– Ты вновь изолируешь меня от всего, а потом случится взрыв. Да? Кстати о взрывах, твоя мать больше не звонила?
Сердцебиение только усиливается. Ребра ломит от сильных ударов.
– Нет. Мы с ней все решим на чертовом бале.
– Она будет там? – мои глаза округляются. – Ты серьезно?
– Так, – Дима встает, оглядывает накрытый вкусностями стол. – Я хочу есть.
– Я беременна, Дим. – Ни с того ни с сего изрекаю я полушепотом.
ГЛАВА 27
– Что ты сейчас сказала
Дима превращается в статую. Глаза медленно закрываются и открываются, только адамово яблоко методично подрагивает.
– Я беременна. Сегодня была у Елены Павловны.
Хмурится, опускает тяжелую голову с протяжным выдохом. Улавливаю едва заметный оскал. Воздух вмиг наполняется отравляющими веществами. Вдыхаю их носом, и вся едкая кислота оседает на задней стенке горла.
Мой любимый не рад. Он явно хотел бы исчезнуть сейчас, но не может.
А я? Я наивная, маленькая девочка. Думала, попала в страну чудес, а на самом деле в ад. В самое его пекло. Там, где сдирают кожу и, обрастая ею снова, ощущаешь дикую боль.
– Дим…– голос вторит ослабшему сердцу.
Муж поднимает руку, широко раскрыв пальцы. Это стена, между нами. Созданная им только что. И мне ни за что не пробить ее. Не снести к чертям. Из–за давления на грудь зажмуриваюсь, закрываясь от всего мира. Дима прячется за непроницаемой стеной, а меня прибивает бетонной плитой. Нужно время, чтобы осознать происходящее. И минуты будет мало. Ни я, ни ребенок ему не нужны. А были ли? Может он притворялся?
Да что я несу! Я же все чувствовала, находилась с ним рядом долгих десять лет!
– Любимая моя.
Распахиваю глаза. Дима сидит на коленях у моих ног, а лицо коробит мучительная гримаса. Он крепко обнимает меня за талию, без передышки целует упругий животик. Я будто вне своего тела, сломленная его первой реакцией и не могу выдавить ни звука.
– Я дурак…я такой дурак…– припадает ухом к моему животу. – Малыш я тебя дождался. Слышишь? Я твой папа. Твой. Папа.
Перед моими глазами сплошная серая пелена. Все по вине слез, которые прорываются наружу из самого сердца. Я плачу бесшумно, прислушиваясь к шепоту Димы. Низкий голос окутывает со всех сторон, заставляя стиснуть кулаки и челюсть.
– Буду любить тебя так, как никто. И твою мамочку тоже. Вы всё, что у меня есть в этом мире. Мои любимые, мои хорошие…
Дима еще ближе льнет ко мне. Я пошатываюсь словно маятник. Руки с сомкнутыми до посинения кулаками безвольно висят по швам.
– Стеф, девочка моя, посмотри на меня.
Я отрицательно верчу головой, разбрызгивая слезы. Не хочу смотреть на него, не хочу падать в омут его синих глаз и никогда из него не выбраться. У меня нет запасной шлюпки или спасательного жилета. Я разбита вдребезги и пойду ко дну, едва окунусь в это бескрайнее синее море.
– Пожалуйста, дай мне увидеть твои глаза.
В его голосе мольба. Искренняя, не поддельная. Это он. Мой прежний Дима. Скинул маску, сбросил фальшивый костюм. Я сглатываю через силу, и наши взгляды встречаются.
На секунду теряюсь, столбенею. Во внутренних уголках его глаз поблескивает прозрачный бисер. Он на грани. Раздавлен, ошеломлён, как и я. Мы так долго шли к этому мигу, представляли его во всех возможных вариантах. И что? Не можем даже порадоваться, ведь вокруг нас первозданный хаос.
– Дим…– запускаю руку в его густые черные волосы. Сжав их пальцами, слегка дергаю назад. Он прикрывает глаза, будто бы говорит «спасибо». Но за что? Судьба дарит нам обоим шанс. Не только мне.
Долго смотрю на Диму сверху вниз, любуюсь глубокими морщинами возле рта, которые наделяют его улыбку особенным смыслом. А потом наклоняюсь, и одна слезинка срывается и оседает на его темной щеке. Соленая, горячая, она становится многоточием в наших отношениях.
– Не уходи от меня, Стеф. Будь со мной всегда. – Губы Димы практически не шевелятся, но я все понимаю. – Вы с Богдашей мое сердце. Без вас оно перестанет биться.
Из моей груди вырывается надрывный стон. Я обнимаю Диму за шею, и мы заваливаемся на пол. Где–то на заднем фоне гремит стол, заставленный посудой и стулья. Но нам все равно. Мне уж точно.
Наступает короткое затишье. Я лежу на Диме, глотаю слезы, слушая его ритмичное сердцебиение. А он выводит узоры у меня по спине, собирает ожившие мурашки, вдыхает аромат моих волос и шепчет:
– Никуда вас не отпущу. Вы моя семья.
– Я не верю Дим. Не верю, что все это происходит с нами. – Шмыгаю носом, с трудом выдавливая слова.
Дима продолжает наглаживать мои светлые прядки, перебирать их, пропускать сквозь пальцы и молчать.
– Ребенок не должен был появиться в такой неразберихе…– от моих слез на рубашке кляксы.
– Мы со всем справимся. Обещаю.
Подкладываю руку под подбородок, гляжу на мужа с очень близкого расстояния. Мои тяжелые опухшие веки норовят опуститься. Но я борюсь с этим желанием. Снова и снова.
