Матери редко перечил.
А теперь стал огрызаться. И чем дальше, тем больше. Всё отчаянней глаза от пола отдирает и в её глаза выпучивает. Она орёт, и Сева орёт. Она оскорбляет, и он оскорбляет.
Раз пришёл Сева домой пьяный. Татьяна Михайловна на него, как водится: «Свинья!» А Сева в ответ: «Сучка!»
Татьяна Михайловна впервые заплакала и закрылась в спальне. Сева в свою очередь дверью хлопнул и пошёл к Дрону водку допивать.
Утром идёт домой, ссутулился, в горле сухо, капли дождя за воротник затекают, соображает: вчера с ним точно трансфер по пьяне случился: окончательный перенос образа бывшей жены на образ матери. Но ничего, думает.
Заходит в квартиру, в зале вместо люстры на крючке мама висит. На столе записка: «В моей смерти прошу винить сына».
Теперь Сева не знает, как ему жить, никто из соседей с ним не здоровается, даже Юля Клешкова.
12. Неожиданный поворот
1
– Вова, оставь ты ребёнка в покое. Это ты хотел быть офицером, а не он! Ты говоришь… ты вспомни… и тогда это были уроды, и тебе челюсть кто? старлей сломал? А сейчас это вообще дебилы и наполовину уголовники! Я это не понаслышке знаю. Я и тогда, и сейчас служил. Да, тогда хоть отдалённо это на людей было похоже…
– Нет, Мишка, я уже завёлся. Ты мне этого не говори. Он же не в пехоту пойдёт, а будет шифровальщиком (!). Будет в особом отделе или в штабе…
– Каком штабе! В штабе свои дети есть. А твой, сын сварщика, попадёт на Колыму, командиром взвода связи, туда, где три дома последних ещё не завалились, а оттуда – в командировку. В лучшем случае – на Сахалин. В худшем – в Республику Чечня!
Они сидели на кухне и пили чай. Старинные часы с кукушкой показывали полночь.
2
– Сначала я хотел в военное училище, а теперь хочу в институт.
– Ты сам хотел в училище или это папа хотел?
– Не знаю.
– Может, и слава богу, хоть и нельзя, наверное, так говорить… все эти болячки нашли у тебя. Ерунда это всё. Так бы всю жизнь прожил и не узнал бы, что ты в офицеры не годен. В армии сейчас делать нечего. Там служат одни отбросы общества. Ну, отбросы не отбросы, беднота самая, кто отмазаться не смог. У кого денег совсем нет. А твой отец платит за твоё обучение. Надо сказать ему огромное спасибо.
Они шли мимо стройки и обходили большие грязные лужи. Михаил бросил в жирную чёрную жижу окурок и сплюнул.
3
– Вы где служите?
– За штатом.
Измождённый облезший солдат на КПП стал наворачивать аппарат полевой связи.
– Товарищ капитан, тут старший лейтенант Кудинов, в гражданке… за штатом… к полковнику Виноградову…
– Проходите.
– Разрешите? тарищ полковник…
– Ты почему на службу не ходишь? (Виноградов не грозно посмотрел на Кудинова и потянулся за папкой с рапортами.)
– Товарищ полковник, думаю, не составит особого труда… перевести меня в 46-ю в Грозный?
– А чё так кардинально?
– …Мне до конца контракта полтора года осталось. Там платят что-то… подзаработаю… Да и займусь чем-то полезным.
***
Когда старший лейтенант Кудинов следовал по назначению к новому месту службы, в глазах его, мягких и радостных, можно было прочесть удовлетворение. Он совершенно забыл, что два месяца назад говорил племяннику Тимке, что в армии служат отбросы общества.
13. Дорога сворачивала
Макс! Привет дружище! Мы пьем втроем у меня!
Дэн шлет тебе пламенный привет! Он работает в котельной.
А у вас есть атипичная пневмония? У нас только триппер. Дэн спрашивает, чем лечат триппер у Миши Кудинова? Денис Головлев болен два раза, а Миша не поддается. Он обиделся. Ведь Миша Кудинов находится в армии и ведет там кровопролитные бои в Чечне. Он каратель. Но добрый – вэвэшник. Поэтому его наградили орденом за отвагу и медалью за мужество. Сейчас он показал медаль. Он спрашивает, можно ли служить в армии США без грин-карты? А то у него контракт заканчивается. Узнай, пожалуйста. Позвони на пункт вербовки.
Здесь растет анаша. Вставлючая! Ведем здоровый образ жизни. Американцам глубоко сочувствуем. Понимаем их проблемы. Горячий привет им.
Ты мурлокотан американский!))
Денис Головлев и с ним Кудинов.
***
Что не пишешь нам?
***
Yznau tvoi umor. Kogda protrezveesh, napishi eshe raz, esli est` o chem.
***
Не трезвеем никогда!!!
***
Privet Boris. Ne znal kak otvetit` na vashe pis`mo. Ia ne xochy bit` kakim libo obrazom prichastnim k voennoi kariere Mishi. Eto ego jizn`, emu reshat`, no ia sodeistvovat` v voennix voprosax ne xochy. V ostal`nix sferax jizni – vsegda gotov kak mogy posodeistvovat`.
Privet Mishe i Denisу.
***
Третий день не засыхаем! Поднимаем тост твоего здоровья! Миша обиделся. Он думает, какого хера ты живешь в Америке, несмотря на свой гуманизм? А зачем тебе понадобились жизни этих бедных и несчастных иракцев, сербов, афганцев, арабов и индейцев?
Ведь ты платишь налог. А на этот налог дядюшка Сэм бомбит лазерными ракетами невинные города и иракские села!
