Смотрю на неё сейчас, на её спокойное лицо, на то, как она молча наблюдает за мной. Внутри что-то щёлкает. Я должен был вчера выиграть. Она должна была взорваться, закричать, выбросить тарелки в стену, хлопнуть дверью, но она просто сидит, как будто ничего не изменилось. Как будто она уже приняла всё.
Я беру чашку, делая глоток кофе.
— Вчера вышло довольно неловко, — говорю я, изучая её лицо.
Она поднимает на меня глаза и слегка наклоняет голову.
— Правда?
— Да. Я думал, ты устроишь мне сцену.
Она усмехается.
— А зачем? Ты же прав.
Я замираю, прищуриваясь. Она что, издевается?
— Что?
— Ты прав, — повторяет она мягко. — У меня есть всё. Мне не о чем беспокоиться.
Я не доверяю этой реакции. Где слёзы? Где обвинения? Где ненависть в глазах?
Почему она так спокойна?
Я наклоняюсь ближе, ловя её взгляд.
— Я дал тебе лучшую жизнь, Настя. Это нужно понимать. Но я не хочу, чтобы ты думала, что не нужна мне.
Она кивает, не моргая.
— Конечно.
И почему мне кажется, что она врёт?
Я откидываюсь на спинку стула и медленно провожу языком по зубам. Она ведёт себя слишком… странно.
Я должен был победить вчера. Она должна была сломаться. Но вместо этого Настя сидит передо мной, с той же непонятной уверенностью. И это раздражает.
Встаю, бросая на неё последний взгляд.
— Я поеду в офис. Вернусь поздно.
— Конечно, — кивает она, снова поднося чашку к губам.
Задерживаюсь в дверях, чувствуя внутри непонятное беспокойство. Но ведь это Настя. Она не способна на что-то большее. Все под контролем.
Правда?
13. Настя
Дверь закрывается, машина Артёма скрывается за воротами, и дом остаётся со мной наедине. Тишина больше не давит, не пугает, а становится союзником. Я поворачиваюсь к кухонному столу, машинально убираю со стола, вытираю руки о полотенце. Всё кажется обычным, будто вчерашнего вечера не было. Будто он не сказал мне, что у него есть ребёнок. Будто я не чувствую, как внутри что-то оборвалось, как будто сердце больше не бьётся так, как прежде.
Я беру телефон, пролистываю контакты. Никому не звоню. Прошлое сгорело дотла, словно его никогда не было. Друзей я потеряла, с родителями не общаюсь. Теперь мне не к кому обратиться, но я и не буду. Не стану просить о помощи, жаловаться. Моя цель иная.
Открываю браузер и вбиваю запрос. Просматриваю страницу авиабилетов в родной город. Ничего не бронирую, не покупаю. Просто оставляю страницу открытой. Артём регулярно проверяет мою активность, он увидит. Но его это заставит задуматься. Он не спросит прямо, потому что это значило бы, что он начал волноваться. А значит, мой дорогой муж начнёт следить.
Блокирую телефон, делая глоток воды. Нужно быть осторожной. Любая слишком очевидная деталь может его насторожить. Всё должно выглядеть так, словно я смирилась, словно приняла его версию нормальности.
Поднимаюсь наверх, в гардеробную. Аккуратно развешенные платья, костюмы, идеально подобранные под его вкус. Всё то, что мой муж считает достойным, что когда-то одобрил. Провожу пальцами по тканям, потом открываю нижний ящик. Там лежат вещи, которые я давно не носила — слишком простые, не соответствующие его представлениям о жене успешного мужчины. Я достаю старую футболку, мягкую, немного выцветшую, натягиваю её. Джинсы, которые стали чуть свободнее, чем были когда-то. Это не броская перемена, но он заметит. Не сразу, но заметит. Артем привык видеть меня соответствующей его ожиданиям, привык к контролю. Это первый сигнал.
Я спускаюсь на кухню и впервые за долгое время ем то, что хочу. Не крошечную порцию салата, не очередную протеиновую фигню, а нормальную еду. Картошку, поджаренную на сливочном масле, с луком, как в детстве. Запах мгновенно наполняет кухню. Артём ненавидит его, говорил, что он въедается в мебель. Сегодня мне плевать. Я ем медленно, наслаждаясь каждым кусочком. Это будет маленький акт неповиновения, который он почувствует, когда вернётся домой.
После еды я иду в кабинет мужа. Здесь всё так, как он любит — стерильный порядок, запах дорогой бумаги и кожаного кресла. Я подхожу к столу, смотрю на ноутбук. Он включён. Разблокирован.
Артем, конечно, уверен, что я не трону его вещи. Что мне даже в голову не придёт заглянуть туда, куда не следует. Но теперь я хочу знать.
Сажусь в его кресло, открываю вкладки. Вся его работа, деловые встречи, финансовые отчёты — всё привычно, предсказуемо. А потом — письмо. Обычный корпоративный мессенджер. Ничего странного.
Но среди деловых разговоров есть одно сообщение: «15:00. Сегодня.»
Адрес ресторана в центре. Встреча подтверждена. Никаких пояснений, никаких деталей. Только одно имя. Ира.
Я медленно провожу языком по зубам, заставляя себя вспомнить, звучало ли это имя раньше. Ира. Не из его деловых контактов, не из списка партнёров. Просто Ира.
Коротко. Привычно. Слишком лично.