– Сейчас так много всего происходит. Мне страшно. Мне очень страшно, Дим. Мы так мечтали о ребенке и вот он во мне, но все не так. Все должно было быть иначе.
– Но все вышло, как вышло. – Теплая мужская ладонь касается моей щеки. Я замираю. Дима обводит большим пальцем мои губы, неотрывно смотрит на них и даже не думает скрывать этот заинтересованный взгляд. – Но я люблю тебя, Стеф и ты пойми, ничего не делается просто так. Если бог дал нам ребенка сейчас, значит, так нужно. Значит, мы справимся.
– А вдруг с нашей крохой что–нибудь случится? Я же не могу вечно сидеть под замком?
Выдыхает с глухим хрипом. Опять молчит несколько минут, лаская мое мокрое от слез лицо.
– Ничего не случится. Завтра все закончится, и мы сможем жить, как прежде.
– Как прежде? – я мягко убираю его руку, сползаю с него и, держась за стул, карабкаюсь на ноги. Столовая теперь кажется мрачной, наполненной жуткими тенями. – Так уже не будет, Дим.
Мой муж. Отец моего будущего ребенка, также как и я поднимается с пола. Отряхнувшись от невидимой пыли, делает ко мне уверенный шаг.
– Почему? Потому что ты решила развестись, несмотря ни на что?
Мгновение и он достает из внутреннего кармана пиджака фирменный конверт одной из городских лабораторий.
– Вот, – вкладывает бумажку мне в руку и заставляет сжать пальцы. – Я, как и говорил, сдал анализ. Не знаю, что там внутри. Возможно, ничего интересного, ведь прошло много времени. Но ты прочти и, если там есть что важное, реши, будет расти наш ребенок в полной семье или нет.
– Дим…
Я сминаю конверт и, находясь от него всего в полуметре, смотрю не моргая. Все так быстро меняется, что сосет под ложечкой.
– Я все сказал, Стеф. Ты моя жена и я хочу быть с тобой, любить тебя каждый божий день. Но если ты иного мнения, я приму твой выбор. Но от ребенка я не откажусь. Я уже люблю его и любил еще на этапе планирования. Тебе ли не знать.
Он молниеносно направляется к лестнице. На ходу проходится указательным пальцем по глазам и, достав телефон, кого–то набирает. Я ударяю ладонями по столу, выпускаю на волю болезненный крик. Прямо подо мной разверзается глубокая огненная бездна и я лечу в нее теряя те самые хрупкие крылья, которые обрела совсем недавно…
ГЛАВА 28
ДИМА
Ни хрена не спится. Плутаю по дому, словно привидение, обиваю порог нашей со Стеф спальни. Что я ей скажу сейчас в три часа ночи? Стеф – ты любовь всей моей жизни, а ребенок в тебе чудо, которого я так долго ждал? Она все это знает. Причем дословно. Бред.
Разворачиваюсь и снова иду в гостиную, наливаю полный стакан виски и подношу к губам. Вонючее пойло! Замахиваюсь и кидаю в стену. Вдребезги. Звенит в ушах так, что башка на части. Сердце рвет грудину, кровообращение на нуле. Я кручусь вокруг своей оси, зацепляюсь взглядом за высокий стеклянный столик и, схватив его, пуляю в никуда. Просто в пустоту.
– Дима? – моя девочка заикается. Стоя в арочном проеме, обнимает себя за плечи. Ее всю трясет. Но в комнате даже легкого ветерка не наблюдается. Она из–за меня впадает в ступор, мычит и смотрит большими, по–детски наивными глазами.
– Любимая, – за секунду подлетаю к ней. – Прости меня.
Хочу коснуться, согреться ее теплом и остановить ее дикий мандраж. Я не монстр. Никогда не сделаю больно, не…замолкаю. Черт, я же уже сделал! Наша семья пропущена через дробилку, а чувства смешались с дерьмом. Черт!
– Что с тобой происходит, Дим? – почти плачет, сутулится. – Мы были так счастливы вдвоем, даже запечатлели наше счастье на фотоаппарат. Я видела, ты собрал и сохранил фото, которые я содрала с зеркала тогда. Значит, тебе не все равно…
– Мне не все равно. Просто я вдруг понял, что жил какой–то другой жизнью. Понимаешь? Не знал о брате, мать втайне желала и желает мне смерти. У меня хотят отобрать всё, лишить воздуха. Даже ты утекаешь от меня. Исчезаешь, словно красивое мимолетное видение.
Обреченно выдыхаю, роняю руки и опускаю голову. Недолго давлю внутренних бесов и вновь смотрю на Стеф. Она уже в открытую плачет. Слезы текут по бледному личику с милым длинным носиком, капают с дрожащего подбородка.
Я перевожу взгляд на ее родинку под глазом и вспоминаю о том дне, когда впервые увидел ее. Она промокла до нитки, боязливо прятала свои серо–голубые глаза, но я видел все. Каждый взмах ресниц, движение бровки, кончик языка, облизывающий губы. Я влюбился и понял, другой мне не надо. У меня были до нее девушки. И умные, и красивые. Но Стеф особенная. Живая насколько возможно, чувственная, так, что сгоришь в одночасье и сильная. Духом и телом.
– Стеф, – фиксирую ладонями ее лицо, вынуждаю смотреть мне в глаза. – Ты мое сердце. Я виноват во многом, и ты меня ненавидишь, я…
– Я тебя не ненавижу, Дим. – Всхлипывает, я ловлю пальцами сверкающие бусинки на ее щеках. – Ненависть слишком сильное чувство, а внутри меня яма. Я не знаю, что мне делать и как быть.
Целую ее в губы. Легонько, без натиска. Она прикрывает глаза и шепчет: