Предателей казнят без приговора — страница 1 из 5

Сергей АлтыновПредателей казнят без приговора (Сборник)

Предателей казнят без приговора

Все события, персонажи и отчасти географические названия придуманы автором. Любое совпадение случайно.

«Ни один план не переживает встречи с противником».

Хельмут фон Мольтке, германский фельдмаршал.

Пролог

Чеченская республика, 2000-й год.

– Ваше подлинное имя и фамилия?

– Если я скажу – Иванов Иван Иванович, вы ведь не поверите?

Ответ прозвучал с заметной издевательской интонацией и с заметным акцентом. Такого акцента у местных не бывает. Обычно с таким говорят те, кто прибыл сюда из арабских стран, предварительно хорошо выучив русский язык. Немолодой полковник со знаками различия воздушно-десантных войск не сдержался и хлопнул широкой ладонью по раздвижному полевому столу, на котором была разложена карта.

– Нам известно, что ты являешься казначеем банды Айдида, – переведя дух, сообщил полковник сидевшему напротив него бородачу лет тридцати.

Выглядел бородач куда лучше рано состарившегося, небритого офицера-десантника. И борода аккуратно подстрижена, и камуфляж импортный, турецкий, с иголочки, и зубы белые, точно из фарфора. Таким и должен быть Казначей, серьезный человек, имеющий дело с серьезными деньгами.

– Я ведь знаю, что те деньги, которые были при тебе в тот момент, когда мы тебя захватили, предназначались для кого-то из нашего российского командования, – продолжил полковник.

– Вот у своего командования и спрашивай, – улыбнулся во все тридцать два фарфоровых зуба Казначей.

– Хватит лыбу давить! – рявкнул присутствующий на допросе молодой капитан.

Одновременно с этой жесткой фразой он побоксерски выбросил кулак правой руки, попав им в скулу Казначея. Допрашиваемый, не удержавшись на табурете, свалился на земляной пол штабной палатки.

– Будь моя воля, я бы тебе башку отпилил! – капитан достал из поясных ножен боевое мачете и поднес его зубчатое лезвие к физиономии Казначея. – Медленно, так же, как вы нашим ребятам.

– Ты напрасно так говоришь и так делаешь, капитан, – вытирая ладонью разбитое лицо, произнес в ответ Казначей – Смотри, в ближайшее время ты очень пожалеешь об этом!

Вместо слов капитан хотел было еще раз врезать по бородатой физиономии, но полковник остановил его. И тут же на коленях полковника заработала рация.

– Да, слушаюсь, – выслушав короткое сообщение, произнес полковник. – Приказано отконвоировать в штаб основной группировки, – кивнув на Казначея, сообщил полковник капитану.

– Жаль, – убирая мачете, покачал головой капитан. – Мы бы из него тут за сутки все вытрясли. Конвоировать мне прикажете?

– Нет, – помотал головой полковник. – Ты лучше пойди отдохни. Нервы после вчерашнего разведрейда у тебя расшалились. Взводные Карпов и Тимохин отконвоируют, им в помощь пятерых контрактников дам, справятся.

– Деньги, которые при этом Казначее были, тоже в штаб? – задал вопрос капитан, находясь уже на пороге.

– Разумеется, – кивнул полковник.

Для доставки пленного в штаб группировки решили использовать микроавтобус с затемненными стеклами. Казначея, со связанными руками и плотным светонепроницаемым мешком на голове, усадили в его хвостовую часть. Рядом сел лейтенант Карпов, другие места заняли рослые накачанные контрактники ВДВ. Лейтенант Тимохин уселся рядом с шофером, положив автомат так, чтобы в любой момент можно было открыть из него огонь. Пуленепробиваемый несгораемый кейс с деньгами, который накануне разведчики захватили вместе с Казначеем, лейтенант Карпов запихнул в самую глубь салона, а один из контрактников накрыл его брезентом.

– Успеха, ребята, – произнес полковник, провожающий конвойную группу. – Всего… Хотя нет, постойте-ка!

Он жестом подозвал к себе девушку в камуфляже с погонами прапорщика, которая шла от медицинского пункта к штабной палатке.

– Вика, – назвал ее по имени полковник, – поезжай вместе с ребятами в штаб! По дороге мало ли чего приключится, фельдшер всегда нужен. И, главное, в штабе можешь пробыть деньков пять. В баньку сходить, кино посмотреть… Считай, даю тебе выходные!

– Спасибо, товарищ полковник! – радостно отозвалась девушка-фельдшер. – Я только мужа предупрежу!

Микроавтобус шел по горной дороге на предельно возможной скорости. А она, с учетом особенностей этой самой дороги, была не слишком высока.

– Виктория Петровна, – повернулся к сидящей рядом с водительской кабиной девушке-фельдшеру один из контрактников, – а правда, есть такая сугубо мужская болезнь, когда сперва снятся девушки в десантном камуфляже…

– Сморчков, хватит Викторию Петровну глупостями доставать! – оборвал подчиненного лейтенант Карпов. – Сперва девушки в камуфляже, потом без… По-моему, никакой болезни.

Дорога выровнялась, и водитель прибавил скорость. Теперь микроавтобус мчался изо всех сил. Но если бы он ехал чуть помедленнее, а у окна сидел наблюдатель с хорошей оптикой, то он наверняка бы заметил, что в одной из придорожных траншей-канав затаились двое, ведущие пристальное наблюдение за дорогой и транспортом. И еще он заметил бы, что как только микроавтобус миновал этих двоих наблюдателей, один из них вынул небольшой прибор с короткой антенной и что-то нажал на его панели.

В ту же секунду водительскую кабину сотрясло от сильного взрыва. Кровь брызнула в салон. Окровавленные безжизненные тела водителя и лейтенанта Тимохина тут же заполыхали. От взрыва вылетели и задние двери. Казначей исхитрился ударить связанными руками лейтенанта Карпова и буквально вынырнуть из салона. Пленник упал на шоссе и покатился к спасительным кустам, из которых уже поднимались почти в полный рост бородатые автоматчики. Свинцовый ливень ударил по лишившемуся дверей салону микроавтобуса. Трое контрактников были убиты сразу. Сморчков и еще один контрактник сумели-таки открыть ответный огонь и отогнать боевиков от полыхающего автобуса. Оба они, а следом за ними фельдшер Вика, также вооруженная автоматом, сумели покинуть салон и, на ходу отстреливаясь, устремились к спасительной «зеленке». Но боевики отступили лишь на время. Их автоматы и пулемет заработали с удвоенной силой. Первым упал Сморчков, у самой «зеленки» второй контрактник. Укрыться в спасительных кустах удалось лишь фельдшеру Вике. Она посылала из укрытия короткие автоматные очереди и не давала боевикам приблизиться к полыхающему микроавтобусу, в котором остался кейс с деньгами. Один из боевиков, самый малорослый, но при этом быстрый и гибкий, сумел перекатами приблизиться к укрывшейся среди зелени и камней Вике и метнуть туда наступательную гранату «Ф-1». После взрыва выстрелов со стороны «зеленки» больше не было. Двое боевиков, рискуя получить ожоги, тут же рванулись в пылающее чрево микроавтобуса и через пару мгновений вытащили оттуда заветный кейс с долларами.

– Равшан! Дорогой! – Казначей обнял старшего группы боевиков, как только с его головы сняли мешок, а руки освободили от пут. – Я всегда знал, что мы встретимся. И это, – кивнул в сторону кейса Казначей, – тоже никогда не покинет нас.

– Женщина еще жива! – сообщил осматривающий «зеленку» молодой боевик.

– Добей ее, – спокойным голосом отозвался Равшан.

– Погоди, – остановил молодого боевика Казначей. – Я сам это сделаю!

Когда Казначей подошел к истекающей кровью Вике, она уже не подавала признаков жизни. Прозрачно-светлые глаза ее были распахнуты и смотрели вверх, прямо на палящее южное солнце. Казначей взял в руки пистолет и дважды выстрелил в уже мертвую женщину.

– Эта баба была женой того отмороженного капитана, который исхитрился захватить меня, – пояснил Казначей, возвращая Равшану пистолет. – Я краем уха слышал, что они недавно поженились. Славный медовый месяц мы им устроили!

– Не все федералы наши враги, – вторично обняв Казначея, проговорил Равшан.

– С этим не спорю, – согласился Казначей.

– Освободить тебя нам помог один из них, – продолжил Равшан. – Офицер-десантник, не больше и не меньше!

– Он подложил магнитную мину под кабину микроавтобуса еще в лагере десантников? – догадался Казначей.

– Именно, – кивнул Равшан.

– Что-то я не видел там мусульман, – покачал головой Казначей.

– Он не мусульманин. Он просто очень любит деньги. А зарабатывать их умеет всего одним способом – убивая людей.

– Но убивая таких, как мы, много денег не заработаешь! – подхватил мысль Равшана Казначей. – Поэтому он и переключился на своих!

– Да, брат. Это так… Все, отходим! За кейс вы двое отвечаете своими башками!

Часть первая

Глава 1

Я привык к простой и четко сформулированной задаче. Ее иной раз ставят так: «Ребята, вон в том направлении – война!», обозначая при этом направление указательным пальцем. Моя задача немедленно двигаться в ту сторону и повоевать по мере возможности. Просто, ясно, главное, привычно. Сегодня же… Как вам понравится, если в паре сантиметров от вашей головы пролетит боевой нож и воткнется в весьма кстати росшее за вашей спиной дерево? Нужно учесть, что вы находитесь не в «горячей точке», а в паре шагов от собственного подъезда, идете себе по тропинке близлежащего сквера, остановились на минутку развернуть только что купленное мороженое и тут…

Нож был обычным, десантным, можно сказать, «родным». Таким удобно и парашютные стропы в случае чего резать, и в глотку противника метнуть. Лезвие вошло в дерево глубоко, стало быть, пущен нож был кем-то весьма тренированным. Все это я успел оценить боковым зрением, сам же отшвырнул в кусты брикет с мороженым, одним прыжком ушел с возможной линии поражения, укрылся за следующее дерево, с куда более толстым стволом. Редкие прохожие бросили на меня недоуменный взгляд и ускорили шаги, желая побыстрее покинуть сквер. В кармане у меня имелся газовый «браунинг», но шестое чувство подсказывало, что тот, кто метнул нож, уже далеко от сквера. Промахнулся он или же, напротив, хотел лишь пугнуть меня?! Что ж, пугать командира разведывательно-диверсионной группы ВДВ может выйти себе дороже…

Я перевел дух, в который раз оглядел близлежащие кусты. Никого. Метатель ножа не подавал ни малейших признаков своего присутствия. Сделал дело, гуляет смело. Сегодня уже не появится. Но вот в чем я не сомневаюсь, так это в том, что, войдя в подъезд, я обнаружу в почтовом ящике очередное послание. Впрочем, обо всем по порядку. Даже не знаю, как описать то, что происходит со мной уже без малого двое суток. Началось все с того, что позавчера в почтовом ящике вместе с привычными газетами я обнаружил большой конверт, на котором вместо адреса было написано следующее: «Упырю Валентину лично». Валентин – это я, понятно. Но почему? Упырь, это тварь страшная, поганая. На сленге былых локальных войн это тот, кто готов стрелять в спины своих товарищей, готов за деньги переметнуться на сторону врага, продать ему оружие, информацию… Ко мне это не относится, и я в этом уверен. А вот кто-то, выходит, не уверен. Придя домой, я вскрыл конверт, но обнаружил там лишь пустой тетрадный лист. Кто-то развлекается? Вечером в ящике я обнаружил другой конверт. На сей раз мне было суждено прочитать следующее: «Все, Упырь! Читай молитву!»

М-да…

Такое послание уже может расцениваться как угроза, и я вполне мог бы обратиться в милицию. Но что мне скажут там? Подозреваете кого, Валентин Денисович? На чеченских боевиков, многие из которых желали бы получить мою холодную башку, это непохоже. Те не угрожают, те действуют. Да и словечко «Упырь» не из их лексикона. В милиции ознакомились бы с моей личностью и вовсе хмыкнули. Одна жена, вторая… Может, кто из бывших подруг таким образом мстит?! Словечко «Упырь» от вас же, Валентин Денисович, и услышали когда-то. А женская месть, это, знаете ли… Да-да, именно так мне бы ответили в милиции. И, возможно, были бы правы. Собака, которая лает, не укусит. Так решил я, поэтому не стал обращать внимания на дурацкие письма. Однако утром следующего дня я получил третье. «Упырь! Я у тебя за спиной! Даю время покаяться! Перед всеми! Пять дней на все!» – прочитал я. Крупные печатные буквы. В принципе можно провести почерковедческую экспертизу… Ай, да ну ее к лешему! Догадываюсь, ох догадываюсь, перед кем надо каяться. Может, и в самом деле набрать телефон, а еще лучше лично заявиться в ресторан, где работает длинноногая хорошенькая официантка лет двадцати пяти? Наверное, я бы так и сделал, но то, что произошло две минуты назад, резко все поменяло. Официантки не умеют метать боевые ножи. Достав носовой платок, я быстро вытащил нож из древесного ствола и убрал в карман. Теперь мне могут пригодиться отпечатки пальцев.

Войдя в подъезд и открыв почтовый ящик, я ничуть не удивился, обнаружив конверт. Дома я вскрыл его. В нем был лишь черный кружок, вырезанный из плотной бумаги. Кто читал в детстве «Остров сокровищ», без труда узнает пиратскую «черную метку». Получившему такой кружочек жить оставалось весьма недолго… Разговоры со мной окончены. Упырю – упырево. И при этом неизвестный кинжалометатель предупреждает меня, точно хочет добиться чего-то, кроме моей смерти. Итак, что мы имеем? Размышляя, я на всякий случай отошел от окна и уселся в кресле, стоявшем в коридоре. Теперь со стороны улицы меня не увидишь и не выцелишь. Это не чеченцы. Может быть, наркомафия, с которой я не так давно схлестнулся? Нет, и для тех, пожалуй, слишком замысловато. К тому же в той схватке ни один наркомафиози, знавший меня в лицо, не уцелел. Спецназ ВДВ свое дело знает. Официантка книжек отродясь не читала, с фантазией почти так же, как у дикобраза с геометрией. Обратиться в милицию? Обождать? Непонятно одно – почему неизвестный кинжалометатель столь упорно именует меня Упырем?

Раздавшийся звонок мобильника не дал мне выстроить ни одной версии.

– Валентин Денисович? – поинтересовался властный командирский голос и, получив утвердительный ответ, тут же произнес условную фразу, из которой следовало, что я должен в самое ближайшее время прибыть на базу разведподразделения ВДВ.

Пожалуй, срочный вызов к командованию лучшее, что могло случиться за последние сутки.

– Будем знакомы! – усатый блондин лет сорока пяти с погонами генерал-майора протянул мне ладонь. – Начальник управления разведки и специальных операций главного штаба ВДВ Леонтьев Николай Борисович.

Стало быть, мой новый командир. Его предшественник уволился по возрасту неделю назад. Теперь мною будет руководить этот моложавый белесый Николай Борисович. Ранее мы не встречались, и я ничего о нем не слышал. Держится подчеркнуто демократично, явно не ревнитель субординации.

– Вечер Валентин Денисович, – пожав руку, отозвался я.

– Валентин Денисович Вечер, – немного улыбнувшись, повторил за мной генерал-майор. – Интересные у вас имя-отчество-фамилия. Сокращенно получается – ВДВ.

– Получается, – пожал плечами я.

– Мне хорошо известен ваш послужной список, подполковник, – продолжил Леонтьев. – Честно говоря, представлял вас немного другим. С вашей внешностью вы тянете на что-то среднее между старшим лейтенантом и капитаном.

Кто только не говорил мне, что я выгляжу куда моложе своих лет. Генерал-майор туда же. Что ж – средний рост, худощавое телосложение, на подполковника и в самом деле пока не тяну.

– Не обижайтесь, просто я впервые вижу вас, а на фотографии в личном деле вы выглядите немного солидней, – генерал Леонтьев готов был мне подмигнуть.

– Я вас тоже вижу впервые, – набравшись дерзости, произнес я.

– Раньше я работал в главном разведуправлении, – ничуть не смутившись, ответил генерал. – Там не принято себя афишировать. К вам, в ВДВ, прислан в качестве варяга, не обессудьте. По образованию танкист, окончил Ташкентское училище, – отрекомендовался Николай Борисович и тут же перешел к делу. – Командование поручает вам, Валентин Денисович, специальное задание!

– Слушаю вас!

– Разведдиверсионный рейд. Это ведь ваша основная специализация, – утвердительно проговорил Леонтьев.

– Закавказье? – спросил я.

– Нет, Африка.

– Я ни разу не бывал там.

– Да, я знаю, – кивнул генерал-майор. – Задание весьма специфическое. В вашей боевой группе будет несколько человек, хорошо знающих местность и язык.

– В каком качестве я буду в боевой группе?

– В качестве командира, Валентин Денисович. В вашем подчинении будут только офицеры.

Что ж, лихо. Генерал не говорит вслух, но подразумевает, что я могу отказаться. Все-таки не родное Закавказье, не Таджикистан, не Приднестровье, не Югославия, где я успел побывать за годы службы в ВДВ. Возглавить разведдиверсионную группу из одних офицеров – это серьезно, весьма серьезно… В таких случаях непременно благодарят за доверие, но я не тороплюсь.

– Что вы молчите? – вежливо, совсем не по-генеральски поинтересовался Леонтьев.

– Готов возглавить, – произнес я.

– Тогда слушайте, – продолжил новый начальник управления разведки и специальных операций.

Выслушав генерала, я молча углубился в изучение карты африканской местности.

– У вас нет вопросов? – прервал затянувшееся молчание Леонтьев.

Вопросов у меня было до черта, но я решил не торопиться.

– Как ни странно, но я все-таки подполковник, – вновь сдерзил я, подняв глаза от карты. – И уже не первый год.

– В суворовском училище вы тоже были столь же дерзким, – улыбаясь, кивнул генерал-майор. – Придумывали клички офицерам-воспитателям. За что начальника училища Герингом обозвали?

– Похож, – только и отозвался я, стараясь не удивляться осведомленности бывшего гэрэушника. – Помните, в «Семнадцати мгновениях…»? Вылитый наш Сан Саныч, один к одному.

– Если у вас больше нет вопросов, то можете быть свободны до девяти утра завтрашнего дня, – произнес Леонтьев.

– Зачем возвращаться? С вашего разрешения, я останусь на базе, – ответил я. – Из близких кого надо – предупрежу по телефону. Начну готовиться к рейду прямо сейчас.

– Добро, Валентин Денисович, – довольно сухо проговорил генерал-майор.

Ну вот и, как говорится, прощай, радость, прощай, грусть… Я больше не получу дурацкой черной метки, не буду ломать голову, кто выбрал столь специфический способ общения со мною. Все хорошо, но как-то… Даже и не сформулируешь. М-да, скорее всего, официантка все-таки каким-то немыслимым способом узнала содержание детской книжки про пиратов. И научилась метать ножи?! Чем черт, в конце концов, не шутит?!

Не думать, не анализировать. Не пройдет и трех суток, как я и вверенная мне боевая команда высадимся на далеком африканском острове. Там будет сколь угодно всяких неожиданностей, но не будет «черных меток» в конвертах. Официантке до Африки добраться не так-то просто…

Все-таки она, стерва длинноногая. Помнится, в ее присутствии я про упырей что-то говорил. После пары рюмок сорокадвухградусного коньяка из ее харчевни…

Теперь-то не все ли равно?

Войдя в комнату для отдыха, я скинул верхнюю одежду и завалился на диван. Комната была просторной, точно небольшой спортзал, мебели немного – кровать, небольшой столик и тумбочка. К чертям собачьим всех официанток и упырей. Надо выспаться. Весь завтрашний день пройдет в усиленной подготовке к африканскому рейду. Рядом с собой, на тумбочку около кровати, я положил пистолет Стечкина с полным боекомплектом. Конечно, здесь, на базе, мне ничто не угрожало, но… Привык, знаете ли.

– Руки за голову!

Фраза была адресована мне здоровенным амбалом, который не только превосходил меня по росту и комплекции, но был еще и вооружен пистолетом Макарова. Второй, не менее высокий и тяжелый, топтался на некотором удалении. Оружия (кроме пудовых кулачищ) у второго не наблюдалось. Расстояние между мною и первым было около одного шага, поэтому мне не оставалось ничего иного, как провести довольно банальный прием. Сделав вид, что медленно поднимаю руки ладонями вперед, я неожиданно резким молниеносным захватом сковал вооруженную руку, выкрутил ее внутрь, затем отступил налево и с силой рванул вниз. Пистолет с грохотом рухнул на пол. Амбал, ошалевший от того, что был разоружен в считаные доли секунды, попер на меня, точно бронированный локомотив. Он сумел рывком высвободить свою кисть, провел свободной рукой удар в голову. Я уклонился и отскочил в сторону, не выпуская из поля зрения второго амбала. Тот встал в боевую стойку, но не торопился вступать в поединок. Видимо, считал, что его приятель вполне в состоянии одолеть такую дохлятину, как я. Я же, в свою очередь, намеренно отступал, а первый пытался достать меня своими ножищами, которые довольно легко выкидывал на высоту моей переносицы. Он вообще оказался на удивление легким и подвижным. Но при этом несколько пренебрег защитой, поэтому получил прямой боксерский удар по открытой челюсти. Амбал потерял равновесие, очутился на полусогнутых. Я слегка врезал ему по ушам, чтобы на некоторое время отключить. Тем временем второй по прежнему не торопился меня атаковывать. Он принял классическую боевую стойку – фигура расслаблена, руки, сжатые в кулаки, перед грудью, ноги слегка согнуты в коленях, опорная нога выдвинута вперед. Как только я попытался с ним сблизиться, сразу понял, что передо мною довольно опытный рукопашник. Если бы не боксерская подготовка, мне вряд ли удалось бы выдержать серию его ударов. Голову я сумел уклонить, избежав таким образом резких и точных, как выстрелы, прямых ударов. Третий удар я блокировал, а четвертый не успел и принял в корпус. На ногах удержался, дыхание сохранил, однако удар был весьма ощутимым. Противник продолжил свою атаку, окончательно превратившись в боевую машину. Самого же достать было не так просто – накачанный торс позволял выдержать удары, голову же и челюсть, в отличие от своего приятеля, второй умело прикрывал. После следующей серии ударов в голову я не удержался на ногах и оказался на полу. Второму теперь оставалось лишь добить меня, прикрывающего коленями и локтями голову и корпус. Что он, не заставив себя ждать, начал делать, забыв об осторожности. Я же, в свою очередь, захватил правой ногой его ближнюю ногу, использовал ее в качестве рычага, а другой нанес удар по голени второй конечности противника. Он вскрикнул и тут же оказался на полу. Я нанес отключающий в голову и повернулся к первому амбалу, пришедшему в себя после легкого нокаута. Он вновь весьма впечатляюще взмахнул ногами, вновь локомотивом попер на меня, на сей раз прикрывая кулачищами челюсть. Я же, сделав ложный выпад в его корпус, нанес удар в горло амбала. Если такой удар по горлу провести в полную силу, то это может привести к контузии, полному или частичному параличу, а то и к смерти противника. По счастью, для последнего я лишь обозначил удар, но немного проехал-таки ребром ладони по его кадыку. Этого было достаточно, чтобы противник закашлялся и потерял способность к дальнейшим действиям против меня.

– Ничего, – услышал я знакомый ободряющий голос.

На пороге комнаты стояли инструктор учебного центра ВДВ по рукопашному бою подполковник Нефедов и мой новый начальник генерал-майор Леонтьев.

– Вот именно ничего, – кивнул я, массируя руки. – Что за кадры? – кивнул я на потерявших способность к боевым действиям амбалов.

– Первый – оценка «неуд», – категорично произнес Нефедов, недовольно дернув усами. – Второй – боец твоей группы – старший лейтенант Дятлов. Оценка – три с минусом.

– Четыре с минусом, – заступился я за Дятлова.

– Четыре с минусом тебе, – покачал головой Нефедов. – Что у тебя там на тумбочке под полотенцем?

Под полотенцем на тумбочке у меня лежал заряженный пистолет Стечкина, о чем я и сообщил инструктору по рукопашному.

– Делов-то, – махнул рукой Нефедов. – Тумбочка летит этому по коленям, – инструктор кивнул на первого, – одновременно хватаешь волыну, откат вправо, за спинку кровати и валишь обоих.

– Спорный вопрос, Григорий Степанович, – возразил я Нефедову, – хотя… Может быть, вы и правы.

– В боевых условиях только так, – подвел итог Нефедов. – Ты, лейтенант, свободен! – кивнул Григорий Степанович откашлявшемуся наконец первому.

В комнате нас осталось четверо: генерал Леонтьев, инструктор Нефедов, я и вверенный мне боец группы старший лейтенант Дятлов.

– Как ощущение, Владик? – спросил Дятлова Нефедов, заметно усмехнувшись в усы.

– Обещали мягкое приземление, а получилось – хрен знает что, – как ни в чем не бывало, не обременяя себя субординацией, ответил Дятлов.

Сейчас он производил впечатление веселого, симпатичного парня. Причем знатока десантного фольклора. Процитировал старинную вэдэвэшную байку про то, как во время учений, с целью тактической хитрости, из самолета вместо десантников выбросили муляжи с парашютами, а самих бойцов рассредоточили и замаскировали совсем в другом месте, где противник их и не ждал. Так вот, падают муляжи себе, но у одного парашют не раскрывается, и кукла шумно ударяется о землю. Посредники бегут к месту падения, а там из кустов встает молодой десантник, похожий на Дятлова, отряхивается и, улыбаясь, говорит: «Ну вот, обещали мягкое приземление, а получилось…» Там, в байке, он несколько крепче выразился.

– Почти полторы минуты, – глянув на часы, произнес генерал Леонтьев. – От того момента, как в комнату была открыта дверь.

– За это можно и «отлично» поставить, – кивнул я. – Проснулся, лишь когда лейтенант на меня рявкнул.

– Спишь крепко, – отозвался Нефедов. – Впрочем, теперь все оценки будешь выставлять ты, Валентин.

Я вопросительно посмотрел на генерала.

– Подполковник Нефедов с этой минуты в вашем подчинении, Валентин Денисович, – проговорил генерал. – Он входит в боевую группу.

Я был несколько удивлен, но промолчал. Григорий Степанович уже немолод, обычно в его возрасте в отставку уходят. Учить спецдисциплинам он, конечно же, в состоянии, но что касается боевых операций… Выходит, без него никак. Потому лишних вопросов не задаю.

– Ну а теперь пойдемте ознакомимся с остальными вашими подчиненными, – подвел итог генерал.

Говорил совсем без генеральских интонаций, голосом негромким, внятным и подчеркнуто вежливым. Явно видна была школа ГРУ, точнее – военно-дипломатическая академия.

Офицеры разведывательно-диверсионной группы, руководство которой я принял, ждали нас в кинозале базы. Их было четверо. Приплюсовав себя, Степаныча и Владика Дятлова, получил боевой отряд в семь штыков. Семь самураев, они же – великолепная семерка. Оптимальная численность для выполнения специального задания. Тем более что все мои подчиненные были офицерами не ниже старшего лейтенанта. Как только мы зашли в зал, все четверо встали.

– Вольно! – скомандовал генерал-майор. – Знакомьтесь – Валентин Денисович Вечер, сокращенно ВДВ, гвардии подполковник, ваш командир.

– Очень приятно, – в тон генералу отозвался офицер, сидевший ближе всех, – Сергей Олегович Млынский. Получается СОМ, – поднявшись в полный рост, Сергей Олегович протянул мне руку.

На сома Млынский совсем непохож – ни усов, ни сомовьего спокойствия и флегматичности. Рукопожатие цепкое, сильное. Он вообще быстр в движениях, резок. Судя по всему, в словах и в поступках тоже. Взгляд изучающий, точно испытующий. Остальные офицеры были более сдержанны, назвали свои имена и фамилии, после чего Степаныч дал команду включить большой видеоэкран. Это означало, что мы начинаем обсуждение боевой задачи.

– Итак, ваша цель – вот этот остров, входящий в состав африканского государства, – начал Леонтьев, назвав страну Черного континента, в которой недавно произошел очередной государственный переворот.

На видеоэкране появились африканские джунгли и патриархальная деревушка с одноэтажными домиками и темнокожими аборигенами, одетыми в едва прикрывающие их худые тела лохмотья.

– Боевые действия в государстве в данный момент прекращены. Противоборствующие стороны ведут переговоры, – продолжил генерал-майор, вводя нас в курс политической обстановки. – Впрочем, в этой глуши, – Леонтьев кивнул на негритянскую деревню, – никаких переворотов не бывает. Нас же этот остров интересует лишь с одной стороны. На нем скрывается перебежчик, иными словами – «крот». Бывший, разумеется, сумевший в свое время избежать наказания.

Объяснять, кто такой «крот», здешней публике не нужно. «Крот» – это предатель из рядов бывших разведчиков, тот, кто выдал противнику сведения, составляющие гостайну.

– «Крот» – бывший офицер спецназа КГБ «Вымпел», некто Никаноров, – произнес Леонтьев, а на экране возник крепкий, уже немолодой мужчина в камуфляжной форме, вооруженный укороченным десантным «калашниковым». – Этот человек… – генерал сделал паузу, точно подбирал нужное определение, – одним словом, он сделал очень много плохого для нашей Родины. Ваша задача – захватить его и доставить в Россию. Желательно живым. Но если же… Если Никаноров погибнет, то… В любом случае, нам нужны будут доказательства его гибели. Лучше всего кисть хотя бы одной руки. Для сличения отпечатков пальцев, – будничным тоном пояснил Леонтьев.

– Разрешите вопрос? – поднял по-ученически руку невысокий худенький офицер, представившийся Николаем.

– Нельзя, – весьма жестко ответил Леонтьев. – Все, что касается Никанорова, – гостайна. Досье на него вы получите, но не более того. Ваша задача, не задавая лишних вопросов, доставить изменника Родины сюда! – Обычно сдержанный генерал резко ткнул пальцем в пол, точно именно сюда, в кинозал, мы и должны были доставить «крота». Или его руки.

Некоторое время в кинозале стояла тишина. С генералом не поспоришь. Наша задача не уточнять, чем так провинился бывший офицер элитного спецназа, а захватить его либо ликвидировать. Остальное будут решать контрразведка, следствие и военный суд.

– Простите, товарищ генерал, – подал голос бородатый офицер по имени Игорь. – Но почему этот Никаноров скрывается в столь глухом месте? Я бывал на этом острове. Глушь, болото.

– Что ж, кое-что скажу, – кивнул генерал. – За Никаноровым охотятся его бывшие хозяева из западных разведок. Он сумел насолить и им. Поэтому и укрылся в столь глухом месте. У него собственный боевой отряд. Наемники, профессиональные убийцы…

– Чем же он платит наемникам? – спросил Сергей.

– Умыкнул солидную сумму у западных покровителей, – улыбнулся в ответ генерал. – Все, ребята, заканчиваем обсуждать личность Никанорова, переходим к вопросу, как предателя захватить.

– Извините, – робко подал голос худенький Николай. – Но тогда получается, что, кроме нас, на этом острове могут оказаться и…

– Коммандос бывших хозяев Никанорова, – закончил за него Леонтьев. – Таких сведений у нас нет. Но исключить этого нельзя. – Генерал бросил взгляд на меня как на командира группы. – Именно поэтому операцию по захвату нужно провести в самое ближайшее время.

Более вопросов не имелось. Игорь и Коля, ранее бывавшие в африканских краях, принялись объяснять остальным специфику местных условий. Акция нам предстояла не из простых. Впрочем, для простых и народ подбирают попроще. Вертелась у меня на языке пара-другая вопросов, но задавать их генералу я не торопился. Например, почему столь специфическую акцию поручают не ФСБ, не ГРУ, а нам, сугубо армейским разведчикам-спецназовцам? Леонтьев бы на такой вопрос лишь вежливо усмехнулся, а затем процитировал девиз воздушно-десантных войск: «Никто, кроме нас»… Ладно, боевая задача поставлена, будем выполнять. Забудутся мстительные длинноногие официантки, научившиеся метать кинжалы. Вперед, подполковник Вечер, вперед и не оглядываться.

Обсуждение продолжалось без малого четыре часа. Затем каждый отправился в свою комнату, получив диск для индивидуального просмотра и личных умозаключений. С собственным ноутбуком я работал недолго, чуть больше часа. И интересовало меня не столько географическое положение, так называемый боевой ландшафт, сколько персонаж по фамилии Никаноров. Мне хотелось узнать как можно больше о нем. Информация же на диске была следующей: Никаноров Андриан Куприянович. Редкое имя-отчество. Родом из Удмуртии, из самой что ни на есть глубинки. А похож скорее на донского казака. Удмурты обычно рыжие и круглолицые, а Андриан Куприянович – шатен, с жесткой линией бровей и испытующим взглядом больших темных глаз… Так, что там дальше? Окончил Московское высшее пограничное командное училище, полтора года прослужил замнач заставы по боевой подготовке. Далее – КУОС КГБ[1] в Балашихе, то, что впоследствии именовалось «Вымпелом». Участник боевых действий в Афганистане. В конце 80-х руководил специальной оперативно-боевой группой КГБ, в ее составе прошел Нагорный Карабах, Баку, Вильнюс и еще несколько «горячих точек» бывшего СССР. В 91-м против Никанорова было заведено уголовное дело. Якобы его боевая группа ликвидировала восемь человек: двух оппозиционных лидеров и шесть криминальных авторитетов. Дело было закрыто в свя– зи с тем, что все подозреваемые, включая командира, покинули Россию. Никаноров осел в Африке, где бывал в середине восьмидесятых… Сейчас ему пятьдесят два. Такие обычно хорошо сохраняются. Посмотрим, что говорится о его физических данных. В восемнадцать лет стал дважды мастером спорта – по легкой и по тяжелой атлетике. М-да, разносторонний был паренек. И, надо признать, в их глухой деревеньке весьма неплохо была поставлена спортивно-массовая работа. Одно слово – СССР. Ну а далее – чемпион КГБ по стрельбе из боевого оружия, парашютист. Про рукопашную ничего не сказано, но, подозреваю, что и в этой дисциплине Андриан Куприянович был не последним.

В досье нет ни слова о контактах с иностранными разведками и выдаче им каких-либо секретных сведений. Впрочем, генерал Леонтьев внятно объяснил, что этого нам знать не полагается. Что ж, мы народ привычный. Приказы не обсуждаем… А ведь хочется, ох как хочется узнать об этом Андриане Куприяновиче побольше. Из изученного мною досье получалось, что противник у нас достойный. Как получилось что мы оказались по разные стороны линии фронта?! Впрочем, такое бывает. Достаточно вспомнить власовских офицеров, многие из которых до перехода к немцам имели ордена и медали за храбрость. Тех же чеченских полевых командиров, окончивших наши военные и милицейские училища, причем неплохо окончивших… Вот уж поистине – врагов, как и друзей, не выбирают.

Десантник не спрашивает, сколько врагов, кто они, насколько сильны и страшны.

Десантник спрашивает: «Где они?»

