Дура.
— Цветы выбрали, — я поднимаюсь на ноги, придерживая живот, — папа дал указания, чтобы все было красиво… — поправляю шелковый шарфик на шее, — и мы можем вас оставить, — делаю один спасительный шаг к выходу, — и мамой меня не надо называть. Я такое не люблю.
— Я тоже, — Света с вызовом смотрит на Андрея, — у меня уже есть мама, и вторая мне не нужна.
— Да я в первый раз это слышу, Свет… Я, вообще, не в курсе…
— Я тебя предупредила. Па, вы домой? — Света оборачивается на Богдана, который с мрачной рожей прячет телефон в карман.
И вот так он жил все эти годы? Что это за жизнь такая была, в которой ты ни с одной женщиной полностью не вовлекаешься в заботы и тревоги?
— Мама домой, а я…
— Мама, — перебиваю я Богдана, который удивленно приподнимает бровь.
Взгляда не отвожу, — мама к дедушке Алексею, — я тоже выуживаю из сумки смартфон, — он просил заехать к нему на днях, чтобы поболтать.
Алексей — это мой свекр, и в прошлом телефонном звонке, который был с моей стороны лишь вежливостью, он повздыхал, что было бы неплохо перед свадьбой любимой внучки вживую встретиться и поболтать, а то я… какая-то отстраненная стала. Он же волнуется.
— Выпьем чаю, — прикладываю к уху телефон, не спуская взгляда с Богдана. Если он не дает мне ответов, то пусть это сделает его отец, — а то я, правда, с твоим отцом как-то холодна.
Гудки обрываются низким голосом свекра:
— Слушаю, Любаш, — рявкает на кого-то, — да осторожно вы! Меня жена живьем сожрет, если вы эту вазу разобьете! Аккуратно! Вот так… Поставили и ушли быстро!
— понижает голос до приветливой мягкости, — извини, Любаш. Мне Катюша решила в кабинет купить новую вазу, а то у меня тут как в морге.
— О, я бы на нее с удовольствием посмотрела, — беззаботно отвечаю я, продолжая буравить недобрым взглядом Богдана, который поднимает бровь выше.
— Вы не против? Я сейчас приеду.
— Как я могу быть против? Приезжай, вместе полюбуемся на мою новую вазу.
Глава 19. Не на тебе
Богдан распахивает входную стеклянную дверь, и я торопливо выхожу на улицу.
Меня от густого и сладкого запаха роз начало уже подташнивать.
— До свидания, — летит в спину голос моего будущего зятя, который затем переходит на шепот,
— у меня есть одна идея…
Света кокетливо смеется, фыркает и что-то в ответ шепчет, но я уже не слышу. Да и не мое дело. У
будущих мужи и жены сейчас время такое: игривое, страстное и сладкое.
На крыльце я ускоряюсь, но Богдан все же нагоняет меня и успевает взять меня под руку, когда я заношу ногу, чтобы спуститься на одну ступень.
— Не в твоем положении так скакать, милая, — заявляет он и крепко держит меня под локоть. —
Осторожно.
— Пусти…
— Тут ступеньки крутые.
Какой заботливый у меня муж, но и раньше он тоже всегда вел себя как истинный джентльмен: дверь откроет, стул придвинет, поможет надеть или снять верхнюю одежду.
Но такой он был только со мной, со своей мамой и нашей Светой, а с остальными женщинами он всегда держал себя холодно и отстраненно. Не кидался ручки целовать или накидывать на плечи пальто.
— Что, поедешь со мной к отцу? — ехидно спрашиваю я. — Чтобы проконтролировать наш разговор? Чтобы твой отец не наговорил лишнего?
— Я думал, что стоит сопроводить тебя и закрыть от возможной агрессии с его стороны… —
Богдан смотрит перед собой. Затем он хмыкает и переводит на меня снисходительный взгляд, —
но ты же уже девочка взрослая, да?
А он прав.
С чего я вдруг решила, что свекр внезапно скажет что-то против сына, которого покрывал все эти годы?
— Но если я тебе нужен, — Богдан продолжает ухмыляться, — то я могу побыть с тобой.
Мое общение со свекром всегда проходило в присутствии Богдана, потому что мне было очень некомфортно быть наедине с его отцом.
Я же знала, что он меня недолюбливал в начале наших отношений, поэтому я так и не смогла проникнуться доверием и поэтому всегда просила Богдана быть рядом.
Быть моим защитником в беседах с тем, кто был однажды против меня.
— Да, я взрослая девочка, — пытаюсь вырвать локоть, но мне не удается этого сделать, потому что хватка у Богдана пусть и мягкая, но крепкая. Я как мышь в лапах кота. Поднимаю взгляд. — И вот как? Твой отец будет со мной агрессивен?
— Ты меня умиляешь, Люб, — Богдан шагает плавно и твердо, — столько лет в нашей семье, а ты до сих пор не понимаешь, что за человек мой отец.
— Да я не в курсе кто ты на самом деле…
— О том и речь, — на тротуаре перед парковочной линией он резко разворачивается ко мне и сжимает мои плечи, цепко вглядываясь в глаза, — я просто тебя сразу предупрежу, моя милая, тебе не понравится разговор с моим отцом.
Я с вызовом приподнимаю подбородок.
Он запугивает меня, потому что не хочет, чтобы всплыли неприятные подробности из его тайной от меня жизни?
