— Мистер Мориарти, мы теряем время. Что вы хотите за права?
Мориарти чуть не подпрыгнул, очнувшись от своих грез.
— А? Права, да, права.
— Да, — сказал Майкл.
— Да!
Теперь Майклу хотелось его задушить.
— Мистер Мориарти, вы, должно быть, в курсе, что авторские права на «Тихие дни» истекают через три недели, и если я захочу, то могу просто подождать и получить их бесплатно. Так что, если вы рассчитываете хоть на какую-то сумму для своего колледжа, отставьте в сторону стакан и обратимся к делу.
— Ха-ха! — прокричал Мориарти. — Так-то вы обращаетесь с последней волей усопшей и пятьюдесятью годами существования закона о правах на рукописи! Вот что, мой дорогой приятель, здесь этот номер не пройдет! Документ о правах на рукопись мисс Парсонс составлен по старому закону, по тому, что действовал, когда она умерла. Так что, если вы хотите меня испугать тем, что истекает срок действия прав, вам придется подождать еще двадцать четыре года. Ха-ха!
Это просто кошмар, подумал Майкл. Мне снится плохой сон, через минуту я проснусь и все будет в порядке.
— Вы хотите еще что-то сказать, мистер Винсент?
— Откровенно говоря, мистер Мориарти, у меня нет слов. Вы хотите продать эти права?
— На самом деле я и рад бы их продать, но не могу.
— Что?
— Я обещал Монти Парсонсу, когда стал его душеприказчиком, никогда не продавать права на фильм по роману Милдред. Видите ли, он терпеть не мог кино; считал, что оно вульгарно и примитивно. Он бы никогда не позволил, чтобы с единственным произведением его сестры обошлись подобным образом. — Мориарти допил остаток виски и усмехнулся. — Вы думаете, что вы первый, мистер Винсент? На протяжении многих лет передо мной проходит вереница «независимых продюсеров», которые горят желанием снять фильм по этой книге. Я сам всегда думал, что из этого романа получится неплохая лента, но мне приходится всем отказывать.
Майкл был ошеломлен.
— Тогда почему, позвольте спросить, вы вытащили меня сюда на эту дурацкую встречу?
Мориарти развел руками.
— Ну, понимаете ли, в этой конторе иногда становится так одиноко; ведь Парсонс был моим последним клиентом. Небольшая перепалка с продюсером помогает скоротать время. Боюсь, мистер Винсент, вам придется ждать до самой моей смерти. Потом вы сможете отправиться в Карлайл Юниор колледж и заключить сделку с ними. Они ничего не обещали Монти Парсонсу.
Майкл встал.
— Всего хорошего, мистер Мориарти.
Мориарти взмахнул стаканом.
— Вам всего хорошего, мистер Винсент. Спасибо за визит. Приходите снова, в любое время.
Глава 21
На студию Майкл возвращался в ярости, круто выруливая на поворотах, обгоняя другие машины, дважды чуть не переехав каких-то идиотов. В воротах перед ним стояло две машины, и он ждал, тяжело дыша, пытаясь укротить свой гнев. К тому времени, когда его пропустили, он был уже в состоянии улыбнуться и помахать рукой охраннику.
Он припарковал машину на свое место и прошел несколько метров до своего здания, его рассудок все еще был потрясен. У него не было прав на «Тихие дни». Как он будет снимать фильм? Лучший писатель, лучший актер готовы были с ним работать, а у него нет права на съемки.
Он прошел через приемную, и Маргот положила перед ним пачку документов.
— Мы получили запрос из управления по связям с общественностью на интервью и фотографии для одного из изданий, — сказала она, следуя за ним в его кабинет. — Это большая удача — получить такую рекламу. Когда вы с ними встретитесь?
— Назначьте на любой день на следующей неделе, — сказал он.
— Хорошо. — Она приподняла бровь. — Майкл, с вами все в порядке?
— Все хорошо, — сказал он, усаживаясь за огромный стол Рэндольфа. — Я просто кое о чем думаю.
Зазвонил телефон, и она сняла трубку на его столе.
— Офис мистера Винсента. О да, Лео, он как раз здесь. — Она нажала кнопку переключателя. — Звонит Лео.
— Скажите, что я ему перезвоню.
— Я не могу этого сделать, — беспокойно сказала она, — я уже сказала ему, что вы здесь. Он терпеть не может, когда от него хотят отделаться; вам придется ответить.
Майкл взял трубку и заставил свой голос звучать бодро.
— Лео, как дела?
— Отлично, друг мой. Мне только что звонила Сью Харт, рассказала все новости. Принимай поздравления.
— Спасибо, Лео.
— И Марка ты тоже уговорил! Ты показал, на что способен, Майкл! Я тобой горжусь.
— Должен получиться неплохой фильм, — запинаясь, выговорил Майкл.
— Как обстоят дела с приобретением прав на книгу?
Майкл сдержал волнение.
— Я над этим работаю, пока никаких проблем не предвидится.
— Хорошо, хорошо. Я рад, что все идет так гладко. Я еще позвоню. — Лео повесил трубку.
Закончив разговор, Майкл обнаружил, что от волнения у него дрожат руки.
В двери показалась Маргот.
— Пришел Джордж Хасуэй, выглядит очень радостным.
— Конечно, конечно, Маргот, зовите его, — сказал Майкл, стараясь выкинуть из головы проблемы с правами и сосредоточиться на текущих делах.