Глава 2

Итак, мы – в Африке. По счастью, система ПВО, наши же «печоры», на острове отсутствовала. По крайней мере, в районе посадки нашего вертолета. Как мы добрались до Африки? Скажу коротко. Сперва каждый из нас был снабжен билетом для вылета в одну нейтральную в данном случае страну. Причем у всех на разные рейсы. Из нейтральной страны, опять же разными рейсами, каждый вылетел в африканское государство, граничащее с тем, которое интересует нас. Там нет переворота и боевых действий, мы встретились в одной из гостиниц, вышли на площадь рядом с городским базаром, где нас уже ждал автобус с немногословным белым водителем. Он отвез нас за город, где передал столь же немногословному белому вертолетчику. Он через нашего переводчика бородача Игоря напомнил, чтобы каждый из нас проследил за личным оружием. Затворы должны быть пусты, а предохранители поставлены в положение, исключающее непроизвольный выстрел в фюзеляж. Оружие и снаряжение мы получили от водителя автобуса, как оказалось, оно ехало вместе с нами под нашими сиденьями. Вертолет был неродной, имеющий название «Пума». Честно говоря, не пойму, откуда такое название? У одних моих знакомых был скотч-терьер по имени Пума, на боевой вертолет мало похожий. Двери у «Пумы» с обеих сторон фюзеляжа, поэтому, забрасывая в него снаряжение, мы следили, чтобы брошенные с силой ранцы не вылетели с другой стороны. Сам полет занял более двух часов. Я постоянно сверялся с картой. Вроде бы летели верно. Пролетели над морем, вышли к скалистым берегам. Далее – широкая река, идущая в глубь острова, густой, мало кем хоженный лес. А вот и место вы– садки – небольшая, но вполне пригодная для приземления вертолета площадка. Рядом горы. Не Эльбрус и не Эверест, но вполне могущие стать укрытием. В соответствии с тактикой первым покинул приземлившуюся машину пулеметный расчет. За ним автоматчики, которые тут же взяли вертолет в круговую оборону. На некотором отдалении от них появились мы с Нефедовым. Командир и его заместитель должны иметь меньше шансов погибнуть, этот пункт в спецподразделениях не обсуждается. Некоторое время проводим молча. Нападать на нас никто не собирается, местность осмотрена с помощью инфракрасных биноклей и опасений не вызывает. Я подаю знак пилоту «Пумы», и вертолет взмывает в воздух. Мы же отходим в укрытие, точнее – в горы. Там, выбрав труднопростреливаемое место, разбираем снаряжение и ставим палатки. Уф, наконец-то можно и немного расслабиться, о чем я сообщаю подчиненным.

– Валентин Денисович, – обращается ко мне по имени-отчеству Влад Дятлов. – Это не в этой ли стране десять лет назад был случай, когда аборигены съели датского посла?

– А что, здесь датская дипмиссия есть? – переспрашивает тут же переводчик Игорь.

Я лишь молча усмехаюсь. Владик Дятлов – любитель анекдотов и розыгрышей, пусть немного повеселит народ.

– Посол Дании поехал на охоту, но забрался слишком далеко, – продолжил свою историю Дятлов. – Примерно в такую же глухомань, как здесь. Там его выловили местные людоеды и освежевали. Датское правительство, естественно, выразило протест. А африканские власти датчанам и отвечают: «Раз уж так с вашим послом получилось, то ничего не попишешь. Разрешаем вам съесть нашего».

Я вторично усмехаюсь, остальные тоже. Надо сказать, с Владиком нам повезло. Люблю веселых ребят. Впрочем, они тут все не из хмурых. Но и не из шибко жизнерадостных. Майор Серега например. Чуть пониже меня, но пошире в кости. Накачанный, при этом ни одного лишнего кг. Лицо с правильными чертами, почти симпатичное, но какое-то злое. Чересчур злое. Есть такое выражение: «Смотреть волком». Так вот оно про майора Серегу. Смотрит он таким образом на всех, включая старших по званию. Окончил Тюменское инженерное, факультет ВДВ. Сапер-подрывник. А до военного училища окончил еще и медицинское по специальности «фельдшер скорой помощи». Так что свой медик в отряде имеется.

Капитан Кравцов – увалень на вид, но мышцы стальные, грудная клетка широченная и мощная, как царь-колокол. Лицом вялый, типичный флегматик. Не слишком подвижен, но с его данными ему особо двигаться и не нужно. Здоров, ох здоров, покрупней Дятлова будет. Пробить его мышечную кольчугу непросто, а сам он, если достанет, то, пожалуй, одним ударом дело и закончит. «Рязанец», окончил то же командное десантное училище, что и я, но несколькими годами позже.

Коля Водорезов – маленький, худенький и щупловатый на вид. В ВДВ после Коломенского артиллерийского. Внешность весьма обманчива, в рукопашной Коля бьется ногами, точно руками, и наоборот. Вовинаму, вьетнамскому боевому искусству, его обучал лично полковник Миенг, фигура легендарная. У вьетнамцев средний мужской рост метр шестьдесят, однако если он владеет вовинамом, то в рукопашной его не всякий Кравцов завалит. Американские вояки это на себе испытали. У Водорезова рост, к слову сказать, на пять сантиметров выше, чем у среднего вьетнамца, того же Миенга. Ко всему прочему, Коля, в отличие от остальных, имеет африканский опыт.

Дятлов Владислав Викторович. Сын генерала Дятлова, между прочим, и весьма похожий на папашу. Простецкая внешность, косая сажень в плечах, гренадерский рост. Улыбчивый, таких обычно именуют балагурами. «Рязанец», но окончил не десантное командное, а факультет ВДВ училища связи. Спец по всяким хитрым прослушивающим штучкам, технарь. Боевого опыта немного, но это дело наживное.

Нефедов Григорий Степанович. Дядя Гриша. Самый «пожилой» из нас, ему уже далеко за пятьдесят. Выглядит моложаво, фигура поджарая, крепкая. Имеет африканский опыт и единственный (!), кто лично знал «сумасшедшего вымпеловца». И даже приятельствовал с ним в былые годы. Поэтому столь немолодого отставника и включили в состав спецгруппы. Тем не менее дядя Гриша ничем не уступает более молодым. Подполковник Нефедов преподаватель спецдисциплин – армейского рукопашного боя, искусства выживания в экстремальных условиях, практической стрельбы из боевого оружия. Хоть человек он и сугубо армейский, некоторое время обучал спецдисциплинам бойцов КГБ-ФСБ, специалистов его уровня немного. Как у нас, в России, так и во всем мире. Тот же полковник Миенг из вьетнамской разведки о дяде Грише весьма уважительно отзывался.

Толмачев Игорь, он же Толмач. Бывают же такие совпадения. По специальности Игорь – военный переводчик. Окончил в свое время ВИИЯ.[2] Старший лейтенант, призван из запаса. Специализируется по африканскому контингенту. Внешне совсем не бойцовского вида. Длинные, но аккуратно уложенные волосы, усики, бородка. Худощав, не сказать, что сильно тренирован, но вынослив, с оружием обращается привычными движениями. Начальная спецподготовка на уровне, но не более.

Таким образом, в отряде есть переводчик, есть бойцы, имеющие здешний боевой опыт, специалист по связи и минер-подрывник. Врача с соответствующей квалификацией Леонтьев подобрать не успел, но Сергей Млынский до поступления в училище успел закончить медицинский техникум, где получил специальность фельдшера скорой помощи. К тому же легкие ранения каждый из нас обучен залечивать самостоятельно, ну а тяжелые… Что о них говорить… Каждому, даже самому зеленому бойцу специальной разведки известно, чем лечат тяжелые ранения. Боец не имеет права становиться обузой для остальных, и этим все сказано. Есть такой термин «блаженная смерть». Ампула так одна называется. Без нее ни один спецназовец на задание не выходит.

Мы собрались было перекусить сухпайком, как вдруг в руках Коли Водорезова запиликал прибор обнаружения. Это, надо сказать, дорогой, но весьма необходимый для разведгруппы прибор. Генерал Леонтьев сумел снабдить нас аж двумя такими штуковинами. Реагируют они исключительно на человеческое тепло, иными словами, на испарения, которые исходят от каждого человека. Тем более в столь жаркой климатической зоне они более интенсивны. Систему сделали неглупые люди, обмануть ее невозможно. Реагирует исключительно на живой человеческий организм в пределах двадцати пяти метров. И при этом дает почти точное (с погрешностью в пять-десять метров) местопребывание живого человека. Вопрос – среагирует ли прибор на участников разведгруппы? Нет, потому как на человеческие тела в радиусе восьми метров прибор не срабатывает. Можно, правда, снизить и до одного метра, но сейчас в этом необходимости не было. Вот куда шагнула оборонная наука.

Таким образом, получалось, что к нам подобрался некто.

– Двадцать метров, южное направление, – считал информацию с крошечного монитора Николай. – Один человек… Ну самое большее два, – внес Николай свое замечание относительно возможной погрешности.

Сообщение выслушали молча, никто даже головы не повернул. Получили информацию о наблюдателе, нужно не за оружие хвататься, а думать, что с этим наблюдателем делать. Увалень Кравцов кашлянул, бросив на меня вопросительный взгляд. Я едва заметно кивнул. Кравцов неторопливо поднялся, взял в руки боевое мачете «Тайга-1» и неторопливо двинулся в южном направлении. Мало ли зачем человек в лес пошел? Может, за дровами, может, по нужде… По нужде наши люди зачастую с гранатами ходят, ничего не попишешь.

– Стоит на месте, – негромко считал информацию с монитора Коля. – Не двигается, затаился. Судя по всему, он там все же один.

Между тем Кравцов лениво подошел к одному из деревьев, воткнул в ствол мачете, так чтобы его можно было быстро схватить за рукоятку, начал расстегивать ширинку. Я переглянулся с Сергеем. Тот быстро поднялся и стал выполнять отвлекающий маневр. Взял в руки автомат и двинулся было к Кравцову, приняв при этом курс чуть левее.

– Задергался, – кивнул на монитор Коля. – А сейчас опять затих! Я, кажется, знаю точно, где он.

– Может, туда лупануть? – Дятлов кивнул на оптический прицел, которым был снабжен его автомат.

– Не торопись, – проговорил я.

Между тем Серега остановился, передернул затвор автомата. Не слишком ли мы подставляемся? Наша «точка» труднопростреливаема, но все же грамотную огневую позицию выбрать можно. Лупанет по нам этот неизвестный абориген из гранатомета, и поминай как звали. Впрочем, информация, получаемая Колей, говорила, что это не так.

– Затаился. Резких движений не делает, – сообщил Водорезов, наблюдая за застывшей на мониторе точкой.

Между тем Кравцов застегнул ширинку, сделал едва заметный жест рукой. Все, наблюдатель обнаружен. Сергей стал делать малопонятные движения с автоматом, отвлекая наблюдателя на себя. Кравцов выдернул из дерева мачете, повернулся было к нам лицом и вдруг совершил молниеносный, совсем не свойственный его комплекции прыжок в соседние заросли. Не прошло и сорока секунд, как капитан приволок одетого в камуфляжную майку и трусы аборигена средних лет. Тот не сопротивлялся, Кравцов показал себя недюжинным спецом по силовому захвату.

– Все! – кивнул Водорезов на погасшую на мониторе точку.

Не вступая в лишние приветствия, я упер в переносицу аборигена ствол своего «стечкина». Игорь, мгновенно сориентировавшись, что-то очень жестко произнес на понятном аборигену португальском языке. Видимо, объяснил, что если тот хочет жить, то должен быстро и внятно ответить на все наши вопросы. Вопросов же у меня было не так уж и много. Я вытащил свободной рукой фотографию Андриана Никанорова и сунул ее под широкие дрожащие ноздри допрашиваемого:

– Знаешь ли ты этого человека?

Игорь перевел мой вопрос несколько менее властным голосом. Абориген задергался, что-то пробормотал глухим, хриплым голосом.

– Говорит, что не хочет нам зла, – пояснил Игорь.

– Нужно отвечать на вопрос, – подал голос Кравцов и слегка ткнул аборигена под ребра.

Допрашиваемый при этом дернулся так, словно по его телу пропустили немалый заряд электрического тока. Между тем Сергей быстрыми движениями ощупывал худое темнокожее тело.

– Смотрите-ка! – аж присвистнул Серега, извлекая что-то миниатюрное из-под камуфляжных трусов нашего пленника.

На ладони Млынского лежала компактная радиостанция. Такая, пожалуй, не у каждого из отечественных подразделений имеется. Я такую только на специальной выставке видел.

– Стало быть, успел связаться со своими, – заметил мой заместитель Нефедов.

– Каким образом? – недоуменно отозвался Влад Дятлов, отвечающий за связь и систему РЭЗ.[3] – Я ведь набросил лассо.[4]

– Ты набросил лассо, как только мы высадились из вертолета и заняли боевые точки, – пояснил я. – А он, скорее всего, к этому моменту успел нас всех пересчитать и сообщить тем, кто его послал. Успел или нет? – кивнул я Игорю.

Тот перевел. Пленник сумел унять дрожь и произнес длинную хриплую речь, глядя при этом в землю.

– Он повторяет, что не хочет нам зла, – медленно, с расстановкой принялся переводить Игорь. – Да, он успел передать о том, что мы десантировались в этом районе. Более того, этот человек, – Игорь кивнул на фотографию Никанорова, которую я по-прежнему держал в левой руке, – ждал нас.

– Что?! – чуть ли не в один голос переспросили я, Нефедов и Влад.

– Поэтому вам лучше уйти туда, откуда прибыли, – дернув шеей, продолжал Игорь, стараясь оставаться бесстрастным. – Иначе ни одному из вас не остаться в живых. Полковник Анд великодушен, но суров. Если вы захотите уйти, он не станет вас преследовать…

Игорь сделал паузу, вытер вспотевший лоб.

– И еще раз говорит, что не хочет нам зла, – закончил Игорь, не совладав при этом с мышцами лица.

Я убрал оружие от переносицы допрашиваемого. Тот сказал нам немало. Стало быть – полковник Анд Никаноров весьма удачно сократил собственное имя. Великодушный, но суровый. Знал о нашем прибытии… Утечка у генерала Леонтьева? Получается, что так. В этом случае нам в самую пору подавать сигнал «Спасите наши души» и убираться отсюда как можно скорее.

– Откуда полковник Анд знал, что мы должны здесь высадиться? – задал я довольно-таки дурацкий вопрос, ответа на который наш пленник, скорее всего, не мог дать при всем своем желании.

– Полковник Анд знает все, – перевел ответ пленника Игорь.

Я демонстративно сплюнул, дернул мышцами лица и влепил допрашиваемому легкую оплеуху.

– Вот дерьмо! – только и произнес Серега.

Я переглянулся с Нефедовым, подмигнул ему. Григорий Степанович, в свою очередь, нервно хлопнул себя по колену, затем передернул затвор автомата. В свою очередь, Кравцов саданул пленника ножищей. Того вновь пробила мелкая дрожь, и он что-то очень быстро и глухо забормотал.

– Не хочет нам зла, – уже в который раз перевел Игорь, затем добавил, уже, видимо, от себя, – все люди братья.

– Передай ему большое спасибо за внимание и заботу! – сплюнув на землю, зло произнес я.

Переводчик что-то проговорил, и пленник прекратил бормотать.

– Встать! – рявкнул я так, что абориген все понял без переводчика.

Между тем Степаныч и Серега нервно дергались, перебрасываясь между собой злыми фразами. Я саданул пленника в ухо и дал ему пинка под зад. Тот с трудом удержал равновесие.

– Вперед! – скомандовал я.

Пленных, увы, ждет, как правило, одинаковая участь. Однако я всегда помню такое правило, сказанное одним очень хорошим человеком. Можешь не убивать – не убивай. Смерть этого наблюдателя ничего не давала нам. Вместе с тем, он выдал весьма неплохую информацию.

– Пусть убирается отсюда как можно быстрее! – кивнул я Игорю и тот в столь же грозной форме перевел мою команду.

Пленник ждать себя не заставил, рванул быстрее лани. За ним ненавязчиво устремились Водорезов с прибором обнаружения и Серега.

– А техника у них на уровне, – изучая конфис– кованную минирацию, произнес Дятлов. – Что же теперь делать, Валентин Денисович? – спросил он, подняв на меня свои круглые васильковые глаза.

– Сейчас вернутся, скажу, – ответил я, кивнув в сторону удалившихся Водорезова и Млынского.

– Отпустили-то зачем? – спросил Кравцов.

– Не пройдет и трех часов, как полковник Анд узнает, что десантники, прибывшие по его душу, сильно занервничали, сворачивают шмотки, да еще и… передают большое спасибо. Ты точно перевел? – кивнул я Игорю.

– Дословно, – ответил тот.

– Будем менять позицию? – спросил Кравцов.

– Сейчас… – я повернулся к возвращающимся Коле и Сергею.

– Дернул, точно олимпийский марафонец, – проговорил Николай, демонстрируя минимонитор прибора обнаружения. – Как видите, больше никого в обозримом радиусе нет.

– Значит так… – произнес я. – Легче всего подать сигнал бедствия и бежать отсюда. Но мы спецназ ВДВ и существуем не для того, чтобы… Вопросы есть?

Мои подчиненные молчали. Ведь в самом деле, спецназ ВДВ существует не для отступления и воп– лей о помощи.

Да, каким-то образом полковник Анд узнал о нашем десанте и о его целях. Но не более того. Сейчас мы поменяем место дислокации, уйдем чуть повыше в горы. Ну а потом… Потом будем действовать по экстренному варианту. Да, мы не сможем незаметно подобраться к лагерю полковника Анда. Теперь мы сделаем так, что Великодушный-но-Суровый сам придет к нам. Ведь что такое ВДВ? Как расшифровывается эта аббревиатура? Разумеется, как воздушно-десантные войска. Но не только. Во-первых, войска дядя Васи, поскольку создателем ВДВ был генерал Василий Маргелов. Во-вторых, войска для войны, тут комментарии излишни. И, наконец, – Возможны Двести Вариантов. Двести не двести, но три-четыре варианта у меня в запасе имелись…

Ко всему прочему лично мне очень не хотелось возвращаться. Вдруг официантка, научившаяся метать ножи, не успокоилась? Да и поставленную задачу я привык доводить до конца. Тем более, достаточно выполнимую. Похоже, мои подчиненные считали так же. Команду генерал Леонтьев подобрал мне на совесть.

– Ни-ко-го! – по слогам произнес Коля, глядя на монитор прибора обнаружения.

Мы поднялись в горы, при этом хоть и несколько отдалились от поставленной цели, но зато теперь имели хороший обзор сверху.