— И ты не получишь от этого разговора то, чего ждешь, — Богдан с угрозой щурится. — но… я же не могу тебя приковать к батарее цепями, верно?
Вот какие у него в голове мысли бродят.
Тошнота усиливается ядовитым уколом страха. Между лопаток пробегает озноб.
— Хотя, может быть, тебя запереть до свадьбы? — Богдан наклоняется ко мне и внимательнее всматривается в глаза. — Например, в частной клинике и отдельной палате под охраной на сохранении, м?
Я аж задерживаю дыхание. Кончики пальцев дрожат.
— Я шучу, милая, — он касается моего подбородка и холодно улыбается уголками рта, — хотя ты всегда говорила, что я не умею шутить, да? — поправляет ворот моей блузки. — Папе привет передавай.
Мне не сбежать, и Богдан очень прозрачной шуткой намекнул, что жестко возьмется за меня, если будет мной недоволен.
— Ты не посмеешь… — выдыхаю я.
— А я думаю, — наклоняется ко мне, — что я сейчас многое посмею и позволю себе, Люба, —
скользит взглядом по лицу и вновь всматривается в глаза. — Я не против того, чтобы ты побеседовала с моим отцом. И, Люба, — опять кладет руку на живот, — и если бы я его боялся, то меня бы женили на другой, — чувствую под его рукой толчок, — совсем не на тебе.
Глава 20. Зачем ты мне это сказал?
Конечно, я подозревала, что такому замечательному и перспективному Богдаше папа искал невесту, наверное, чуть ли не с пеленок.
Он же явно расписал всю его жизнь по годам и даже по десятилетиям, но тут я, соседская девчонка, испортила все планы.
Залетела, мелкая гадина, и весь проект под кодовым названием “идеальный сын” был бессовестно уничтожен его же сыном, который уперся рогом: “я женюсь и точка”.
Это, конечно, до сегодняшнего дня было трогательно и мило, но теперь я вижу в решении Богдана быть со мной, как с женой, не его любовь, а желание насолить отцу-самодуру, который планировал его женить после учебы за границей, но… на ком?
— Но и не на Кристине он бы тебя женил, — клокочу я, в злобе вглядываясь в лицо самодовольного мерзавца-мужа. — На ком?
Я не могу рационально оправдать это желание выяснить, кого мой свекр готовил в жены Богдану.
Наверное, пора признаться, что неодобрение свекра меня, восемнадцатилетнюю девчонку, сильно ранило и обидело. Поэтому мне, пусть и больно, но любопытно узнать, на ком хотели женить Богдана.
Я, как и любая другая, хотела бы, чтобы меня приняли в семью мужа с радостью, теплом и любовью, но моей беременности никто не был рад.
Кроме Богдана, и то я сейчас сомневаюсь в его искренности.
Может, он и в восемнадцать лет был продуманным говнюком, который хотел уйти из-под власти отца, а меня он просто использовал.
Хотя… кто же так целует нелюбимую невесту? Кто так шепчет на ухо, что мы справимся и что не надо плакать, ведь мы есть друг у друга.
Не сходится. Ничего не сходится, и я ничего не понимаю.
— Разве сейчас это имеет значение? — спрашивает Богдан, с легким пренебрежением вскинув бровь.
— Тогда зачем ты мне об этом сказал? Что бы что? — повышаю я голос. — Чтобы унизить меня?!
В следующее мгновение он сгребает меня в охапку и крепко прижимает к себе.
Уткнувшись в его грудь лицом, я от его терпкого и густого парфюма теряю связь с реальностью на несколько секунд.
А еще меня обдает жаром женской растерянности от его внезапных удушающих объятий, в которых я чувствую свою слабость и уязвимость перед ним.
Что это?
Прилив чувства внезапной вины перед беременной женой?
Замираю, когда он прижимается горячей щекой к моей макушке и задерживаю дыхание.
— Вот и ты будешь меня также обнимать спустя двадцать и тридцать лет, — слышу голос Светы. —
И сорок лет.
Ясно.
Это очередная игра на публику. Мне становится так горько, что аж сердцебиение затихает от отчаяния.
Какая же я дура. Я опять приняла порыв Богдана обнять меня за чистую монету, а на деле он вновь продолжает лицедействовать перед дочерью и будущим зятем.
— Пока, пап! — кричит Света. — Пока, мам! Мы, может, вечером на ужин заскочим?
— Мы будем только рады! — отвечает Богдан, продолжая крепко стискивать меня в объятиях, в которых мне мучительно больно. С меня будто содрали кожу живьем.
— Тогда с вас десерт.
— Принято! — доносит ветер голос Андрея. — И я помню, Любовь Константиновна любит малиновый чизкейк!
Я, конечно, могу сейчас оттолкнуть Богдана с криками, что он козел и урод. Могу устроить некрасивую сцену с истерикой, которая, возможно, закончиться преждевременными родами и лужей крови на брусчатке, но по факту… что это изменит?
Я окрашу жизнь моих детей в безрадостные тона трагедии, ненависти, криков и отчаяния, но по итогу я как была дурой, так и останусь. И к тому же после моей истерики мне точно прилетит от
Богдана и даже от его отца, который никогда не был на моей стороне.
Поэтому я мягко отстраняюсь от обманщика-мужа и поднимаю ладонь, чтобы попрощаться с дочкой, которая с улыбкой до ушей машет мне, а после прижимает к Андрею.