 51. Хорошая новость
— Надеюсь, ты не решил меня скинуть с крыши, — смеется Диана, когда мы выходим на крышу, — ты же не маньяк, Герман.
Я закрываю дверь.
Шутки у Дианы никакие.
Они не вызывают смеха, но и раздражения тоже. На такие шутки можно улыбнуться и забыть.
— Просто тут небо красивое, — поднимаю лицо и щурюсь на тяжелые облака, сквозь которые кое-где пробивается солнце.
— Да, красивое, — неуверенно отвечает Диана, и я понимаю, что ей все равно на облака и золотые полосы солнечного неба.
Это с Анфисой мы шастали по крышам и устраивали молчаливые созерцательные пикники.
Смотрели на небо и наслаждались варениками с вишней. Да, на крыши Анфиса всегда брала вареники с вишней в прозрачном пластиковом контейнере.
Не знаю почему.
Наверное, потому что она немного безумная.
— Герман, — Диана вновь подает голос, — что случилось?
Отец не одобрил мой выбор жены. Он не был рьяно против, но сказал мне, что Анфиса не та женщина, с которой стоит вступать в брак и строить семью, и после нашего развода он сказал:
— Я же говорил, что вы разведетесь, но вы, надо признать, долго продержались.
— Герман?
— Диана, между мной и Анфисой сегодня кое-что произошло, — смотрю на облако, которое похоже на толстую круглую лошадь с пятью ногами.
Диана напряженно молчит.
— Я ее поцеловал, — признаюсь я.
— Что? — недоуменно переспрашивает Диана.
— Я ее поцеловал, — перевожу на нее спокойный и отстраненный взгляд. — Афинка бы сейчас показала, как я это сделал, но пусть она с Борей громит его комнату.
Молчание.
Приподнимает бровь:
— Ты сейчас серьезно?
— Да, — киваю. — И нас застукала Афина. Теперь будет всем рассказывать и показывать, как мама и папа целовались. Вероятно, потом нас вызовут в детский садик на серьезный разговор.
— Она поэтому сбежала? — Диана все же повышает голос и придает голосу нотки возмущения. Усмехается. — И она еще мне в глаза смела смотреть!
Отступает.
Уйдет? Или она понимает, что я не побегу за ней и в ее решении обидеться я ее поддержу?
Она прекрасно знает, что у нее нет такой роскоши, как психовать, кричать и мотать мне нервы ревностью, которая соткана из нежелания терять денежного мужика.
— Ты не мог, — шепчет она и крепко сжимает ручки сумки. — Ты…
— Мог, — пожимаю плечами.
Нет, не сбежит.
Диана сейчас в очень затруднительном положении. Она должна показать мне возмущение, ведь мы с ней состоим в серьезных отношениях, которые привели к разговору о том, что мы съезжаемся, но в то же время ей нельзя перегнуть палку.
— Я подозревала, что Анфиса начнет тебя провоцировать, Герман, — говорит Диана. — У вас с ней были сложные отношения… Ты ее любил…
— У нас ничего не получится, Ди, — равнодушно перебиваю я ее. — Я думал, что ты — то, что мне нужно, но это не так.
Диана поджимает губы. Раздумывает над тем, что сказать. Одна секунда, две секунды, три, и она зло шепчет:
— Она так и не даст тебе ни с кем быть, Герман.
— Да, — соглашаюсь я, — потому что я должен быть с ней.
— Это нездоровые созависимые отношения! — Диана переходит к терминам из психологии. — Ты это не понимаешь? Она сейчас тебя поманила, а потом опять оттолкнет. Такие люди не меняются, Герман.
— Послушай, — я игнорирую ее гневную тираду. — Я согласен, я потратил твое время, пообещал то, чего не смогу тебе дать. Мне жаль.
Диана хмурится и в негодовании повторяет:
— Жаль? Прекрасно! Бывшая жена поманила пальчиком, а ты и рад?
Я хочу, чтобы Диана ушла и оставила сейчас на минут пять наедине с низкими облаками, которые успели расступиться и обнажить голубое небо.
— Опять начнешь бегать за ней?
— Ты еще встретишь достойного мужчину, который полюбит тебя, Ди, и которого ты полюбишь.
— Она тебя не любит! — рявкает Диана, и ее окрик уносит ветер. Замолкает в ожидании, что я соглашусь с ней, а потом усмехается, — это просто смешно.
— Возможно, — соглашаюсь я.
Диана смотрит в сторону, смеется и переводит на меня взгляд:
— Герман, я понимаю, она — яркая женщина, — перекидывает сучку на плечо. — Она — та самая женщина-беда, которая умеет всеми манипулировать. Она просто задурила тебе голову. Что она тебе такого сказала?