– Отбой, ребята, – отдал я столь долгожданную для всех команду.

Глава 3

Временный лагерь был оборудован нами быстро и на совесть. Проснувшись утром, я первым делом сменил всю ночь карауливших наш сон Водорезова и Кравцова. Сделав пару-другую специальных упражнений, решил побриться. Настроение было лучше не придумаешь. Все вновь четко и ясно. «Вон в том направлении война! Мы туда идем и по мере возможности воюем!» Полковник Анд ждет нас?! Очень хорошо, мы к таким вещам привычны. Ждет-ждет Андриан Куприянович, потом не выдержит и сам к нам придет. Мы же за это время подготовим угощение… Я уже ясно представлял намеченный мною план действий, взялся за бритву, хотел было достать крем-пену для лица, как вдруг…

На моей ладони сам собой очутился черный, до отвращения знакомый кружок из плотной бумаги.

ЧЕРНАЯ МЕТКА.

Он вывалился из пакета с бритвенными принадлежностями, который я накануне упаковывал лично. Стараясь ничем не выдать волнения, я осторожно огляделся. Никто из бойцов не наблюдал за мной. Коля и капитан Кравцов легли отдыхать, их сменили Дятлов и Серега. Степаныч брился, переводчик Игорь готовился к завтраку… Перевернув кружок, я обнаружил два слова, написанных большими печатными буквами: «СМЕРТЬ УПЫРЮ». Вот тебе и длинноногая официантка… Что теперь думать и, главное, ЧТО ДЕЛАТЬ? Чертовщина какая-то. Однако «черную метку» я получил от кого-то из своих. Да, да, ее подложил мне кто-то из вверенных мне офицеров… Что делать? Спросить в открытую? Поднимут на смех, да и «охотничек» мой, конечно же, не сознается. Не для того он это все затеял… А для чего?

Ответа на этот вопрос у меня не было. Кто Упырь? Если Упырь в его понимании я, то меня легче было грохнуть в Москве. У «охотника» такая возможность была. Или здесь, но без этого дурацкого предупреждения…

А ведь он не хочет убивать меня!

Но он хочет вымотать мне нервы и спровоцировать. Да, спровоцировать на что-то… Провоцируют – не провоцируйся, так меня учил тренер по боксу в областной спортшколе. Поэтому буду вести себя как ни в чем не бывало. А вот за остальными своими бойцами послежу повнимательней… Намылив физиономию, я начал неторопливо бриться. Затем вместе со Степанычем и Игорем мы углубились в изучение карты местности, чем и прозанимались вплоть до самого обеда. Коля и Кравцов к этому времени выспались, и вот около двух часов дня по местному времени весь личный состав моей боевой группы собрался за походным обеденным столом. Трапеза проходила молча. То ли мое тревожное настроение передалось подчиненным, то ли у бойцов шел процесс африканской акклиматизации, но мои подчиненные были сейчас какими-то хмурыми.

– Старший лейтенант Дятлов! – с напускной строгостью окликнул я Владислава.

– Слушаю, Валентин Денисович! – дернувшись, точно чего-то испугавшись, отозвался Влад.

– Приказываю вам рассказать анекдот, – с той же напускной строгостью продолжил я. – Про Африку и ее обитателей.

– Слушаюсь, – как-то натужно улыбнувшись, проговорил Дятлов. – Поймали людоеды трех белых – русского, американца и француза, привели к своему вождю. Вождь говорит, что если они назовут число, которое он не знает, то им сохранят жизнь. Американец говорит:

– Триллион.

– Это я знаю, – говорит вождь. – Сожрать!

Француз говорит:

– Секстиллион.

– Это я тоже знаю. Сожрать!

Приходит очередь русского.

– До х. я, – говорит русский.

Вождь отзывает его в сторонку и тихонько говорит:

– Скажи мне, чтобы мои не слышали, сколько же это будет – «до х. я»?

– Ровно в семь раз больше, чем до еб…й матери.

Я рассмеялся, остальные выдавили из себя какие-то кислые ухмылки. Как-то не смешно получился у Дятлова анекдот. Как были мои бойцы хмурыми, так и остались.

– Мужики, давайте в открытую! – проговорил, нарушив затянувшуюся мрачную паузу, Григорий Степанович. – Чья это работа?

С этими словами Нефедов раскрыл свою широкую ладонь, на которой лежал черный бумажный кружок размером с олимпийский рубль.

– Еее… – только и произнесли остальные, включая меня.

– Любуйтесь, – зло, по волчьи, рыкнул Серега, протянув дяде Грише точно такой же черный кружок.

Молча представил обозрению свою черную метку Коля Водорезов. Усмехнувшись, подбрасывая кружок на ладони, продемонстрировал нам его Дятлов. Сплюнув и добавив еще одно «ё», предъявил черную метку Кравцов. Лишь один Игорь ничего не продемонстрировал и не произнес.

– Командир? – вопросительно уставился на меня своим нелюбезным взглядом Серега.

– То же самое, – проговорил я, вытащив из кармана свою метку. – А теперь не задаем лишних вопросов, а отвечаем. Эти метки каждый из вас получал в течение нескольких дней до получения приказа, так?

– Так точно, – ответил за всех Кравцов, остальные закивали.

– Вы также получали записки, в которых вас именовали Упырями, – продолжал я, стараясь не сбавлять темпа. – Как только мы получили приказ, записок и меток никто больше не получал. До сегодняшнего утра. Все молчали, потому что не хотели привлекать лишнего внимания, рассчитывали самостоятельно вычислить автора. Что скажешь, Григорий Степанович? – повернулся я к Нефедову.

– Стар я в пряталки играть, – ответил Степаныч. – И главное про себя знаю, я – не Упырь.

– Кто-нибудь себя назовет Упырем? – тут же спросил я.

Молчание. Точно окаменели мои бойцы. Кто же себя такой тварью назовет?

– А охотником на Упырей? – задал я следующий вопрос.

Вновь молчание.

– Нервы у меня вообще-то крепкие, – первым прервал затянувшуюся паузу Степаныч. – Но сейчас хочется устроить допрос с пристрастием.

– Кому? – спросил я, обведя взглядом молчавших подчиненных.

Ответа ни у кого не было.

– А ты, Игорь, что молчишь? – повернулся я к растерявшемуся Толмачу.

– Что говорить? – передернул тот худыми плечами. – Даже неудобно как-то. Вас всех пометили, а меня нет…

И вновь весь вверенный мне отряд погрузился в недоброе молчание.

– Будем считать дурацким розыгрышем. «Черная метка» не должна помешать нам в выполнении задачи, – произнес я с подчеркнутым хладнокровием.

Как командир, я сейчас был обязан взять ситуацию под контроль, обуздать пока неизвестного мне «охотника на упырей».

– Предлагаю «охотнику» прекратить свои поиски. Временно прекратить. В противном случае… – я обвел взглядом всех бойцов моего отряда. – Мне придется оставить командование и вообще покинуть вас, господа офицеры.

– Дезертировать хочешь, командир? – первым откликнулся Коля Водорезов.

– Повторяю еще раз – «охотник» должен прекратить свои поиски до конца акции, – произнес я. – Иначе нам всем есть смысл разбежаться в разные стороны.

Мне никто не ответил. В самом деле – о каком выполнении боевой задачи может идти речь, если каждый боец ждет пулю в спину от своего же товарища?! Если один подозревает второго, тот третьего и так далее?! Что еще может сказать командир.

– Если охотник согласен, то как ему дать знать об этом? – первым нарушил молчание Сергей.

– Очень просто. Каждый из нас сейчас произнесет клятву. Я, офицер ВДВ такой-то, будучи охотником или его мишенью, клянусь! Клянусь матерью-отцом-женой-детьми! Клянусь Родиной и погибшими боевыми друзьями! Клянусь, что прекращаю свою охоту до окончания выполнения боевой задачи. Ни одной черной метки никому не пошлю! Клянусь! – я перевел дух, наблюдая за реакцией подчиненных.

Те слушали молча, сохраняя приличествующее офицеру разведки ВДВ хладнокровие.

– И еще я клянусь, что найду Упыря! – произнес я, заканчивая таким образом сочиненную на ходу клятву. – После выполнения боевой задачи. Найду и воздам Упырю по заслугам…

Таким образом, я стал первым принявшим столь странную клятву. На пару секунд я, закрыв глаза, обхватил руками затылок.

– Я, офицер ВДВ Нефедов Григорий Степанович, – послышался голос Степаныча, – будучи охотником или его мишенью, клянусь…

Мой заместитель не отказал мне в поддержке. Кажется, я сумел найти нужные слова. Не будут, ну никак не будут такие ребята впустую отцом и матерью клясться… Личные дела подчиненных я просматривал досконально. Детдомовцев среди них не было, почти все имели жен и детей. Ко всему прочему – охоту на Упыря я не отменил. И «охотник», если он не совсем сумасшедший (а сумасшедших в моем отряде не было, опять же в личных делах есть подпись армейского психиатра и психолога), должен понимать – отряд, в котором каждый подозревает другого, должен быть немедленно распущен. Это значит, что Упырь уйдет, а ведь «охотник», судя по его логике, подобрался к этой твари совсем близко! Но он не знает кто… Кто из нас эта самая тварь!

– Клянусь, что прекращаю охоту… – вслед за Нефедовым клятву давал Серега.

Произносил он ее зло, стараясь не смотреть ни на кого из нас. После Млынского слово взял Коля, затем Кравцов, потом Дятлов. Последним дал клятву озадаченный и заметно сконфуженный Игорь. Произносил он ее очень внятно, пожалуй, несколько дольше, чем остальные. При этом пару раз бросил на меня виноватый взгляд.

– Десять минут отдыха, – произнес я, как только Игорь закончил говорить.

Будем надеяться, что я выиграл у «охотника» время. И самое главное теперь это время не упустить.

Глава 4

Дятлов рассказал очередной анекдот, и обстановка несколько разрядилась. Будем считать, что наступило временное перемирие. Чтобы немного отдохнуть мозгами и размять мышцы, я решил поупражняться со Степанычем в рукопашном бое. Нефедов привычно хмыкнул, оценив в который раз мою стойку, и принял свою – немного ссутуленную, но с прикрытой челюстью и нижней частью тела. Такие обычно бывают у специалистов по боевому самбо. У меня же стойка, надо сказать, не слишком характерная для классического бокса – корпус подан назад, при этом какое-то корявое припадание на правую ногу. Впрочем, подобная «неправильная стойка» была у Валерия Попенченко, что не помешало ему стать олимпийским чемпионом. Я же скромно выполнил норматив мастера спорта на третьем курсе Рязанского десантного… Однако сейчас я не на ринге. Степаныч сам имел боксерскую подготовку на уровне первого разряда, но при этом был прекрасным специалистом по боевому самбо, ушу и был неплохо знаком с прочими костоломными системами. Ни он, ни я не торопились атаковать. После недавней беседы и клятв настроение было неспортивным. Если бы мы находились на ковре, то судья-рефери неминуемо влепил бы нам обоим по замечанию за пассивное ведение боя. Неожиданно Степаныч вышел из боевой стойки, подняв вверх правую руку, что по неписаным правилам означало конец поединка.

– Давай-ка, Валентин, кое на что проверю тебя, – произнес Нефедов.

– На вшивость? – не очень любезно отозвался я, также выйдя из стойки.

Нефедов молча вытащил из собственной кобуры пистолет Макарова, вынул обойму, проверил, не осталось ли патрона в стволовой части.

– Держи! – Степаныч резким движением бросил мне оружие, и я исхитрился поймать его на лету.

– Тебе нужно обыскать меня, а я весьма опасен! – тут же сформулировал боевую задачу Степаныч. – По голове меня при этом бить нельзя, по почкам и по печени тоже.

– Отчего же? – усмехнулся я.

– Твоему командованию я нужен целеньким, – пояснил Степаныч. – Начинай!

Вполне логичное объяснение – измордовать пленника до потери сознания штука нехитрая, а вот взять и доставить целым и невредимым совсем другое дело.

– Руки в гору, падла! – тут же рявкнул я на Степаныча.

– Без хамства, пожалуйста, – дернул усами Нефедов, но команду выполнил.

Обычно в таких случаях пленника ставят к стене и заставляют максимально широко расставить ноги. Затем обыскивают его, контролируя одну из конечностей. Если пленный дернется, то его тут же бьют под коленный сгиб, и он теряет равновесие. Однако в сложившейся обстановке стены у меня не было. Поставить на колени? Крайне неудобно обыскивать, особенно с учетом того, что потайная кобура может быть закреплена где-нибудь на голени… В этот самый момент Степаныч хлопнул самого себя по затылку, точно убил муху или комара.

– Не двигаться! – напомнил я.

– Кусаются, заразы, – пояснил Степаныч и вторично хлопнул себя по голове.

– Ну-ка опусти руки! – скомандовал я.

Недоумевающий Степаныч опустил обе конечности на уровень пояса.

– Снимай штаны! – продолжил я.

Выход найден. Спущенные штаны (а вслед за ними и трусы) весьма затрудняют способность к сопротивлению. Извини, Григорий Степанович, но ты сам дал мне такое задание… В который раз недовольно дернув усами, подполковник Нефедов молча выполнил команду. Спущенные до щиколоток камуфляжные штаны сковывали теперь любые движения ног.

– Теперь трусы!

Нефедов взялся было за плавки, но тут же хлопнул себя по спине.

– Кусают, твари, сил нет! – пояснил тут же.

– Трусы снимай.

При выполнении боевой задачи нужно быть непреклонным, но вежливым. Степаныч вновь взялся было за плавки, бросил на меня укоризненный взгляд и тут же вновь дернул руку за спину. Теперь уже я бросился к нему, вывернул руку, упер пистолет под ухо. Таким образом, Степаныч оказался в крайне неудобном, согнутом положении.

– Сам видишь, нету у меня оружия, – сдавленно произнес Нефедов.

В самом деле, под камуфлированной майкой ничего нет, штаны спущены, под трусами тоже вряд ли что-либо имеется. Я ослабил хватку. Степаныч стал разгибаться медленно, и в этот момент я совершил ошибку. Надо было немедленно отступить на два шага назад и контролировать каждое движение пленного. Я же замешкался всего на секунду, и пистолет оказался в опасной близости со Степанычем. Обычно опытные рукопашники не упускают такого момента и попросту выбивают оружие из рук противника. Далее же, как говорится, посмотрим, чья возьмет. Степаныч же сделал молниеносное движение, провел захват и в считаные доли секунду пистолет уперся мне в грудь. При этом я продолжал сжимать его, просто ловкий Степаныч исхитрился таким образом захватить кисть моей руки. В следующую секунду Нефедов нажал своим пальцем на мой указательный палец… Если бы пистолет был заряжен, получилось бы, что я сам выстрелил себе в грудь. Со столь близкого расстояния подобное ранение, скорее всего, было бы смертельным.

– Главное, чтобы пистолет противника был совсем близко к тебе. Лучше, если ствол будет уперт тебе в грудь. Но в этом случае действовать надо молниеносно, – пояснил Степаныч, видя, что я несколько ошарашен.

А ошарашен я был от четкости и быстроты действий Нефедова. Точно сказано – молниеносно. Несмотря на возраст, Степаныч отнюдь не потерял хватки. Попадешься на такую «удочку», все… Еще и в самоубийцы потом запишут, в церкви отпевать откажутся. Ничего не скажешь, прием отличный! Если его удается провести, то получается, что ваш вооруженный противник неожиданно застрелился. Сам.

– На практике применять не приходилось? – спросил я Степаныча.

– По счастью, нет, – ответил тот.

– Я бы, несмотря на приказ, все же по голове для начала врезал, – подал голос Кравцов, наблюдавший за нашей тренировкой.

– И расколол бы пленному череп, – кивнул на ручищи Кравцова Степаныч. – А ценная информация? У кого ее после этого получишь?

– Тоже верно, – пожал могучими плечами Кравцов.

– Поэтому приказы надо исполнять четко, – Нефедов напомнил Кравцову о субординации. – Еще вопросы имеются?

– Никак нет, – пошел-таки на попятную капитан.

– К нам очередные гости! – неожиданно подал голос Игорь, ведущий наблюдение в инфракрасный бинокль за тем, что происходило под горой, то есть под нами.

Вооружившись собственным биноклем, я и в самом деле увидел, что под горой осторожно прогуливались трое вооруженных людей. Они прогуливались именно в том месте, где еще недавно находился наш временный лагерь.

– Точно нас ищут, – заметил Игорь. – И, по-моему, удивлены нашим отсутствием.

Все трое были белыми, причем двое явно европейской внешности. Третий… Третий показался мне знакомым. И лицо, и походка. Точно вот так вот когда-то его в бинокль и высматривал. Или в прицел…

– Снизу они нас не увидят? – задал довольно глупый вопрос Игорь.

– Без специальной оптики нет, – ответил я. – А вот этот… Чернявый… Ну знаю ведь его! Или нет?

К нам присоединился Коля Водорезов, доставший свой бинокль.

– Руку на отсечение даю, – произнес он, – это боевик из отряда Черного Шамиля!

В самом деле?! Да, да – ориентировка на розыск и задержание самых опасных террористов из отряда легендарного Черного Шамиля была роздана всем офицерам спецподразделений, находящихся на территории Чечни… Самого Шамиля уже несколько месяцев как нет в живых. Сумели-таки его выследить и взорвать. Как и верхушку его отряда. Но что может делать в Африке чеченский террорист? Не мог же он оказаться в отряде полковника Анда… Или мог?

– По нашу душу явились, – проговорил Коля.

– Может, и так, – согласился я. – Коля, сможешь разведать?

– Придется, – ответил Водорезов, пристегивая к поясу компактный пистолет-пулемет.

Невысокий, хорошо тренированный и знающий местные джунгли Коля отправился вниз. Между тем вооруженные незнакомцы потоптались еще немного, потом связались с кем-то по радиостанции и отправились в глубь джунглей. Через двадцать минут вернулся Николай.