Дэн спрашивает отдельно от Кудинова: если Миху нельзя забрать в американскую армию, то можно его хотя бы в пластические хирурги, как тебя?
Кудинов отдельно от Головлева спрашивает: Макс, чем лечат триппер?
С почтением, Денис Головлев и Михаил Кудинов.
Записал с их слов и перевел на доступный американцам язык Борис Левинсон, кандидат философских наук.
* * *
Он не ответил им. Он не знал, как ответить.
Алый Jeep мягко мчал его в тягучем мареве Техаса. Макс плавно обогнал одинокий Blazer, нахмурился.
Вспомнилась зима, двор, огороженный промозглыми пятиэтажками, мальчишеский хоккей без коньков, хилый Борька, очкарик и всегдашний вратарь. Лицо ухаря Мишки – баловня одноклассниц – забылось начисто. Головлёв – кто такой Головлёв?
Дорога сворачивала. Впереди неясной точкой показалась фура. Её очертания надвигались, неся непонятное беспокойство.
14. Дверь
Мызников, в тельняшке и чёрных тренировочных штанах, распахнул дверь. Дверь саданула о панельную стену. Сверху что-то посыпалось на людей, похожих на замерщиков дверного проёма. Улыбки сползли с их лиц.
– А мы звонили…
– Звонить бесполезно. Звонок не работает. Вы кто?..
– Мы замерщики… Мы дверь… Мы из «Метсваркона»… – Замерщик показал рулетку. («Хохол», – отметил Мызников.)
– Проходите.
Мызников выговаривал слова отчётливо. На его скулах играли желваки. Вена буквой игрек вздулась на лбу, меняя положение. Впечатление усиливал шрам над правой бровью. («Ножом», – подумал второй замерщик.)
– Вы из какой фирмы?
– Мы из «Метсваркон»…
– Правильно.
«Двести десять на сто один», – сказал замерщик с рулеткой, измерив проём. Говорил вообще только он. Второй, угрюмый, постарше, вписал цифры в лист заявки. «ООО Метсваркон Санкт-Петербург», – прочёл Мызников листе-заявке и ушёл в комнату.
Тишину в квартирке-студии нового дома нарушает треск перфоратора откуда-то сверху и справа. Когда перфоратор умолкает, слышно жужжание мухи, умудрившейся залететь на девятый этаж. Мызников сидит в офисном кресле у окна. Под стеной на вымытом и протёртом насухо линолеуме сложены его вещи: футболки, рубашка, джинсы. Отдельно стопка бумаг и связка книг рядом с ней. В другом углу кровать из карельской сосны. На ней смятое одеяло с подушкой и чёрная сумка с ремнём. В комнате из мебели ещё пара складных табуретов. На обозначенной простенками кухонке из ведра свисает тряпка из старой тельняшки. Замерщики прошли через кухонку в комнату.
– А вы будете делать заказ? – наконец нерешительно спрашивает разговорчивый. Чёлка упала ему на глаза, он взмахнул головой и будто поклонился. Второй опёрся о стену с зеленоватыми обоями, обиженно хмурится. Он напоминает школьника-хулигана в кабинете директора.
– Разумеется. Садитесь, – Мызников выкатился на середину комнаты в офисном кресле на колёсиках, жестом показал на табуреты.
– Мы присядем, – сказал угрюмый с вызовом. («Тоже не местный», – машинально отметил Мызников.)
– Я не сидел на зоне и выражаюсь так, как привык. На мою возможную резкость внимания прошу не обращать. Я долго служил в армии, и это может сказываться.
Разговорчивый съёжился, спрятал руки с рулеткой за спину. Угрюмый, пристроившись к табурету на корточках, вписал в лист заявки адрес: «Бухарестская 156 корп. 1 кв. 108».
– Мне нужна простая, но надёжная дверь. Без наворотов. Украшений.
– Хорошо… Вот, например, можно…
– Не надо пример. Пишите… Однолистовая. Сталь – двойка. Краска. Чёрная. Внутренняя сторона – лист ДВП под пленкой. Внутри минвата. Обязательно. Проверю… Три петли… без этих… подшипников. Противосъёмы. Рёбра жёсткости… Левая… Как здесь (Мызников махнул рукой на свою стандартную деревянную дверь). Крепление – сварка. Обязательно – сварка… Макрофлекс… Демонтаж – эту на хрен… Два замка. Верхний – Барьер-второй. И нижний… без разницы…
Все вместе выходили смотреть электрощиток на площадке для подключения сварочного аппарата. Определились со стоимостью, сроком установки, задатком. Мызников заплатил.
Радостный замерщик пересчитал деньги, выронив рулетку. И спросил с заискивающей улыбкой:
– А вы где служили?
– …Таджикистан, Абхазия, Чечня, капитан, командир батареи дэ-тридцатых.
Мызников смотрел пристально, спрашивая взглядом: «Вопросы есть ещё?» Видно, что говорит он о службе привычно и неохотно. Служил и служил. И надоело всё это давно.
«От осколка», – подумал угрюмый о шраме. Он хотел сказать, что тоже служил в ракетных войсках под Йошкар-Олой, но сдержался… «Ну, мы пойдём», – сказал он с теплотой в голосе. И весело бросил напарнику: «Рулетку не забудь».
Поднимая злосчастную рулетку (получилось, что он кланяется), разговорчивый прощался:
– До свидания… Значит, мы в пятницу, в одиннадцать…
– Жду.
Мызников вошёл в комнату. Достал из чёрной сумки ноутбук, поставил на подоконник, запустил. Открыл документ под названием «Докторская». Прочёл вслух: «Проблемы социально-экономической адаптации мигрантов из стран СНГ в условиях российского мегаполиса». Поднялся с кресла, вышел на балкон.