— Герр Шпатц, посмотрите, думаю вам будет интересно! — Лисбет с трудом подняла тяжелый альбом и перетащила его на стол, за которым сидел Шпатц. На открытый разворот была приклеена статья из газеты и несколько фотокарточек.
— В Шриенхофе разве есть газета? — спросил Шпатц.
— В Угель-Гугеле есть. Городок там, конечно, не сильно больше, но нашлись энтузиасты... — Лисбет ткнула пальцем в одну из фотографий. — Вот этот тип не кажется вам знакомым?
Шпатц всмотрелся. На карточке шесть смеющихся человек стояли на фоне толстенного ствола исполинского дуба с Эйхенплац, а перед их ногами лежала здоровенная кудлатая собака, серая, с черным ухом. Тот человек, на которого указывала Лисбет, стоял вторым с правого края. Шляпу с его головы, похоже, только что сдуло порывом ветра. И... его лицо действительно было Шпатцу знакомо. Когда он знакомился с этим человеком в накопителе пограничного бюро Шварцланда, тот представился Дитрихом Кронивеном. Когда он видел его в последний раз, он садился за штурвал флюг-фогеля под прицелом тяжелого армейского пистолета в тонких пальцах обезумевшей от собственного могущества Сигилд. Под фотокарточкой была приклеена полоска бумаги с напечатанным на машинке пояснением. «Этнографическая Экспедиция „Заубервальд-4“. Билегебен-Стадшуле».
— Посмотрите на дату, — сказала Лисбет.
— Я подозревал, что он не погиб, — Шпатц пробежался глазами по статье из газеты. Там сообщалось, что главная цель экспедиции — это сохранение культурного наследия и народной мудрости. Еще было короткое интервью с неким Германом Свальбергом, возглавляющим эту благородную миссию. Поименный состав экспедиции не прилагался. Шпатц перелистнул страницу. Там была еще одна вырезка из газеты, скупо сообшавшая, что часть ученых без вести пропала в дебрях Заубервальда и призывавшая на помощь в поисках местное население.
— Откуда у тебя этот альбом? — Шпатц поднял глаза на Лисбет.
— Стащила в ратуше, — Лисбет пожала плечами. — Там было открыто, я заглянула посмотреть, что там и как. Там таких альбомов довольно много, это своеобразная городская летопись. Правда в более ранних нет фотокарточек, только записки от руки.
— Ты хоть спросила разрешения? — Шпатц перевернул страницу.
— Не у кого было спрашивать, — Лисбет устроилась на стуле рядом со Шпатцем. — Никого не было. Там пять рабочих столов в основном зале, и они девственно чисты. Наверное, кто-то наводит порядок, но вряд ли там в последние пару недель хоть кто-то работал.
— Ульфбраун говорил, что к ним приезжали какие-то экспедиции, но, если честно, я пропустил это мимо ушей, — Шпатц разглядывал еще одну страницу с фотографиями. На ней человек в полевой форме без знаков отличия и соломенной шляпе стоял рядом с чем-то, что сначала показалось голым стволом дерева. Потом Шпатц присмотрелся внимательнее и понял, что это постройка, вроде трубы котельной, только с узкими, больше похожими на прорези, окнами. Собрана она была из тонких кирпичей, совсем не такого стандарта, который был привычен глазу в большинстве городских построек. К вершине башня сужалась, крыша, если она и была, давно разрушилась, из-за чего вершина башни была похожа на больной зуб. Вокруг росли могучие ели, вершины которых поднимались много выше этой постройки. Фото было сделано снизу, из-за чего ноги человека на карточке казались гигантскими, а голова крохотной.
— Похоже на маяк, только маленький, — сказала Лисбет. — Интересно, зачем маяк может быть в лесу?
— Лисбет, ты же видела заброшенный город в экспедиции, — Шпатц посмотрел на девушку. — Доктор сказал , что там были шпили и башни. Эта башня похожа на те?