– Разговаривали по-русски, – сообщил он. – Сообщили кому-то, что объекты исчезли, но стоянка была. Скорее всего, ушли в горы, но в горы они втроем лезть не решаются. Затем поспешно ушли. Идти за ними не решился, не обессудьте.

– Идти за ними приказа не было, – произнес я.

Картинка получалась следующая. Эти бандиты (а это явно бандиты, раз за старшего у них такой персонаж) отлично знали, где должна быть наша временная стоянка. Кто об этом знал, кроме моих подчиненных? Генерал Леонтьев, разрабатывающий вместе с нами всю операцию и отлично знающий карту. Бандиты сильно удивились, не обнаружив нас. Значит, их послал не полковник Анд. Чего Анду удивляться? После того, что ему сообщил негр-наблюдатель, он, скорее всего, сам предположил бы, что отряд, прибывший по его душу, либо покинет остров, либо поменяет место дислокации… А эти удивились, даже Игорь заметил. Кто же они?

– Григорий Степанович, давай отойдем! – сказал я Нефедову.

С командиром не спорят. Нефедов поднялся, и мы поднялись вверх, на довольно приличную высоту. Наши бойцы могли видеть нас, но не слышать.

– Как говорится, одно к одному, – начал разговор я. – Что скажешь?

– Охотятся на нас, – привычно дернул усами Нефедов.

– Мы в западне, – кивнул я. – Даже если мы попытаемся связаться с вертолетчиком и улететь обратно, нет никакой гарантии, что вертолет не расстреляют с земли из ПЗРК…[5]

– Хочешь сказать, Леонтьев бросил нас на верную гибель?

– Не знаю… Но нашим противникам оказался известен район высадки. Что еще можно подумать?

Нефедов уже в который раз зашевелил усами, на сей раз молча. В самом деле, думать должен командир, а он всего лишь мой зам.

– Многовато нам выпало, Григорий Степанович, – прервал молчание я. – Мало «вымпеловца»-перебежчика с отрядом наемников, так еще имеются упыри, охотники и вот… Господа террористы, невесть откуда здесь взявшиеся. И никуда нам теперь от этого не деться… А Упырь ведь между всем этим сейчас сам начнет… Охотиться на охотника.

Степаныч лишь невесело усмехнулся, но промолчал. Что тут скажешь: Охотник на Упыря – профессионал высокой пробы. Впрочем, других в моем отряде и быть не могло. И Упырь – профи не меньший, чем охотник. И никакими клятвами Упыря не остановишь. Не бывает у Упырей клятв.

– Главное, Степаныч, мы должны доверять друг другу. Ты и я! Веришь, что я не Упырь? – в моем голосе появилась жесткая командирская интонация.

– Верю, – не долго думая, кивнул Нефедов.

– Я тоже верю тебе. Кто еще не может быть Упырем?

– Игорь? – уточнил Степаныч.

– Да, – твердо кивнул я. – Его не пометили… Почему?

– Охотник – парень тренированный. Ему нужно было незаметно подложить метку пятерым опытным бойцам, так чтобы те ничего не заметили.

– Непросто, но выполнимо? – спросил я инструктора спецдисциплин.

– Выполнимо, но подкладывать шестому… Лишний риск, – согласился со мной Степаныч.

– Значит, Охотник твердо знает, что перевод– чик Игорь Толмачев не Упырь! – подвел итог я. – Давай посмотрим, что нас всех объединяет? Ты ведь изучал личные дела?

– Конечно, – кивнул Григорий Степанович. – Все офицеры, все служили в специальной разведке ВДВ, все имеют опыт в «горячих точках».

– Что разъединяет?

– Ну… Почти все окончили разные училища… – с паузами задумчиво продолжил Нефедов. – Разный возраст… Пожалуй, социальный статус разный – у Дятлова батя генерал… Да и «горячие точки» разные. Кто-то был в Африке, как Коля и Игорь, кто-то, как я, еще ДРА[6] захватил, у тебя Приднестровье, Югославия…

– Стоп! – остановил я Нефедова. – А ведь Игорь Толмачев единственный, кто не был в Чечне. В Африке был, а вот Чечню миновал, там специалисты по португальскому языку не нужны… А мы только что созерцали одного из боевиков, невесть как в джунглях оказавшегося. Значит, разгадку надо искать в чеченских событиях. Там, именно там и появился Упырь!

– Слушай, Валентин, а кто формировал отряд? – спросил Степаныч.

– Генерал Леонтьев, – пожал плечами я.

– Интересно он его сформировал, – только и произнес Нефедов.

– Кто-то подсказал ему нужные офицерские кандидатуры.

– Хотел бы я знать, кто… Ну ничего, живы останемся – узнаем. Будем выполнять задание?

– Будем, – кивнул я. – Это лучше, чем сидеть и ждать, когда за нами сюда явятся какие-нибудь головорезы… Покажи-ка еще раз, как ты это делаешь с пистолетом?

Степаныч вновь извлек оружие, показал технику выполнения приема в замедленной форме, четко объясняя, что к чему. Прием оказался незамысловатым, основанным на резкости и быстроте того, кто его проводит. И самое главное – я понял его принцип.

Вернувшись в лагерь, Степаныч вновь обратился к изучению карты местности, подключив на сей раз и всех остальных. Я же включил свой ноутбук, подключенный к спутниковому телефону. Сейчас я имел возможность выйти в Интернет и получить кое-какую информацию. Что, собственно говоря, я знаю о генерал-майоре Леонтьеве? Лишь то, что он из ГРУ. Между ГРУ и разведкой ВДВ давняя конкуренция, хотя мы и принадлежим к одному армейскому ведомству. Это нормально. Разведка морской пехоты, в свою очередь, не желает уступать ни нам, ни гэрэушникам. Мы частенько называем спецов из ГРУ «комнатными рейнджерами», а они, в свою очередь упрекают нас в «великодесантном шовинизме». Если стратегическая разведка – это полная монополия ГРУ, то тактическую и специальную разведку ведут самые разные подразделения. И мотострелки, и танкисты, и морская пехота, и, разумеется, ВДВ. Более того, с недавнего времени разведроты появились почти во всех родах войск – и у военных железнодорожников, ракетчиков, автомобилистов, даже строителей… Разве что у банно-прачечных подразделений не было сегодня своего спецназа, да и то, наверное, скоро появится. Но серьезные бойцы специальной разведки есть только в ГРУ, морской пехоте и у нас, в воздушно-десантных. Готовят командиров разведдиверсионных групп в разных училищах. Морских пехотинцев в Дальневосточном общевойсковом, гэрэушников и тактические разведгруппы сухопутчиков – в Новосибирском, десантников – в легендарном Рязанском. Еще офицеров ВДВ готовят на спецфакультетах Тюменского инженерного (откуда Серега Млынский), Тульского артиллерийского (Коля Водорезов), Рязанского училища связи (Дятлов) и Рязанского же автомобильного. Бывает, в спецподразделение попадают офицеры из других училищ. Их обычно называют приемными детьми…

Надо посмотреть, не засветился ли гэрэушный генерал в мировой паутине. Это, конечно, вряд ли, но проверить не помешает, тем более, время есть. Щелкнув в поисковой системе фамилию и инициалы, я, по совести говоря, не ожидал что-либо получить…

Но, получил! Всего одно упоминание, но при этом весьма интересное.

Глава 5

Николай Борисович Леонтьев фигурировал в небольшой статье, однако снабженной при этом фотографией. Странно, что человек на такой, по большому счету секретной, должности засветился в прессе. На фотографии в самом центре был изображен молодой человек в дорогом костюме, которого окружали высшие военные чины с генеральскими погонами. Одним из них и был генерал-майор Леонтьев. Дорого одетый молодой человек что-то весьма пафосно говорил, а генералы восторженно ему внимали. Подпись под фото была следующей – президент сети кондитерских компаний Дмитрий Филиппович Глушков вручает ключи от новых квартир для ветеранов и инвалидов сухопутных войск и ВДВ. Ветеранов и инвалидов не видать, зато весь генералитет в сборе. Н. Леонтьев указан как один из высших офицеров штаба ВДВ, стоит с самого края, взирает с каким-то ироничным снисхождением…

«П-ф…» – только и остается произнести мне. Какие-то предприниматели, кондитерские компании… Но почему начальник отдела спецопераций ВДВ присутствует на подобном мероприятии? Случайностью такое быть не может! Однако времени анализировать и сопоставлять у меня не было.

– Григорий Степанович, отойдем минут на двадцать, – окликнул я Нефедова.

Мы вновь поднялись на доступную высоту, присели на камни.

– Ты такую фамилию – Глушков – слышал? – начал разговор я.

– Слышал, – не задумываясь, ответил Степаныч, точно ждал такого вопроса.

– Рассказывай.

– Все рассказывать? – как-то недобро отозвался Нефедов.

Ответить Степанычу я не успел. Сверху, чуть ли не над самой головой, послышался шум вертолета. На предельно малой высоте на нас двигался боевой вертолет, судя по очертаниям – все та же «Пума». Мы с Нефедовым, укрывшись в одной из узких ложбин, залегли за камни. Будем надеяться, что в лагере сделали то же самое. Вертолет пролетел над горами, пару раз завис и повернул назад.

– Это ведь за нами, Степаныч, – только и произнес я, как только «Пума» скрылась из виду. – Выходит, у полковника Анда есть авиация? Или это наши чеченские друзья?

– Анд знает, где мы находимся, от своего наблюдателя, – ответил Нефедов.

Некоторое время мы сидели молча. Что теперь делать? Выходить на экстренную связь с центром, то бишь с генералом Леонтьевым, из-под носа которого идет утечка информации? Нас заманили в мышеловку и, судя по всему, захлопнули крышку. Почти наглухо. Почти…

– Степаныч, ты должен рассказать мне все, – продолжил я. – Ты ведь лично знал Никанорова. Пересекался ли он с Леонтьевым и с этим кондитером Глушковым? Ты ведь всех их знаешь лично.

– Я многих лично знаю, – только и ответил мне Григорий Степанович. – Может, вертолет правительственных войск?

– Один, в такой глуши? Их было бы как минимум два. Да и не полетят они сюда. Авиации у местных вооруженных сил не так много, сам знаешь. И вся она сконцентрирована в столице, там со дня на день возобновятся бои… Кое-что уже становится понятно, но мне не хватает информации.

– Быстро ты до Глушкова добрался. Недаром тебя командиром сделали, – впервые усмехнулся в усы Нефедов. – Это все давно началось. Ты, наверное, слышал, что я некоторое время в сопредельной конторе трудился. Недолго, но… Опыт приобрел.

В самом деле, Степаныч был единственным из нас офицером, который работал не только в армейской разведке, но и был некоторое время инструктором в учебном центре КГБ-ФСБ.

– Вот слушай, – начал Степаныч. – В конце семидесятых прошлого века в столице участились разбойные нападения на состоятельных людей. И очень часто на тех, кто собирался эмигрировать в Израиль и имел желание вывести с собой драгоценности и антиквариат. Некоторые из них были не только ограблены, но и убиты. По «Голосу Америки» пошла информация, что КГБ таким образом расправляется с отъезжающими на историческую родину, имея цель снизить количество эмигрирующих. Поэтому, помимо МУРа, дерзкими грабителями занялась и контрразведка. Контора серьезная, поэтому в скором времени оперативники ГБ вышли на неформальную связь с лидерами преступного мира. И через некоторое время произошла «историческая встреча», о которой мало кто знает.

– А ты на ней присутствовал? – уточнил я, хотя и знал, что дядя Гриша всегда говорит о том, что лично испытал и прошел.

– Я тогда, только начинал инструктором по спецдисциплинам… Одним словом, меня привлекли для охраны «мероприятия». Так вот – по одну сторону стола переговоров сидели генералы и полковники КГБ, по другую – «генералы преступного мира» – авторитеты, лидеры группировок. Те, у кого генеральские погоны вытатуированы на плечах. Без лишней болтовни и ненужных формальностей один из авторитетов сообщил нам, что западные разведки намерены подточить СССР с помощью российской преступности. Не больше и не меньше.

– Советская «малина» собралась на совет, советская «малина» врагу сказала нет? – процитировал я в вопросительной форме известную блатную песню.

– Именно так, – кивнул Степаныч. – Как объяснили сами авторитеты, они честные воры и вредить Родине на благо внешнему врагу не собираются. Поэтому пошли на столь беспрецедентный шаг, как встреча с генералами спецслужб. Не с милицией – с КГБ. Далее я услышал… М-да, это даже словами не передашь, что почувствовал тогда я, еще пацан пацаном, меньше года носивший погоны младшего лейтенанта. Оказывается, западные разведки сумели наладить тесный контакт с высшими партийными чиновниками из центрального комитета и международного отдела ЦК КПСС. Под прикрытием этого самого отдела были налажены каналы вывоза за границу антиквариата, прочих ценностей. Все это делалось под видом помощи братским компартиям. В то время пошла такая мода у партаппаратчиков – скупать антиквариат, подлинники.

– Выходит, контрразведка КГБ проспала? – задал вопрос я. – И если бы не воры…

– Эх, Валентин, – перебил меня Степаныч. – Кое-что контрразведка знала и до этого. Но дело в том, что КГБ было запрещено работать по высшим должностным лицам из центрального партаппарата. Категорически запрещено! – повторил Нефедов. – А для «помощи братским компартиям» использовали не сотрудников разведки КГБ, а офицеров ГРУ.

– Леонтьева? – переспросил я.

– Не исключаю, – покачал усами Нефедов. – Курировал «братские поставки» генерал-майор ГРУ Тихонов. Под началом которого и начинал служить Леонтьев.

– Тихонов? – переспросил я. – Который погиб в начале первой чеченской, разбившись в подстреленном с земли вертолете?

– Да. Дело в том, что у Тихонова на тот момент появилась слишком большая власть. Его убрали.

– Тот, кто убрал, разумеется, жив?

– Жив. Это Филипп Семенович Глушков. Папа «кондитерского магната».

– Глушков?!

Кто же не знает Филиппа Семеновича?! Его теперь любая дворняга в лицо узнает и гавкнуть не посмеет. Филипп Семенович из тех, кто всегда впереди и на белом коне. Во времена брежневского застоя – партийно-комсомольский чиновник, при Андропове – председатель специальной партийной комиссии по борьбе с коррупцией во властных органах, при Горбачеве – поборник гласности и ускорения, в августе 91-го отдыхал на Черном море, но как только стало ясно, что ГКЧП провалился и органы КПСС ликвидируются, тут же оставил отдых и прибыл к Белому дому, ставшему символом победившей в России демократии. Далее – разоблачитель и ниспровергатель сталинизма и тоталитаризма. В своей родословной сумел откопать дворянские корни и дюжину близких родственников, репрессированных людоедским коммунистическим режимом. После ухода с политической сцены Бориса Ельцина патриот земли русской – один из лидеров партии «Отчизна», депутат Госдумы и президент Общественного гуманитарного фонда.

– ЦРУ взяло в разработку Глушкова, как только он получил пост в международном отделе ЦК КПСС. То ли психологи у американцев классные, то ли случайное стечение обстоятельств, но в этом потенциальном предателе они не ошиблись. Начали с малого – с нелегального вывоза из России предметов старины и искусства. С помощью того же Глушкова разведка вышла и на торговую мафию. Торговая мафия, тем временем, окончательно срослась с партаппаратом. Ты ведь сам помнишь, хоть и пацаном был. В магазинах шаром покати, но зато все, что угодно, можно достать из-под прилавка, по знакомству. И в это самое время в Москве появляется дерзкий бандит, именуемый Пиночетом. Прозвище получил он такое потому, что носил такие же черные очки и усики, как известный диктатор. Так вот, этот Пиночет бросил вызов и торговой мафии, и «воровским генералам». Иными словами, стал бомбить «цеховиков» и нечистых на руку торговых работников. Именно он совершил ряд налетов на тех несчастных, что, собираясь в Израиль, хотели вывезти золото и прочие ценности. Авторитетам старой закваски Пиночет пришелся сильно не по вкусу. Мало того, что мокрушник и беспредельщик, он еще и нарушитель всех возможных «блатных понятий». Блатной ведь, руководствуясь старыми понятиями, не должен вмешиваться в политику, заниматься коммерцией, идти на сговор с властью, милицией.

– Про Пиночета я слышал, – проявил осведомленность и я. – Его как раз и прикрывала милиция. В газетах про то писали, причем не так давно.

– Пиночет сумел завести дружбу с Глушковым, – кивнул Степаныч, – а Глушков был женат на дочери генерала милиции одного из замов министра внутренних дел Щелокова.

– Слушай, а как воры смогли узнать, что Глушков связан с западными разведками? – задал я уточняющий вопрос.

– А это, знаешь ли, они нам не доложили, – криво усмехнулся Степаныч. – Скажу тебе только, что собственная разведка и контрразведка у авторитетов были поставлены на совесть. Там разные люди были. Например, Лева Лис. Воевал в Отечественную, два ордена Славы имел. Он к компромиссам призывал, к контактам с органами при крайних обстоятельствах. А вот Ваня Изумруд, тот строгий ревнитель понятий… Как ни парадоксально звучит, но они готовы были сдать КГБ Глушкова с потрохами.

– Только тот взять не мог.

– Вот именно. Разработка высших чиновников партаппарата строжайше запрещена, – еще раз напомнил мне Нефедов.

– В скором времени американцы получили ценнейшую информацию о наших оружейных и технических поставках в одну из африканских стран. Именно там и находился по своим международным делам Филипп Семенович. Единственное, что могла сделать контрразведка, это приставить к Глушкову своего верного человека, который должен был контролировать каждый его шаг и собрать неопровержимые доказательства его контактов с ЦРУ. Только тогда руководство КГБ дало бы добро на разработку и прочие действия по изобличению шпиона. Однако офицер КГБ был устранен с помощью «медовой ловушки».

– Женщина?