Вот уж точно, женщина-беда.
И ведь ей самой больно от того, что она не может определиться и что в ней из-за милой Дианы проснулась ревность, которая требует, чтобы я был один и всегда рядом.
Да, она хочет, чтобы я был рядом, но из-за ее гордости и жирных тараканов в голове “рядом” трансформировалось в то, что я должен “бегать” за ней.
— Я ведь сегодня на ужине хотела с вами со всеми поделиться хорошей новостью, — Диана слабо улыбается, — но теперь понимаю, что она не очень хорошая.
В ожидании "хорошей" новости запахиваю пальто. Холодный ветер лижет голые щиколотки.
Диана лезет в сумку.
Что-то достает из нее и крепко стискивает в кулаке. Поджимает губы и приподнимает подбородок. Вот теперь она играет обиду.
И неплохо играет. Даже крылья носа вздрагивают.
— Я думаю, что тебе нужно время, — шепчет. — Ты явно запутался, и должен разобраться в себе.
А затем вручает мне использованные тесты на беременность. Встряхивает волосами:
— У меня задержка, Герман. Я беременна.
Глава 52. Ты влюбилась
Врываюсь в парфюмерную лавку мамы бледная и с дикими глазами. Над головой звенят колокольчики.
За стойкой замирает испуганная продавщица со стеклянным темным флаконом в пальцах. Меня обнимает туман густых запахов от жасмина до аромата свежей древесной смолы. Симпатичная блондиночка с маленьким курносым носом.
— Анфиса… Добрый день…
— Мама тут?
— Мама тут, — слышу родной любимый голос, и из темного коридора в конце зала выходит моя мама. Вскидывает бровь, а затем прищуривается. — Что такое? Ты разве не должна быть сейчас у Германа.
От упоминания имени бывшего мужа меня начинает аж трясти.
— Лесь, — мама обращается к продавщице, — а давай мы сегодня устроим короткий день, а? Иди домой.
— Ладно.
Леся кивает, прячет стеклянный флакончик под стойку и торопливо исчезает в прохаде в глубине зала.
— Мам… — всхлипываю я.
Мама подплывает ко мне и мягко обнимает, а я шепчу:
— Не надо…
— Что-то мне подсказывает, ты именно за этим и пришла, — прижимает к себе крепче.
— Я сейчас разревусь, — тяжело и с трудом сглатываю.
— Ну и ладно. Я тоже за компанию пореву, — тихо отвечает мама. — Вместе плакать веселее. Ну-ка, сдавливает меня крепче до испуганного покряхтывания, — обними мамочку.
Мимо пробегает на цыпочках Леся:
— Все, я убежала, — шепчет она, — до свидания.
— До свидания, — отвечает мама и не думает отпускать из объятий. Сердито повторяет. — Обними мамулечку.
Опять звенят колокольчики над входной дверью, и я обнимаю маму в ответ. Расслабляюсь и жалобно так всхлипываю:
— Мамаааа…
— Ты же моя хорошая, — поглаживает по затылку, а после отстраняется и обхватывает лицо, — я запру дверь, хорошо?
— Хорошо, — шмыгаю, как маленькая девочка, которую за косичку дернул злой мальчик.
Мама закрывает входную дверь на ключ, переворачивает табличку стороной “закрыто” на улицу и опускает жалюзи.
Я не планировала приходить к маме.
Оно само как-то вышло. Хотела домой сбежать, там закрыться и поплакать в одиночестве, но пришла к маме.
Герман меня сильно встряхнул, и я потерялась в своих желаниях, планах и мыслях.
— Пойдем, — мама подходим, приобнимает меня и ведет в коридорчик в глубине зала. — Я тебя чаю налью.
— Я не надолго…
— Конечно ненадолго, — мама не спорит. — Ты обычно так и прибегаешь. Ненадолго.
Слышу в ее голосе легкий сарказм, и я тяжело вздыхаю:
— Уела.
Через пять минут я сижу в маленькой кухне. Передо мной стоит кружка чая, а мама щебечет о том, какие ароматы она подготовит для международной выставки парфюмеров.
— Я могу так до вечера говорить и говорить о своей скромной персоне и о парфюме, — мама подносит фарфоровую чашечку с желтыми цветочками к губам и улыбается, — но я думаю, что ты сейчас должна меня заткнуть и рассказать, что у вас с Германом опять произошло.
— Лучше давай про выставку.
— Нет.
Поджимаю губы, отвожу взгляд и бубню под нос:
— Это жопа, мама.
— Да? — заинтересовано поднимает бровь. — А поподробнее.
— Мы поцеловались… — зажмуриваюсь и краснею до кончиков ушей.