— Когда я видела этот город, нас трясло так, что зубы клацали, — сказала Лисбет, но склонилась ближе к фотокарточке. — И думать мы могли только о том, чтобы головы себе о переборки не попроламывать... А знаешь, герр Шпатц, пожалуй, ты прав. Форма и правда похожа. Только она здесь всего одна, а город был окружен стеной в форме звезды, и застройка была весьма плотной.
— Может это и есть сигнальная башня? По периметру? — глаза Шпатца загорелись. — Та самая, о которой убийца выспрашивал оглоблю?
— Карточка не подписана... — Лисбет вытащила фотографию из прорезей в картоне и перевернула. — Здесь тоже ничего нет. Похоже, это какая-то другая экспедиция, не четвертая. Только вот статьи про нее нет.
Шпатц полистал альбом. Через три страницы нашлось пояснение, что эти кадры сделаны Одо Махтклеве, проводником третьей экспедиции Билегебен-Стадшуле. Больше ничего про эту экспедицию не было. Кроме информации, что она случилась за год до четвертой.
— Для летописи это слишком сумбурный альбом, — Шпатц перевернул страницы на самое начало.
— Видимо, работа не оплачивалась, просто кто-то занимался ей от случая к случаю, — Лисбет забралась на стул с ногами. — В этом альбоме события за последние пять лет. Открытие рюмочной, чемпионат по метанию картошки, праздник первого жбана пива и прочие удивительные события из жизни Шриенхофа.
— Мне иногда кажется, что этот Кронивен оказывается везде, куда бы я ни приехал, — Шпацт захлопнул альбом. В другое время он бы с удовольствием провел несколько часов или даже дней, копаясь в этих пыльных страницах, но сейчас он не мог сосредоточиться на изучении долгих лет маленького города в заметках и фотографиях. Ему было тревожно, мутно и почему-то стыдно за собственную тревогу. Он гнал от себя мысли о собственном бессилии, но они все равно одолевали его.
— Знаете, герр Шпатц, однажды в... одном месте мне нужно было зайти в комнату, где проживало десять человек. У одного их них воспалилась рана, и нужно было вскрыть нарыв размером с мою голову. Промыть, зашить и все такое. Я пришла со своим чемоданчиком, юная, восторженная. Охранник открыл дверь, впустил меня, а потом закрыл ее и ушел. Заключенные ему заплатили, чтобы он отвернулся на пару часов. Угадаете, зачем?
Шпатц похолодел, молча ожидая продолжения.
— Они сорвали с меня одежду и разложили на полу камеры, — Лисбет говорила очень спокойным тоном, словно не своими болезненными воспоминаниями делилась, а рассказывала какую-то веселую историю. — И подходили в порядке строгой очереди, как к станку. А когда все закончилось, и меня оставили в покое, я оделась в то, что осталось от моих тряпок, взяла свой скальпель и вскрыла этот проклятый нарыв. Вся в слезах, соплях и сперме. Зашила, перевязала и дождалась, когда придет охранник и меня выпустит.
— И его не наказали? — спросил Шпатц.
— Охранника? — Лисбет иронично улыбнулась. — За какой-то незначительный инцидент с женщиной, которая решила, что она доктор? Конечно же, нет. Я же сама вызвалась помочь, меня предупреждали, что это опасно. Он умер потом, никто не смог определить от чего, просто записали, что сердце не выдержало.
— Почему ты мне это рассказала, фройляйн Лисбет? — Шпатц не сводил глаз с ее безмятежного лица.
— Бессилие — ужасное чувство, — Лисбет подмигнула. — Нельзя ему поддаваться. Нужно просто остаться в живых и дождаться подходящего момента. И когда ты будешь смотреть, как твои обидчики превращаются в комбикорм для свиней, то воспоминание об этом чувстве превратится просто в историю, которую можно рассказать за стаканчиком игристого. Такие дела, герр Шпатц.
Дверь гостиницы скрипнула. На пороге, подслеповато озираясь, стоял Верт. Тот самый щупленький старичок, который смог опознать тела в амбаре. Сначала он сделал шаг к стойке, потом заметил Шпатца и решительно направился к нему.