– Да. Опытный оперативник оказался слаб по этой части. Как говорится, все не без греха. Ночь любви закончилась для него в местном госпитале с неизвестным отравлением. Между тем, Глушков оказывается в самом центре операции, задуманной лучшими головами из Ленгли.[7] Африканцы должны были расплатиться с нашими за оружие. И не деньгами, а алмазами с местных приисков на очень крупную сумму. Доставить алмазы в аэропорт должны были шесть офицеров КГБ из недавно созданного спецназа «Вымпел» плюс четверо африканских коммандос. Однако по пути в аэропорт их ждала хорошо подготовленная засада. Все сотрудники КГБ погибли, алмазы были захвачены боевой группой цэрэушников. И некоторая часть, в качестве награды, была передана Глушкову. Есть сведения, что он находился неподалеку от места боя и в его присутствии добивали раненых «вымпеловцев».

– Ты всегда говорил, что «Вымпел» – лучший спецназ в мире, – напомнил я.

– Тогда он только-только был сформирован. К тому же американцы имели трехкратное численное превосходство. К слову, трое цэрэушников были убиты. А среди наших погибших был друг Андриана Никанорова. Из того же села, что и он, вместе окончили Московское пограничное. Так вот, Глушков получил некоторую часть алмазов. И, как сам понимаешь, не только для себя.

– Выходит, в высших органах власти было свито целое шпионское гнездо?

– События конца восьмидесятых и девяностых это исключают? – вопросом на вопрос ответил Степаныч.

Сказать мне было нечего.

– После этой акции Глушков на некоторое время был «заморожен». Цэрэушники не выходили на связь, он же, в свою очередь, сумел «подкормить» алмазами и тестя с его милицейским окружением, и торговую мафию, и Пиночета с его боевиками. Те, в свою очередь, не дремали. Успешно устраняли конкурентов, кого надо охраняли, кого не надо обирали до последнего гроша. Знаешь, почему в начале 80-х были запрещены секции карате?

– Запрещать в те годы любили.

– Это было сделано по приказу КГБ. Среди сэнсэев-тренеров нашлось несколько дружков Пиночета. В их секциях стали готовить боевые группы, которые, помимо изучения смертоносных приемов, проходили еще и психологическую обработку. Они должны были беспрекословно выполнить любой приказ тренера сэнсэя. Запрет был вынужденной мерой, хотя, возможно, и не без перегиба. После смерти Брежнева с приходом к власти Андропова, бывшего председателя КГБ, ситуация резко меняется. Слетает всемогущий тесть Глушкова, а министр Щелоков пускает себе пулю в лоб. В милицейское руководство направлены лучшие офицеры контрразведки, в МВД начинается серьезная чистка. Под серьезный пресс попадает и Пиночет. Помимо милиции и КГБ, на него имеют большой зуб и воры с авторитетами. Каратисты-телохранители оказываются ненадежной защитой. С ними жестоко расправляются. Причем я, не поверишь, до сих пор не знаю кто. Либо воры наняли куда более тренированных боевиков, либо таковые нашлись в профильных ведомствах. Ни одно из убийств раскрыто не было. Вскоре выловили и Пиночета. Его сумели выманить с помощью агентуры. Взят он был в тот момент, когда отправился на очередной разбой – бомбить подпольного ювелира и торговца драгметаллами. Пиночета брал спецназ КГБ, поэтому задержание прошло четко, без стрельбы и попыток сопротивления. Однако наказания Пиночет ухитрился избежать. Суд направил его на принудительное лечение в психбольницу. Адвокатом Пиночета был закадычный приятель Глушкова, некто Шпеллер. Таким образом, Пиночет не сдал следствию и суду своих покровителей, а те, в свою очередь, сумели отмазать его от тюрьмы, где бы с беспредельщиком неминуемо расправились авторитеты. Однако пару лет Пиночету пришлось проваляться в психбольнице, затем еще года на четыре схорониться в одном из южных городов. «Алмазная заначка» вполне позволяла ему это сделать. Именно в эти самые годы многое меняется и в стране, и блатном мире. «Новое мышление» не прошло мимо бандитских авторитетов. Появляются первые кооперативы, которые организуют бывшие «цеховики», прошедшие «коммерческую школу» в рядах торговой мафии. Разумеется, тут же появляется и рэкет. Появляются и так называемые «апельсины» – воры, купившие воровскую «корону». Начинается время Пиночета, и он вновь появляется в столице, возглавив банду, состоящую из каратистов и кикбоксеров. Долгие годы он наводит ужас на зарождающийся предпринимателей класс, но в середине девяностых снайперский выстрел ставит точку в карьере беспредельщика.

– Кто стрелял, разумеется, не выяснили до сих пор?

– Кому положено, тот и стрелял, – весьма жестко ответил Степаныч. – У Пиночета вновь был надежный тыл. Все тот же Глушков с адвокатом Шпеллером и милицейской братией, сумевшей либо восстановиться в органах, либо создать охранные кооперативы. Пиночет периодически выполнял некоторые «деликатные поручения» Глушкова. Убийства, похищения, взрывы офисов конкурентов. Если в советское время Глушкова нельзя было трогать, как партаппаратчика, то в демократическое оперативные действия в его адрес вновь были исключены. Теперь он был прогрессивным политиком либерального толка, впоследствии депутатом Госдумы, имевшим соответствующую неприкосновенность. Пиночет, к слову сказать, за месяц до смерти также принял решение баллотироваться в Думу. Лева Лис тем временем умер в тюремном госпитале, пуля нашла и главного ревнителя понятий Ваню Изумруда. Теперь преступный мир мог и желал вмешиваться в политику, заниматься коммерцией. С Глушковым же… За два месяца до августовского путча руководство КГБ получило сведения, что на контакт с Филиппом Семеновичем, по-прежнему занимавшим высокий пост в международном отделе, вышел весьма опытный офицер западной разведслужбы. Это означало, что затевается что-то серьезное. В течение двух месяцев контрразведчики пытались убедить руководство снять с Глушкова неприкосновенность, но… Грянул августовский путч, через пару дней не стало и КГБ. Памятник Дзержинскому был снесен, и в самую первую очередь был ликвидирован отдел, собравший компромат на Филиппа Семеновича… Как ты сам знаешь, последние годы Глушков не менее энергичен, чем в молодости. Не без его помощи сынок создает так называемую «шоколадную империю». Кстати говоря, ты знаешь, на ком женат Глушков-младший?

Я лишь покачал головой.

– На дочери одного из замов директора ФСБ, – ответил Степаныч. – А знаешь, кто такой Леонтьев?

– Неужели племянник Глушкова? – вопросом на вопрос отозвался я.

– Двоюродный, – кивнул Нефедов. – Потому и карьеру так успешно сделал. Ну, что теперь скажешь, Валентин?

– Так вот сразу? – несколько обескураженно отозвался я. – Для начала спросить хочу… Ты вот знал все это, но тем не менее отправился в разведрейд. Зачем?

– Никаноров сильно мешает глушковско-леонтьевской банде. Нам же поручено уничтожить Андриана.

– Вообще-то задача поставлена захватить, – возразил я.

– Андриана живым не захватить, – покачал головой Григорий Степанович. – Даже тебе… Убить сможешь. Захватить нет… По-моему, мы сейчас все Упыри, а, Валентин?

– Значит, черные метки нам присылал ты? – спросил я, не повышая голоса.

– В том-то и дело, что нет! – дернул головой и усами Нефедов. – А с вами решил пойти, чтобы не допустить смерти Никанорова и… вашей смерти, ребята. Но в дело вмешалась третья, если не четвертая, сторона.

– Ни Никанорову, ни Леонтьеву неподвластная и невыгодная, – кивнул я.

– Как ни крути, – согласился со мной Степаныч. – Кто-то умышленно дезорганизует отряд, желая вывести его на некий момент истины. Желая спровоцировать кого-то из нас и, таким образом…

– Установить некую неясную пока что для нас истину, – закончил за Нефедова я. – На сегодняшний момент мы знаем, что Игорь Толмачев единственный, кто не получил «метку» из-за того, что не принимал участия в чеченской войне…

– Да, это так.

– Упырь из нас тот, кто проявил упыриную суть именно тогда. Его и преследует и пытается вычислить наш неизвестный охотник. Он вы-чис-ля-ет Упыря! – по слогам подвел итог я. – Нет, он держит под подозрением всех нас, но должен вычислить одного.

Кажется, мы окончательно сумели объяснить происхождение меток и дурацких посланий. Вот только что мне, как командиру, предпринимать дальше? В моем отряде по-прежнему имеется один Упырь и один охотник на Упыря. А впереди нас ждет товарищ Никаноров с прекрасно обученными и вооруженными бойцами. Одним словом – где-то впереди война, где-то под боком упырь-кровопийца.

– Вот теперь ты знаешь все, – произнес Нефедов. – Получается следующее… – Степаныч сделал паузу, затем неожиданно спросил: – Шоколад любишь?

– Да так… Шоколад он разный бывает. Бывает сладкий, бывает горький. Бывает белый.

– Почему мы здесь? – спросил Нефедов и тут же сам нашелся с ответом. – А вот почему. В начале весны этого года в этом самом маленьком африканском государстве случился очередной переворот. Один африканский клан напал на другой и многих в нем поубивал. В стране начались жуткие разборки, даже наше посольство эвакуировали. Причем при поддержке наших бойцов и фээсбэшного «Вымпела». Ну нам-то, казалось бы, чт? до этих негров (извиняюсь – африканцев)?! А дело оказалось самым прямым – государство Эст-Куар является крупнейшим поставщиком какао-бобов на международные рынки. И имеет прочные контакты с фирмой Глушкова-младшего. Недаром, ох недаром подкармливал Филипп Семенович золотом и валютой местную «братскую компартию».

– А основные плантации какао-бобов находятся на этом острове, – не спросил, а утвердительно произнес я. – И их теперь контролирует не правительство Эст-Куара, а полковник Анд… С помощью генерала Леонтьева, дольщика в глушковском бизнесе, затевается сложная комбинация. Леонтьев по линии военной разведки якобы находит перебежчика Никанорова и решает организовать операцию по его поимке и доставке в Россию. Мы вступаем в боестолкновение с отрядом полковника Анда и убиваем его… Возможно, погибаем и сами…

– Очень хороший вариант для Леонтьева, – кивнул Степаныч. – Мертвые герои не размышляют и не задают лишних вопросов.

– В этом случае Глушков-младший становится абсолютным монополистом, берет под конт– роль основные какао-плантации и начинает сам диктовать цены и прочие условия на кондитерском рынке. Причем не только в России. Стало быть, воюем за Глушкова-младшего?

– Получается, семейство Глушковых прикупило некоторую часть вооруженных сил, – Нефедов снова усмехнулся. – И ведь переворот здесь произошел не просто так… Старые контакты по линии международного отдела ЦК плюс связи Леонтьева в военной разведке. Через эти каналы Глушков-старший будет финансировать работу по созданию нестабильности в Эст-Куаре. Потихоньку все прочие кондитерские фирмы сами уберутся отсюда. Ну а что ждет нас? В случае успешного выполнения поставленной задачи?

Я ничего не ответил. Дело-то ясное – пальнут по нам из гранатомета, либо, когда уже будем в воздухе, из переносного зенитного комплекса, и все. Исполнители долго не живут. Ох, хреново, хреново чувствовать себя одноразовым шприцом.

– Вот потому здесь и оказались боевики, – кивнул вниз Нефедов, верно истолковав мое молчание.

– Что предлагаешь? – спросил я.

– С Леонтьевым никаких контактов. А вот с Никаноровым-Андом нам нужно встретиться и поговорить.

Стоп! Вот и приехали…

Такого завершения разговора я ждал, но все же надеялся, что Нефедов не произнесет этих слов. Но он их произнес. И оставил мне, как командиру, только одно верное решение.

– Поговорить, встретиться, – отстраненным тоном произнес я, обхватив ладонями виски. – Не знаю, Степаныч… Не знаю. – Я закрыл глаза, помассировал голову, затем протянул Нефедову ладонь. – Дай-ка пистолет. Еще раз покажи, как ты это делаешь.

Степаныч достал оружие, вынул обойму, проверил ствол. Затем положил пистолет в мою ладонь. Он истолковал мою просьбу следующим образом. Устал, дескать, командир, решил размяться-отвлечься. Что ж, разомнемся!

– Тихо, Григорий Степанович, – произнес я, убрав его пистолет в карман и тут же достал свой, с полной обоймой. – Для начала я отстраняю тебя от должности моего заместителя! Для начала!

– Ну, Валентин… – глаза Степаныча стали льдисто-злыми. – Не ожидал.

– А чего ты ждал? – не менее зло отозвался я, не опуская оружия и стоя при этом на таком расстоянии, чтобы Степаныч не мог провести ни одного из своих хитрых приемов. – Ты же себя сейчас выдал как агент Анда-Никанорова!

– Чего?! – очень искренне возмутился Нефедов.

– Посуди сам! Разведдиверсионная группа, посланная с заданием уничтожить или захватить перебежчика, полностью деморализована и загнана в угол. Неплохо, кое-чему в КГБ действительно учили!

– Да ты… – начал было Нефедов, но я его оборвал.

– Теперь ты хочешь, чтобы вся группа добровольно сдалась тому, кого должна была захватить! Как ты, однако, все просчитал.

– Ну расстреляй меня, – совладав с собой, очень спокойным голосом проговорил Нефедов.

– И расстрелял бы, – столь же спокойно ответил я. – Но дело в том… Дело в том, Степаныч, что я не верю в то, что сейчас тебе сказал… Очень уж замысловатая комбинация получилась. Возьми свое оружие!

Убрав свой пистолет, я столь же быстро вытащил из кармана нефедовский и, как ни в чем не бывало, протянул его обескураженному Степанычу.

– И я готов поверить тому, что ты мне рассказал, – продолжил я. – Но моим заместителем тебе не быть, и ни на какие переговоры с Андом ни я, ни кто-либо другой из отряда не пойдет.

– А что же… Что же ты будешь делать, командир? – только и спросил поспешно убравший пистолет Степаныч.

– Убью одним выстрелом двух зайцев, – ответил я. – В чем я уверен на все сто, так это в том, что в отряде есть упырь и охотник. Охотник вычисляет упыря, но теперь и упырю во что бы то ни стало надо найти охотника. Как бы ты действовал на месте упыря?

– Ну… На месте упыря я бы ликвидировал всю группу. Миной или гранатами.

– Правильно, – кивнул я, – Потому как вычислять охотника Упырю явно влом. То же, что предложил ты, куда надежней. Есть только одно «но». Упырь постарается это сделать, как только будет выполнена боевая задача.

– Все верно, – кивнул Нефедов. – Хотя… Нет, ты прав! Ведь ты развязываешь Охотнику руки сразу после выполнения задания. А Упырь, он ведь заинтересован в его выполнении. Вот не могу доказать, но чувствую!

– Значит, надо выполнить задание, – произнес я и улыбнулся.

Нефедов бросил на меня недоуменный взгляд.

– Выполнить задание, – повторил я. – Захватить полковника Анда, желательно живым и невредимым. Степаныч! – я предостерегающе поднял руку, останавливая хотевшего что-то возразить Нефедова. – Если ты сейчас опять скажешь, что нужно идти на переговоры с Андом, мне придется поверить, что ты его агент. Очень не хочется, но придется! Ну сам подумай!

– И что же? – только и спросил отстраненный от должности заместителя командира группы Нефедов.

– Захватим Анда – Упырь сам выдаст себя, потом видно будет, – ответил я. – Только ты в этом участвовать не будешь, уж извини. Твое дело – внутренняя и внешняя безопасность лагеря. От всего остального ты отстранен.

И тут в небе вновь послышался звук вертолета. Воздушные наблюдатели вторично облетали местность. Нам не оставалось ничего другого, как вновь укрыться в одной из расщелин.

– Вот с этими еще ребятишками возиться, – кивнув вверх, сказал я Степанычу.

Тот ничего не ответил. Покружив немного над горами, вертолет отправился восвояси.

Глава 6

Своим новым заместителем я назначил Николая Водорезова. Бойцы к новому назначению отнеслись спокойно, не задав ни одного вопроса. Степаныч старался держаться как ни в чем не бывало. Дескать, командир всегда прав, если командир не прав, смотри первый пункт. Мне же захотелось некоторое время побыть одному. Я поднялся чуть выше лагеря, уселся на камень. Думать ни о чем не хотелось, но мысли в голову лезли одна за другой. Кто формировал отряд? Если Леонтьев, то ему крайне невыгодно, чтобы в отряде были распри до выполнения задания, то бишь захвата Никанорова-Анда. Потом, безусловно, нас всех должны были ликвидировать боевики, что вели поиски внизу и с помощью вертолета… Вопросы, вопросы. Неожиданно голова моя прояснилась. Получалось, что воюем мы не за правое дело, а за коммерческий интерес каких-то Глушковых. Воюем против такого же офицера, чье предательство никем не доказано. Ну сбежал мужик в Африку, так от всего случившегося в стране только в такую глушь и бежать. И в разведгруппе моей Упырь…

Как не хочется кого-либо подозревать. А ведь я не мальчик, почти сорок лет на белом свете прожил. Многое было, многое повидал. Еще когда боксом занимался, знал немало парней, что больше всего на свете боялись потяжелеть на два-три кг. Потому как тут же переходили в другую весовую категорию и могли сойтись в поединке с более сильным и тяжелым соперником. В своей же категории они имели максимальный вес, и соперники им зачастую попадались и ростом поменьше, и комплекцией пожиже, что в боксерском поединке играет не последнюю роль. Мне многие откровенно завидовали – рост для моей весовой категории у меня был довольно высокий, руки длинные, а вес небольшой. Так что даже в таком честном виде спорта, как бокс, и то можно найти лазейку, выйти на поединок с заведомо более слабым противником. В том же Рязанском училище ВДВ. Казалось бы, гвардия, элита! А ведь и наушничество было, и стукачество, и подлость. Мелкие, правда, но были. А уж в «горячих точках» я на такое насмотрелся! Ничему уже, казалось бы, удивляться не должен. И вот все равно, сижу сейчас, глаза закрыл, на душе муторно. Не могу, не хочу сослуживцев своих подозревать. А ведь никуда теперь не денешься. Выход один – выполнить задание. Потом видно будет… Как-то по-дурацки все. Я точно рожден для войны, запрограммирован на нее и ни на что другое. Ни жениться по-человечески не удалось, ни что-то иное в гражданской жизни найти для себя. Была, правда, у меня племянница Наденька. Когда ей восемь лет было, мы с ней сильно сдружились, она ко мне часто приходила, вопросы любила задавать. Про животных там разных, про море, про то, как в старину жили, и про прочие интересные вещи. А я все дела откладывал и часами мог Наденьке обо всем этом рассказывать. Гулять ходили вместе, в лес, на речку. Так лет до двенадцати дружили мы с Наденькой. А потом она выросла, другими вещами стала увлекаться, про зверей слушать ей стало неинтересно. И забыла про меня Наденька. Хорошо раз в год с днем рождения поздравит. По телефону. Сейчас ей уже пятнадцать, а я два с половиной года ее не видел. На улице встречу, могу не узнать… А вообще все в этом мире относительно. Кто-то воюет, кто-то при собственной толстой бабе на диване валяется и водку глушит. Степаныч как-то рассказывал очень такой забавный случай. Когда он служил в Афганистане, в составе сороковой армии, в десантном полку случился факт дезертирства. Гвардии рядовой Иванов сбежал из части и сумел пробраться на территорию посольства США. Сообщил тамошним посольским, что хочет стать гражданином свободной страны, то есть Соединенных Штатов. Посольские поинтересовались, что толкает солдата Иванова на такой шаг, и солдат Иванов чуть не со слезами пояснил, что его замучили старослужащие, то есть «деды». Как замучили? Да по-всякому – пол заставляли мыть, дембельский альбом оформлять и читать вслух по десять раз на дню похабную дембельскую сказку. Сказку эту все, кто служил в Советской армии, помнят назубок:

«Масло съели, день прошел.