Всматриваюсь в экран, силясь уловить хоть что-то, что дало бы мне ответ. Но ответ очевиден. Неужели именно она? Та, с кем он проводил свои «командировки», кому писал сообщения, которые я не должна была видеть?
Не знаю, что она из себя представляет, но знаю точно: Ира значит для него достаточно, чтобы скрывать ее.
Как мило, Артем. Всё-таки решил отметить день рождения своего сына, пусть и с опозданием. Это так… трогательно.
Я медленно выдыхаю, чувствуя, как тепло в груди превращается в раскалённый, но холодный металл. Значит, ты всё-таки решил уделить внимание своему ребёнку, дорогой?
Я кладу руки на клавиатуру, но не печатаю ничего. Закрываю ноутбук так же тихо, как открыла. Теперь эта информация принадлежит мне. И как раз вовремя.
В этот момент мой телефон начинает звонить. На экране высвечивается «Анна Викторовна». Мама Артема. Она никогда не звонит мне без причины. Да и в целом ее нелюбовь ко мне слишком очевидна и нескрываема. План складывается практически мгновенно.
Я медленно улыбаюсь, принимая вызов.
— Наконец-то ты взяла трубку, — голос Анны Викторовны звенит холодом, как лезвие ножа, и я сразу понимаю: у неё плохое настроение.
Я не отвечаю сразу, давая ей пару секунд насладиться собственным раздражением.
— Здравствуйте, Анна Викторовна, — наконец произношу ровным, вежливым тоном, будто не замечаю ни её недовольства, ни явной неприязни.
— Мы уже в городе, — заявляет она, привычно не утруждая себя любезностями. — Хотели бы заехать сегодня вечером. Артём, конечно, не удосуживается отвечать на звонки, но, надеюсь, хотя бы ты способна передать ему, что родители хотят его увидеть.
Какой знакомый приём. Немного упрёка, немного презрения — и всё это завёрнуто в тонкий слой родительской заботы.
— О, как здорово, — тяну я с идеально отрепетированной теплотой в голосе. — Я уверена, он будет очень рад вас видеть.
— Ну, хоть кто-то в этом доме способен уважать старших, — язвит она. — Неудивительно, что Артём всё время в работе. С такой-то… атмосферой.
Ах вот мы как. Завуалированные унижения, как то… достало.
Я натянуто улыбаюсь, следя за собственным отражением в стекле окна.
— Конечно, передам ему. Но у него сегодня напряжённый день…
— Мы не собираемся сидеть у вас весь вечер, — грубо обрывает она. — Просто зайдём ненадолго. Или тебе уже настолько неприятно наше присутствие?
Как тонко. Как по-матерински. Я делаю вид, что не слышу яда в её голосе.
— Я просто подумала, что вам будет удобнее встретиться в ресторане, — мой голос остаётся мягким, почти извиняющимся. — Не придётся ехать вечером, да и Артём как раз будет свободен ближе к трём.
Тишина. Я почти слышу, как она приподнимает бровь.
— В три? Это ещё зачем?
— Ну, раз уж он закончит свои дела в это время… — я легко, непринуждённо улыбаюсь, пусть даже она этого не видит. — Почему бы сразу не встретиться? Отличное место, очень уютное, он сам его выбрал.
В трубке слышится раздражённый выдох.
— Ты, конечно, всегда отличалась странными предложениями… — тянет она, словно не может поверить, что я в очередной раз «посмела» принимать решения. — Хотя, наверное, это единственное, что ты можешь предложить.
Сжимаю зубы, но голос остаётся ровным.
— Адрес?
Я называю тот самый.
— Ресторан, значит? — её голос становится отстранённым. Но я знаю: она уже что-то подозревает.
— Конечно. Вам понравится, Анна Викторовна, — мой голос капает медовой вежливостью.
— Посмотрим, — лениво бросает она. — Хоть что-то ты могла сделать правильно.
А потом её голос смягчается.
— Мы так соскучились по Артёмушке, — теперь в её интонации появляется та самая нежность, которая в мою сторону никогда не направлялась. — Столько времени не виделись… Надеюсь, он действительно рад нам, а не просто пытается отделаться очередной формальностью.
Я сжимаю телефон крепче, ощущая, как внутри разгорается холодная, сдержанная ярость.
— Вы сами всё увидите, Анна Викторовна, — отвечаю я спокойно.
— Что ж, посмотрим, Настенька, — её голос снова обретает ту ледяную нотку, с которой начался разговор.
Звонок сбрасывается. Я опускаю телефон на стол, позволяя себе медленный вдох.
Какая прекрасная будет встреча!
Поднимаюсь со стула, достаю из шкафа своё старое платье. Сегодня мне нужно выглядеть безупречно.
14. Настя
Напеваю себе под нос, водя кистью с румянами по скулам. Оттенок ложится ровно, подчёркивает черты лица, делает их чуть мягче, женственнее. Зеркало в ванной отражает меня — сосредоточенную, точную в каждом движении, в платье элегантного винного цвета, которое когда-то хранила специально для выпускного из университета. Взгляд ясный, но в уголках губ затаилась лёгкая усмешка, словно мне предстоит поход не на пренеприятнейшую встречу с мужем и его семьёй, где будет фигурировать ещё и его любовница, а… скажем, на увеселительное мероприятие.
Впрочем, это недалеко от правды, потому что я воочию хочу увидеть, как трескается маска идеального мужчины на лице Артёма. Ребёнок на стороне. В светских кругах — это не ново, и все же… Такой подлянки он от меня точно не ожидает.