— Герр штамм Фогельзанг, верно? — спросил он, вежливо поклонившись.
— Да, все так, — Шпатц кивнул.
— У меня для вас послание, — Верт пошарил за пазухой и достал лист бумаги, свертнутый треугольником. Шпатц взял письмо из рук старика, кивком поблагодарил и недоуменно посмотрел на Лисбет. Та пожала плечами. Верт еще раз поклонился и попятился к выходу. Шпатц развернул бумагу.
«Герр Штамм Фогельзанг, я понимаю, обстоятельства сложились так, что у вас уже может не быть доверия к моим словам. Особенно после того, как я бежал после происшествия в лесу. Но я клянусь вам, что за нападением стоял не я. Меня кто-то старательно подставляет. Кроме того, я не без оснований склонен считать, что мне тоже угрожает опасность. Я хочу встретиться с вами. Буду ждать вас сегодня с наступлением темноты на заброшенной фабрике. Только не ходите в одиночку.
Йохан Шмальзе».
Глава 10
Vor dem Bett ein schwarzes Loch
Und hinein fallt jedes Schaf
Bin schon zu alt und zähl sie doch
Denn ich find keinen Schlaf
(У кровати черная дыра
И внутрь падает каждая овечка
Уже в возрасте, однако, их считаю
Потому как не нахожу сна)
Spiel Mit Mir — Rammstein
— Нас никто не видел? — прошептал Шпатц, поднявшись из-за куста.
— Во всяком случае, никто не следил, — Крамм еще раз огляделся. — Разве что кто-то из окна мог заметить какое-то движение.
— Хорошо, — Шпатц посмотрел на забор. — Действуем, как договаривались? Болдер?
— Да, герр штамм Фогельзанг, — посланник на мгновение вытянулся по стойке смирно, потом быстро и бесшумно перемахнул через забор. Шпатц и Крамм остались под присмотром второго телохранителя. Убедить Крамма пойти на встречу стоило Шпатцу огромных усилий. Когда же он, наконец, согласился, то настоял на том, что эта операция должна быть тщательно спланирована. В результате они разработали целый план того, как сделать вид, что на самом деле они никуда не собираются. С закатом они явились в рюмочную, невзирая на косые взгляды местных жителей. Долго и старательно делали вид, что пьют наливки и настойки, с каждой новой рюмкой прикидываясь все более нетрезвыми и развязными. Возвращались в «Гроссман-хауз» громко, распевая похабную песню о старшей дочке моряка. Слова они не помнили, приходилось додумывать на ходу. Для большей достоверности Болдер поддерживал Шпатца и Крамма, потому что те, опять же старательно, делали вид, что плохо держатся на ногах. Изображать пьяное веселье им удалось весьма успешно — несколько молодых лесорубов проводили их до самого крыльца, сопровождая громовым хохотом каждый следующий придуманный куплет о приключениях Матильды в белой юбочке. Поднимались по лестнице они тоже громко, герр Блазе даже проснулся и выскочил проверить, все ли в порядке у его гостей. Смотрел неодобрительно, спросил, не нужна ли помощь, потом вздохнул и подождал, пока шумные развеселившиеся гости не скроются каждый в своей комнате. В комнате Шпатц уронил стул, несколько раз стукнул по стене. Напел еще половину куплета заплетающимся языком и рухнул с размаху на кровать. И, спустя четверть часа, после того как гостиница полностью затиха, Шпатц взял свои ботинки и совершенно бесшумно прошел в комнату Крамма, окна которой выходили не на площадь, а на задний двор. Лестницу к окну комнаты Болдер передвинул еще с вечера. Дальше все было просто — сначала спустились Болдер и Шпатц, чуть погодя — Крамм и телохранитель. Второй громила тоже хотел принять участие, но его ранение все еще давало о себе знать, так что его убедили остаться. До заброшенной фабрики добирались кружным путем, не выходя на середину улиц. Крамм шел последним и проверял, нет ли за ними слежки.