Старшина домой пошел.

Дембель стал на день короче,

«дедушкам» спокойной ночи!

Спите, милые «деды»,

мне ваш дембель до пи…ы…»

Ну и дальше в аналогичном духе. Собьешься – тут же получаешь в ухо. Американцы покачали головами, представитель свободной прессы записал «дембельскую сказку» от начала до конца и тут ж засел за ее перевод на английский. Тем временем к американцам лично прибыл советский посол. Стал уговаривать заблудшего солдата. Дескать, Ваня, лично обещаю, что разберусь и с «дедами», и со всем остальным, что мешает тебе вольно жить в Советском государстве. Солдат лишь головой мотает, американцы злорадно усмехаются. Посол исчерпал свое красноречие, махнул рукой, но все же дал перебежчику двадцать четыре часа на размышление. Американцы вновь лишь усмехнулись. А вот на следующий день усмехался советский посол и отцы-командиры десантного полка. Только наш посол ступил на американскую территорию, солдат Иванов чуть ли не на шею к нему бросился. Речь его была не слишком внятной, но смысл был такой: «Дяденька посол, забери меня отсюда поскорее!» Удивленный дипломат забрал Иванова, особенно не вдаваясь в подробности. Но потом, конечно же, выяснил. Оказалось, что злополучные сутки солдат Иванов провел в компании американских морских пехотинцев, которые охраняли посольство. Иванов немного знал английский, а те, в свою очередь, немного русский. И вышел у них следующий разговор. Перебежчик вновь стал плакаться на ужасную долю солдата Советской армии, пересказывая и показывая кошмары советской «дедовщины". Однако у штатовских морпехов это не вызвало сочувствия, напротив, лишь громкий издевательский гогот. Затем старший морпех доходчиво объяснил Иванову, что бы он, капрал Джонсон, сделал с таким рядовым. А потом частично показал. Рядовому Иванову хватило и этого "частично". Самый улыбчивый из морпехов сообщил перебежчику, что подобные «дедовские" игры вполне обычная вещь для Вооруженных сил США. Вот тут-то солдат Иванов понял, что родился в рубашке, потому как посол не заклеймил его как злостного изменника, а дал целые сутки на размышление… После Иванова перевели из десанта в батальон техобеспечения, и он благополучно дослужил оставшиеся полтора года. А на гражданке наверняка потом корчил из себя участника боевых действий!

Вообще, если спрашивать мое мнение, то «дедовщина» в вооруженных силах явление позорное, зачастую скотское. И зависит все от командиров. Я никогда не давал спуску «старослужащим», они знали, что в любое время дня и ночи я могу появиться в казарме и спросить с любителя «дембельских забав» по всей строгости. Спарринговаться со мною в полный контакт желающих не находилось. С другой стороны, «молодые» должны уважительно относиться к «старикам», бывает и такое, что «салабон» пошлет «деда» куда подальше. Тот, в свою очередь, ставит салагу на место… От сержантов многое зависит. Надо, чтобы сержантский состав был укомплектован исключительно профессионалами-контрактниками, людьми, имею– щими авторитет и опыт. У нас же сержантами делают тех же салабонов-первогодков. Что они могут против рядовых и ефрейторов второго года службы? Да ничего… За себя скажу коротко – в моем взводе, а затем в спецроте не сбежал и не повесился ни один солдат. Это моя командирская аттестация.

Я открыл глаза и напряг кисти рук, поскольку сзади ко мне кто-то подходил. Обернувшись, я увидел, что ко мне поднимается капитан Кравцов.

– В чем дело? – спросил я.

– Да так, ни в чем, – остановившись в паре шагов от меня, смущенно ответил Кравцов. – Помешал я вам?

– Не сильно, – произнес я. – Говори, чего хотел?

– Да так как-то, – развел ручищами увалень. – Вот вы здесь сверху… – он выдержал паузу, потом вновь развел руками. – А мне вот внизу подумалось. Если у наших противников будет возможность обойти вот эту гору, взобраться с другой стороны, выйти сюда, вот к этому камушку, на котором вы, Валентин Денисович, сидите…

Увалень вновь сделал паузу, посмотрел на меня испытующим взглядом.

– А потом забросать наш лагерь гранатами, – закончил за Кравцова я. – Только не выйдет ничего. С другой стороны склон пологий, даже со специальным альпснаряжением взобраться практически невозможно. Или ты карту местности не изучал?

– Извините, – смущенно произнес Кравцов. – Думаю, средства маскировки нас не подвели. По-моему, вертолетчики ничего не заметили.

Я лишь кивнул в ответ. Умолк и Кравцов. Что мне было сказать ему? Ведь помнил капитан, прекрасно помнил про пологий склон с другой стороны. И средства маскировки у нас надежные, даже с малой высоты лагерь отряда не разглядишь. Вот если еще ниже спуститься… Но если еще ниже, то можно в саму гору врезаться. Помнил и знал это Кравцов. А думал о том, о чем мы час назад говорили со Степанычем. О том, что Упырю легче всего решить вопрос с Охотником следующим образом – уничтожить весь отряд. Вот с этого самого камушка, на котором я сижу. Пара противопехотных гранат вниз, чудом уцелевших вполне реально срезать очередями из автомата.

– Кравцов, я ведь все понимаю, – проговорил я. – Сейчас спущусь и сам отдам приказ никому сюда не подниматься. И сам этого делать больше не буду. Вопросы есть?

– Нету, – ответил капитан.

Обычно сдержанный, ничем не выражающий своих эмоций Кравцов в данный момент испытал заметное облегчение. Кто он? Охотник, почуявший опасность? И тут же определивший меня в Упыри?! Нет, сейчас обо всем этом думать не время. После задания Упырь объявится сам… Когда мы спускались в лагерь, я шел чуть поодаль от Кравцова. Тот ни разу не обернулся, вновь превратившись в невозмутимого, неразговорчивого увальня.

– Водорезов за старшего. Все подчиняются ему. И последнее: если в период моего отсутствия хоть у кого-нибудь появится «черная метка», отряд немедленно распускается и отходит по одному. Выполнять задание, имея упырей в своих рядах, – бессмысленный риск.

Этими словами я закончил свою речь. «Черных меток» не будет, в этом я был уверен на все сто. Мне удалось на какое-то время нейтрализовать охотника. Он явно не заинтересован в роспуске отряда. Ведь искомый им Упырь – один из нас. Ему опять придется преследовать каждого по одиночке. Охотник ведь и сумел попасть в наши ряды, потому как уверен – тот, кого он ищет, один из нас. Возможно, я. Но я покидаю отряд, и охотник на какое-то время лишается одного из главных подозреваемых. Охотник затихнет, постарается ничем не выдать себя. Будет тих и преследуемый им Упырь. Чего зря прежде времени лихо тревожить? Сейчас же я иду реализовывать свой собственный план действий. План, по которому полковник Анд сам должен выйти в расположение отряда, и моим бойцам во главе с Николаем останется лишь взять его. Надеюсь, живым…

Мой путь длился почти сутки. Судя по извилистым устьям реки и видневшемуся на северо-западе высокогорью, с пути я не сбился. Читать карту разведчики как-никак умеют. Если верить этой карте, то поселение, которое является боевой базой полковника Анда, всего в каких-то трех километрах. Отхлебнув из фляжки, я устроился на привал. Жаль, что прибор обнаружения и позиционирования я оставил ребятам. Он был всего один, и для охраны лагеря куда нужней. Не сумею вычислить наблюдателей раньше, чем они меня, – полбеды. В любом случае сразу убивать меня они не будут. Как там верещал наш недавний пленник? «Всем желаем мира, добра и счастья»… То, что за мной, скорее всего, следят, я был уверен на все сто. Я не видел их, но интуитивно чувствовал – эти ребятишки совсем близко. Интересно, за кого меня принимают никаноровские наблюдатели? Скорее всего, за не слишком умелого наемника, решившего провести первичную разведку. Хорошо, кабы так. В этом случае пора действовать, то есть спровоцировать наблюдателей на обнаружение. Я приглушенно вскрикнул, дернул правой ногой и одновременно метнул нож-мачете в кусты. Тут же присел на землю, достал жгут из аптечного кармана и перемотал ногу выше щиколотки. Попытался нагнуться, чтоб высосать змеиный яд из предполагаемой ранки, но гибкости с первого раза не хватило.

– Кажется, мы можем вам помочь? – послышалась в двух шагах от меня вежливая английская речь.

Я не слишком силен в языках, но эту фразу разобрал отчетливо.

– Говорите по-русски, – только и произнес я, подняв голову, но при первом взгляде не обнаружив говорившего.

– В таком случае, не хватайтесь за оружие!

Вторая фраза была сказана явно моим соотечественником. Мастером маскировки и скрытого наблюдения. Только сейчас я увидел его. Среднего роста, вооружен любимым оружием братских компартий – укороченным десантным «калашниковым».

Глава 7

– Это не змея. Вы на что-то накололись.

Два моих собеседника говорили по-русски чисто, без малейшего акцента. Разве что, пожалуй, слишком вежливо для подобной ситуации.

– Очень приятно, – отозвался я и тут же не менее вежливо уточнил: – Я в плену?

– Именно так.

С этими словами наиболее словоохотливый из моих собеседников одним движением руки выхватил из навесной кобуры пистолет и дважды выстрелил у меня над головой. Это произошло куда стремительней, чем в некоторых ковбойских фильмах, и я невольно вздрогнул.

– С каким заданием ты послан? – жестко, точно третий выстрел, прозвучал вопрос.

– Ищем тут… одного неспокойного гражданина, – ответил я.

Некоторое время мои «собеседники» молчали, первый не торопился при этом убирать свой «глок» обратно в кобуру. Ни тот, ни другой даже отдаленно не походили на полковника Анда.

– Тебя как звать-то? – первым нарушил молчание я, задав вопрос тому, что с пистолетом.

– Товарищ майор, – ответил тот. – А вот он, – кивнул в сторону более молодого, – товарищ капитан.

– Валентин, – назвал я собственное имя.

– Не люблю убивать соотечественников, – со вздохом произнес товарищ майор. – Пытать тем более. Надо говорить, Валя.

В самом деле, надо говорить. Жизнь и здоровье мне еще пригодятся. Между тем, где-то за бараком, в котором мы втроем и беседовали, послышалась разухабистая громкая музыка. Я невольно усмехнулся. У этих островитян просто-таки культ «калашникова». Из DVD-проигрывателя раздавалась веселая песенка «Калашников» (с ударением на последнем слоге) Горана Бреговича.

– По званию я прапорщик, осуществлял первичную разведку вашего поселения, – нудным голосом, желая выиграть время, начал я. – Попал вот к вам. А вообще, если говорить коротко, то никаких боевых действий мы не планировали. Есть смысл договориться.

– Ты, стало быть, прапорщик-финансист. Начальник местного полевого банка? – спросил товарищ майор. – Что вот нам с тобой теперь делать? А, банкир-соотечественник?

– Вам видней.

– А ведь ты никакой не прапорщик. Ты – командир разведгруппы. Скорее всего – майор или подполковник.

– И что же? – усмехнулся я.

Да, я оказался раскрыт. Самое ужасное, если эти бойцы, не задавая лишних вопросов, расстреляют меня. Но мне кажется, что с этим они торопиться не будут. Ближайшие пятнадцать минут. В это самое мгновение товарищ майор переглянулся с капитаном и дал ему условный знак, который в особой расшифровке не нуждался. Вот черт?! Кажется, я ошибся на четверть часа! Но почему так быстро?

– Эй, товарищ майор! – только и произнес я, медленно поднимаясь с топчана-лежака.

– Руки за голову и заткнись! – рявкнул тот. – Знал ведь, на что шел! Теперь хоть умри как офицер… Если слово это еще не забыл.

– Я же говорю, можно договориться, – стараясь сохранить хладнокровие, гнул свое я.

– С тобой? – презрительно скривился товарищ майор. – Нет, я с тобой, с власовским недобитком, только одним способом вопросы решаю.

Доехали, как говорится, с ветерком. Я – «власовец». До этого был Упырем. Я кого-то предал, подставил, причем по-крупному. И сейчас, в условиях военного времени, меня расстреляют без суда и следствия. Взаправду… У них своя разведка, и наблюдение неплохо поставлено. Одного (то есть меня) оприходуют, потом дождутся другого. Потолковей и похлипче.

– За «власовца» в рыло бы тебе дать, – без малейшего заискивания зло произнес я.

– Лучше самому себе, – спокойно отозвался майор, направив мне в грудь свой укороченный «калашников».

– Что, прямо здесь? – не совладав с собой, вздрогнул я.

Товарищ майор кивнул.

– Стреляй, – кивнул в ответ и я. – Только вот последний вопрос задать можно?

– Коротко, – смилостивился товарищ майор.

– В середине второй чеченской кампании некий офицер спецподразделения ВДВ руководил операцией по поставке боевикам новейшего оружия, а также помогал их раненым добраться до лучших европейских клиник. Делал он это не по своей воле, а по заданию высших генеральских чинов.

– Зачем ты это говоришь? – раздраженно спросил товарищ майор.

– Затем, что такими вещами занимаются те, кого именуют упырями и «власовцами». Можешь расстрелять меня, но я не из них.

– Зачем мне все это? То, что ты только что рассказал?

– Один из таких упырей в моем отряде. А я подполковник Вечер, командир.

– Был ты подполковник Вечер, будешь полковник Ночь, – подал голос молчавший до сей поры капитан.

– Теперь можете стрелять, – на сей раз мне удалось изобразить на своей физиономии дурацкую глумливую ухмылку.

Товарищ майор сделал шаг назад, вскинул взведенное оружие. Почти синхронно с ним то же самое сделал капитан. Что же теперь?! Вопить: «Я не упырь!»…

– Ну все, – только и произнес я. – Но через пять минут с моим трупом возникнет проблема.

– Решим, – кивнул капитан, но майор остановил его.

– Мой труп вы начнете обыскивать и в районе ниже живота найдете небольшой такой тяжелый мешочек. В нем четыре золотые монеты, достоинства которых ни я, ни, скорее всего, вы не знаете. Суть в том, что у вашего командира полковника Анда есть точно такой же мешочек, и в нем лежат другие монеты. Догадываетесь, что их нужно соединить?

– Кому?

– Возможно, вашему полковнику.

– Ключ к коду знаешь? – моментально сориентировался майор.

– Имею, – кивнул я. – Но до конца ключа не знаю.

– Где он?

– В личных вещах, – кивнул я на отобранный у меня вещмешок.

– Точнее! – Вещмешок был уже в руках капитана.

– Три зубочистки, – ответил я.

Некоторое время мы все трое молчали. Потом товарищ майор с понимающим видом взглянул на аккуратно извлекшего мои зубочистки капитана, при этом не опуская оружия. Сомнений не было, к этим ребятам (а они производили впечатление профи серьезного уровня) попал некий шифр. Одинаково интересующий как сторону противника, так и их командира полковника Анда. Расшифровать без ключа невозможно, ключ вроде бы у них в руках, но нужен знающий человек, который скажет, в какую сторону этот ключ крутить.

– Что с зубочистками? – перешел к делу товарищ майор.

– Отмените расстрел, и мы вместе с ними поколдуем, – ответил я.

– Где основной текст?

– На монетах. Цифры там тоже есть, но они ничего не скажут. Основные цифры и часть текста на монетах вашего командира.

Товарищ майор достал из кармана измерительную рулетку. Автомат при этом по-прежнему смотрел мне в лоб.

– Мерить размеры всех трех? – кивнул он на зубочистки.

– Конечно, – сказал я.

Приятно иметь дело с умными, хорошо образованными в стенах бывшего КГБ людьми. Перед моими противниками элементарный шифр. Измеряем размеры зубочисток, складываем их. Затем умножаем на число, которое указано на монете. Потом делим это число на следующую цифру. И вот после этого с помощью полученных цифр и имеющегося словесного текста мы будем иметь возможность прочитать зашифрованное послание. Как все, казалось бы, просто при первичном изложении, но расшифровать данное послание может лишь специалист по криптографии и дешифровке.

– Давай-ка свои монеты, – произнес товарищ майор, кивнув капитану.