В комнату вошел Джордж Хасуэй с толстым рулоном плотной бумаги в руке.
— Майкл, — ставя рулон на стол, он так и сиял, — я прочел книгу, и я в восторге. Я всю ночь о ней думал и сделал несколько набросков. — Он развернул бумаги, чтобы показать эскиз дома.
Майкл всмотрелся в рисунок. Можно подумать, что Джордж забрался к нему в голову и извлек оттуда его представление о северокалифорнийском домике, где жил главный герой «Тихих дней».
— Что вы думаете?
— Это превосходно, Джордж; это и есть тот дом. Как вы это сделали?
— Ну, вообще-то я художник-постановщик, мальчик мой, а не только заведующий складом реквизита. — Он пролистал свои эскизы: там было все — дом, музыкальный зал, спальня, кабинет доктора, каждая значительная сцена в книге была представлена.
— Я в восхищении, — сказал Майкл. — Как вам удалось придумать все это так быстро?
— Я всегда работал быстро, — сказал Джордж. — Вы поверите, что я нарисовал эскиз этого кабинета, — он обвел рукой кабинет «Великого Рэндольфа», — за полчаса?
Майкл снова сел в свое кресло.
— Джордж, вы будете работать со мной в этом фильме? — спросил он.
Джордж порозовел и засиял.
— Мальчик мой, почту это за честь. — Он быстро моргал, голос его стал хриплым. — Много времени прошло с тех пор, как мне предлагали что-то серьезное.
— Да уж это работа что надо, — сказал Майкл, встав и похлопав старого художника по плечу. — Сценарий делает Марк Адер, а Роберт Харт согласился играть доктора.
— Вот это да, просто фантастика! — сказал Джордж. — А кто делает костюмы?
— Кого бы вы порекомендовали?
— Эдит Хед, но она умерла, так же, как и все, кого я знал.
— Подумайте еще.
— Есть одна девушка, — сказал Джордж. — Она живет неподалеку от меня, и она как раз ищет работу. Она молода, но, по-моему мнению, очень талантлива.
— Попросите ее сделать для меня несколько эскизов и позвоните Маргот, чтобы она назначила встречу. Как ее зовут?
— Дженифер Фокс — Дженни. Я скажу ей и сам поработаю с ней над эскизами. — Джордж улыбнулся. — Вы знаете, какая сцена в книге понравилась мне больше всего?
— Какая?
— Там, где доктор поет для молодой женщины. «Все мое сердце принадлежит тебе».
— Да, это замечательная сцена. Хотя из фильма нам ее придется убрать. Сомневаюсь, что Боб Харт ее вытянет.
— А почему бы и нет? Петь ему не придется — для этого вы можете нанять дублера, — а сыграть он сумеет, и неплохо.
— Я думаю, что эта сцена может быть слишком резким контрастом по сравнению с его прежними образами в кино.
— Очень жаль. Я люблю Легара.
— Кого?
— Легара. Франца Легара.
Майкл покопался в памяти.
— Опера? — наконец отважился спросить он.
— Оперетта, — сказал Джордж. — Он написал «Все мое сердце принадлежит тебе».
— А-а, — сказал Майкл. Он пока не понимал, о чем идет речь.
— Вы ее когда-нибудь слышали?
— Кажется, да, — солгал Майкл.
— Вы не уделите мне еще десять минут?
— Конечно, Джордж! — Майкл не мог понять, куда он клонит.
Джордж быстро вышел из комнаты, поднял трубку телефона Маргот и набрал номер. Пятью минутами позже появились два рабочих, которые притащили роскошное пианино и поставили его в углу кабинета Рэндольфа, потом в комнату вошли два пожилых мужчины. Один из них нес ноты.
— Пожалуйста, — сказал Джордж, указывая Майклу на диван, — садитесь.
Майкл сел.
— Мистер Винсент, — голос Джорджа звучал торжественно, — позвольте вам представить Антона Грубера и Германа Гехта.
— Здравствуйте, — сказал Майкл. Потом он вспомнил, кто такой Грубер. Этот человек написал музыку к десяткам фильмов в тридцатых — сороковых годах. О Гехте Майкл ничего не слышал.
Антон Грубер сел за пианино и сыграл мелодичное вступление, затем Герман Гехт, встав в позу артиста на сцене и сложив руки за спиной, начал петь.
Майкл прежде никогда не слышал этой музыки. Конечно, она звучала старомодно, но мелодия была чудесной. Старый артист пел немного надтреснутым баритоном, однако с таким чувством, что, когда он закончил и музыка смолкла, у Майкла стоял комок в горле. Он встал и громко зааплодировал.
— Господа, это было просто замечательно. Никогда не слышал ничего лучше.
— Я так и подумал, что вам понравится, — сказал Джордж. — Теперь вы понимаете, как важна эта сцена, доктор наконец в песне, пусть немецкой, выражает свои чувства к девушке, а прежде он о них и словом обмолвиться боялся.
— Вы правы, Джордж, — сказал Майкл. — Это может стать эмоционально самой сильной сценой в картине. Будет просто отлично, если только я уговорю Боба это сделать.
— Но ведь он актер, не так ли? — спросил Джордж. — Все актеры бездарны. Он никогда так не сыграет эту сцену, даже если он не будет петь. Здесь Герман сможет его продублировать.
— Это может сработать, — сказал Майкл. «Еще как сработает», — подумал он, зрители будут растроганы до слез, как это только что произошло с ним самим.