Я расстегнул куртку, капитан извлек мешочек, подкинул его на ладони, усмехнулся. В самом деле, мешочек этот очень сильно походил на те мешочки, что брали с собой пилоты американских ВВС, когда бомбили Югославию. Летучие янки наивно полагали, что если они попадут в плен, то местные, увидев мешочки с золотыми монетами, сразу же изменят свое решение о четвертовании пилотов, а напротив, накормят, обогреют, дадут покурить травки, а на ночь приведут красивую, добрую женщину. Я тоже таскал такой вот мешочек, но с иной целью. Золота в нем не было, в чем в скором времени убедился капитан. Как только он развязал тесьму, из мешочка, точно взрыв, в физиономию капитана ударилось маленькое, но очень зловонное облачко. Капитан выронил мешочек, оружие, закашлялся что есть сил, схватился руками за нос и губы. Что ж, генерал Леонтьев не поскупился на нашу экипировку, точнее, мне удалось убедить его, что в дороге бывают разные сюрпризы. Капитан моим соперником быть уже никак не мог, по крайней мере минуты две-три. Не прошло и секунды, как автомат из рук товарища майора взмыл вверх и улетел метра на четыре. Майор, однако, хоть и замешкался, но смог встретить меня парой точных ударов. В рукопашном бою он был достойный соперник. Сумев блокировать удар в голову, я отступил, ушел за кашляющего капитана и сумел-таки одним движением выдернуть из его кобуры пистолет. Теперь чихающий капитан служил мне еще и живым щитом.

– Продолжим разговор, – в стиле Карлсона, который живет на крыше, произнес я, предварительно всадив пулю в паре сантиметров от армейских ботинок товарища майора.

Тот, в свою очередь, замер, оценив ситуацию. Его товарищ тяжело кашлял и сморкался, я укрылся за его широченной фигурой и держал на изготовку пистолет с полным боекомплектом. Как я стреляю, товарищ майор видел только что. Это означало, что он никак не успеет выхватить оружие из собственной кобуры и тем более дотянуться до автомата, который лежал в четырех метрах от него.

– А скажу я тебе на прощание вот что! Меня интересует твой полковник. И еще интересует, кто продавал боевикам новейшие разработки с оборонных заводов. Собственно говоря, это все. Желаю здравствовать!

Ловким движением прихватив пистолет-пулемет продолжавшего чихать капитана, я тут же покинул барак. В паре шагов от меня я обнаружил армейский джип «Мунга», возле которого топтался темнокожий парень с автоматом на спине. К его несчастью, времени на объяснения у меня не было. Темнокожий распластался возле заднего колеса «Мунги», а я вскочил в джип, сумел завести его и вырулил на проселочную дорогу. До ворот было не так уж и далеко, мне же хотелось как можно быстрее оказаться подальше от места, где людей сперва расстреливают, а потом выясняют все остальное. Я мчался между деревянных, пальмовых построек, инстинктивно выруливая к воротам. Однако не успел я к ним и приблизиться, как по корпусу машины забарабанил град пуль. Несколько пуль оставили отметины на прочных, почти непробиваемых стеклах «Мунги». Тем не менее я сумел подъехать к воротам. И тут же затормозил. Ворота были сработаны на совесть, хозяйничал здесь все-таки офицер советского КГБ. Пробить такие ворота нереально, в лучшем случае полетит карбюратор, в худшем мои сплющенные останки придется вырезать автогеном, если таковой в хозяйстве полковника Анда имеется. Между тем пулевой град бил все сильней и сильней. Стекло вот-вот окончательно треснет, и тогда темнокожие рейнджеры подберутся к джипу вплотную и расстреляют меня в упор. Пригнувшись, я распахнул дверцу и выбросил из нее правый ботинок. Его, конечно же, примут за противопехотную (а то и противотанковую, ботинок-то немаленький!) гранату, и в течение пятнадцати секунд ко мне никто не сунется. Выскочив из обстрелянного с продырявленными шинами джипа, я быстрыми перекатами ушел за один из бамбуковых заборчиков. В нескольких метрах от меня в полный рост возник темнокожий автоматчик. Мне ничего иного не оставалось, как одним выстрелом сбить с него защитную шапочку. Моя меткость несколько поубавила его пыл, он шарахнулся в кусты, а я окончательно укрылся за бамбуковой оградой. На некоторое время выстрелы с противоположной стороны смолкли. Теперь либо прикатят пару пулеметов, либо забросают меня гранатами, либо сожгут из огнемета. Что делать? Петь «врагу не сдается наш гордый "Варяг"? Стараясь не подниматься выше зарослей, я пополз вдоль ограды. Эх, укрыться бы, забиться в какой-нибудь угол… Но что потом? Над головой послышалось несколько одиночных выстрелов, потом прозвучала отрывистая команда на португальском, и вновь наступила тишина. Минуты на полторы, это уж точно.

– Вылезай, подполковник! – вдруг послышался возглас чуть ли не над самым моим ухом.

М-да, против меня все-таки работал профи. Мои же недавние сослуживцы и соотечественники. Мне не оставалось ничего другого, как выбросить вперед оружие и подняться с поднятыми руками. Напротив меня стояли четверо крепких, хорошо вооруженных мужчин. Одним из них был товарищ майор со злым выражением на бритом лице, а вот тот, что в центре, – темноволосый, с дугообразным разлетом бровей, немолодой уже, но состоящий из одних мышц…

– Здравствуйте, Андриан Куприянович, – произнес я, не опуская рук и глядя при этом в его большие, темные, прямо-таки гипнотические глаза.

– Рязанское десантное? – только и спросил он.

– Так точно, а до этого Калининское суворовское, – ответил я.

– И чего сюда забрался?

– По вашу душу. Только вот…

Я не смог подобрать слов и стал как-то по-дурацки мяться.

– Да ты говори, говори, как есть. Я ведь знаю, что вы меня как перебежчика ликвидировать должны. Ну, так ведь?

– Андриан Куприянович, – неожиданно приободрился я. – Ликвидировать перебежчиков – это ведь не только приказ. Это ведь… – я вновь замялся, подбирая нужные, но никак не приходящие на язык слова.

– Ликвидировать предателей Родины – это, во-первых, честно, во-вторых, – по совести, – произнес Андриан Куприянович. – Тебя это волновало?

– Вообще да, – кивнул я, не опуская рук.

– Если жить честно и по совести, то проживешь красивую, но, увы, очень недолгую жизнь, – обстоятельно произнес Андриан Куприянович. – Теперь не дергайся и не пытайся еще чего выкинуть. Расстреляем немедленно. А сейчас пойдем, по чашке чая выпьем… Или, если желаешь, кофе.

– Не пью я кофе, Андриан Куприянович. Давление, знаешь ли, в норме держу.

– Очень правильно делаешь, – вполне мирно произнес недавний полковник «Вымпела».

Глава 8

– Мы враги? – спросил я, отхлебнув из чашки.

Кофе был на редкость ароматным, не магазинным, явно недавно выращенным.

– Получилось, что так, – ответил мне полковник Анд, он же Андриан Куприянович.

– Вы действительно сотрудничали с западными разведками? – спросил я как ни в чем не бывало.

– Похоже, ты меня допрашиваешь, – не изменившись в лице, отозвался Андриан.

– Просто знать хочу, из-за чего на явную гибель шел. Вместе с отрядом.

– Отвечу я тебе. – Андриан Куприянович положил на собственную чашку тяжелую ладонь, точно забыл про ароматный бодрящий напиток. – Были у меня контакты, но не с самим ЦРУ, а с его наемниками. Но это было после. Это долгий разговор, Валентин…

– Мне известно о гибели вашего друга, – заметил я. – В момент расплаты африканцев бриллиантами и алмазами за наше оружие.

– Ты действительно из ВДВ? Чую родную контору, – сдвинул недобро брови полковник Анд.

– Да, ВДВ, ВДВ. Просто отдельный разведывательный полк, – пояснил я. – А теперь слушай, что было дальше…

Однако дорассказать я не успел. В штаб– хижину ворвались трое чернокожих и окончательно пришедший в себя капитан. Слово «воздух» не нужно было расшифровывать ни на английском, ни на португальском языках.

– Приближаться не решается, но, скорее всего, видит нас, – только и произнес Андриан Куприянович, глядя на удаляющийся летательный объект через импровизированную подзорную трубу – сложенные особым образом пальцы правой руки.

– «Sea Stallion», – добавил мой недавний собеседник товарищ майор. – Датчики ночного видения, зонд для дозаправки в воздухе.

– Плюс контр-РЭП, автономное радиоэлектронное противодействие, – подвел я итог беседы.

– Правительственный? – спросил капитан.

– С правительством я договариваюсь. Нет, – покачал головой полковник Анд, – Это скорее твои подельники, – повернулся он ко мне.

– Такие же, как твои. За нами чуть ли не след в след идет отряд головорезов, в том числе и из бывших чеченских боевиков. Дальше продолжать? Вы схватываетесь со мной и моими людьми. Далее, кто труп, кто еле жив… Пожинать плоды приходят некие бородатые господа. У них и пара вертолетов, и оружие. Зачищающая команда. Я готов тебе поверить. Но ты теперь от меня ни на шаг.

– А мой отряд?

– Запру в горах, а там как знают.

– Но если боевики…

– Боевикам твои бойцы не нужны. Им нужен я, а точнее вот… – Андриан кивнул за высокий бамбуковой кладки забор. – Плантации какао-бобов, – пояснил он. – Одни из самых крупных на континенте. И самых лучших. Когда в столице начался переворот, тут многие захотели наложить на них лапу. В том числе и наемники ЦРУ.

– Ныне вы и ваш отряд здесь полноправные хозяева, – попытался подытожить я.

– Я объяснил, что пиратствовать нехорошо… Ко всему прочему, помимо какао-бобов, здесь имелись и еще кое-какие плантации. И тоже очень высокого качества. При мне их никто не убирал.

– Как же должны развиваться события? – только и спросил я.

– Вы устраиваете здесь маленькую победоносную войну. Трупы с одной и другой стороны. Команда зачистки высаживается с вертолетов, добивает уцелевших и при этом оказывает безвозмездную гуманитарную помощь выжившему населению. Ну а далее, в момент раздачи этой самой гуманитарной помощи, появляется кто-нибудь из господ Глушковых, разумеется, весь в белом. Вот тут и срабатывает главный нюанс. Остров формально принадлежит государству Эст-Куар. Но там сейчас переворот и, вообще, непонятно что. А вот остров в полном владении его потомственного монарха короля Бгаумо. Не перепутай, ударение на «у». Королевский остров, одним словом. Знаешь, кто это Бгаумо?

Я лишь развел руками.

– Вон тот дяденька, что тележку собирает!

В самом деле – в нескольких десятках метров от нас полуголый, в одних лишь полосатых штанах старичок конструировал что-то вроде нашего сельского мотоблока с прицепом и на трех колесах.

– Задача Глушкова будет лишь в том, чтобы получить с уважаемого Бгаумо подпись о бессрочной аренде острова глушковской кондитерской фирмой. Догадываешься, что будет дальше?

– Бгаумо подпишет эту бумагу, так как его остров к тому времени окончательно устанет от войны, взрывов, вертолетных атак. Далее – воцарится относительный покой. Головорезы генерала Леонтьева будут следить за сбором какао-бобов и прочих культур, щедро растущих в местных краях.

– И прочих культур, – кивнул Никаноров. – Наркотиков. Тонны которых пойдут в российские города под видом какао и шоколада. Леонтьев к тому времени будет как минимум генерал-полковником, а то и каким-нибудь вице-премьером по силовым вопросам. Ты готов во всем слушаться меня?

– Да, но мои люди…

– Это теперь мой вопрос!

Спорить сейчас было ой как нелегко. Я провел ладонью по отросшим волосам, немного расстегнул воротник и в ту же секунду мне в солнечное сплетение будто ударило ядро. Я устоял на ногах, попытался было встать в защитную стойку, но товарищ майор применил обманную тактику. Обозначив удар в челюсть, он без размаха ткнул меня в печень, затем сумел сделать подсечку и уже поверженному обозначил удар в голову. На мое счастье, лишь обозначил.

– Теперь друзьями будете, – подвел итог Андриан. – Резких непонятных движений впредь не делай.

– Товарищ майор, Андриан Куприянович, – как можно дружественным тоном произнес я, поднимаясь с земли. – Что вы знаете о поставках боевикам новейшего оружия в начале второй чеченской?

– Ко времени разговор? – уточнил полковник Анд.

– Даже очень.

Андриян переглянулся с товарищем майором. Тот лишь развел руками, невесело усмехнулся.

Ко времени, не ко времени, но разговор состоялся.

– Ну, начнем с того, что воевать в Чечне поначалу никто ни с кем не собирался, это я тебе говорю авторитетно. Назначили президентом генерала Д., помнишь такого симпатичного усатого, в кимоно любил позировать и приемчики карате демонстрировать?

– Кто ж его не помнит? – со вздохом отозвался я.

– Так вот, генерал Д. был поначалу вполне управляем, а вот потом… Эх, не дали мне и моим ребятам разобраться, что там к чему. Одним словом – нефть, топливный конфликт. Кому-то из Москвы показалось, что генерал Д. излишне шикует на земных недрах. Да не кому-то, а тому же Глушкову, только старшему. Попытались послать гонцов из местных спортсменов-рэкетменов, так генерал их попросту высек и выкинул за территорию свободной Ичкерии. Но это еще полбеды. Главная беда в том, то у генерала Д. и его войска скопилось огромное количество оружия. Части, стоявшие в Грозненской области, сдали всю технику, все патроны и взрывприпасы по приказу сверху. Более того, у Д. наметился негласный контакт с ГРУ, опять же по линии закупок вооружения.

– Леонтьев, – не спросил, а сказал утвердительно я.

– Он самый, – кивнул Андриан Куприянович. – Тогда еще полковник.

– Но зачем? Смысл какой молодому перспективному офицеру ГРУ продавать оружие международным террористам?

– Никаким террористом Д. тогда никто не называл. Такой же офицер Советской армии, как, скажем, и ты, Валентин. Вспомни-ка, какая тогда была государственная идеология? Первичное накопление капитала может быть незаконным, а вот потом… Потом обещалась райская жизнь, и все такое. Но это потом. А тогда и началось ПЕРВИЧНОЕ НАКОПЛЕНИЕ. У всех. Потому как, почему, скажем, братку люберецкому можно, а талдомскому менту нельзя?! У всех, у всех – ПЕРВИЧНОЕ НАКОПЛЕНИЕ для будущей счастливой и безбедной жизни. Вот и у Леонтьева с его хозяевами началось таким образом первичное накопление. Генерал Д., как человек военный, мечтал иметь собственную армию и денег на нее не жалел. Самое смешное, что Леонтьев и тогдашний его генералитет относились к армии генерала Д., как к потешному войску. И уж никак не прогнозировали близкую войну. Между тем у Д. появилась авиация, вертолеты, танки, тяжелая артиллерия, установки «Град»…

Этого Никаноров мог бы мне и не рассказывать: мое подразделение как раз за каждым персональным танком и «Градом» по всей независимой Ичкерии гонялось. А авиация и вертолеты в первые часы войны были нашими бомбардировщиками уничтожены. Опять же, благодаря разведке.

– Умные головы из ГРУ и бывшего родного КГБ сообщают руководству: со дня на день может большой пожар вспыхнуть, – продолжал Никаноров. – Такой, что зарево на весь Юг России. В высоких кабинетах лишь руками машут. Договоримся, уговоримся, в крайнем случае купим! Да, ты помнишь, кто тогда в руководстве страны был?!

Не получив ответа на риторический вопрос, Андриан Куприянович продолжил:

– Ну а армия у генерала Д. подобралась на зависть крепкая. Почти все командиры обучались в наших же училищах. В основном в Алмаатинском общевойсковом и Владикавказском, а в них как раз горный профиль был. Плюс несколько военных моряков, артиллеристов, вэвэшников-конвойщиков много, военврачи, саперы, даже военные дирижеры были. А вот с танкистами, летчиками и вертолетчиками дела были плохи. Мало их в новоорганизованном войске. Так стали эмиссары генерала Д. по всей стране вербовать русских летчиков, танкистов, вертолетчиков и спецов радиоэлектронной борьбы. Не для войны с Россией, нет. Тогда об этом никто не заикался. Просто как инструкторов, специалистов для обучения. А армию тогда дядя Боря с харями гайдарьими под нож пустил. Тысячи, если не десятки тысяч безработных танкистов и летчиков. Многие отказывались, чуяли, чем все закончиться может, но некоторые и соглашались. А в Чечню уже тянулись бывшие советские офицеры из Эстонии, Западной Украины. Менты, таможенники местные собственную контрразведку сформировали. Тут-то самая страшная акция в моей жизни и случилась. Человек сорок набрали танкистов, почти все офицеры, всего несколько прапорщиков, и прямиком в Ичкерию на «Уралах». Что делать? Дорогу перекрывать и разъяснительную работу проводить? Поздно, да и не наш это профиль. Потому действовали, как учили. Заминировали дорожное полотно, и все «Уралы» как один – на воздух. Раненых добивать не стали, сумели эвакуировать с помощью авиации, а после, уже в госпитале, прочитали им соответствующую политинформацию. Хуже было с летчиками. Этих везли в Чечню для истребительной и бомбардировочной авиации. У парней опять ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ НАКОПЛЕНИЕ КАПИТАЛА. В разговоре посылают тебя на хер, а то еще и добавят, что твое время, кровопиец-гэпэушник, закончилось. Авиаторов везли поездом. Рвать железнодорожное полотно мы не стали, хотя и могли. Там другие люди ехали, гражданские. А вот высадиться с воздуха на крыши тех вагонов, где ехали к месту службы новоявленные наемники, сумели без шума и пыли. Далее бесшумное оружие, боевые ножи. На все про все меньше минуты. Этим уже никакой пощады не было… Ты сам-то, Валентин, из Подмосковья?

Я зло кивнул.

– Вот и представь, что кто-нибудь из этих майоров «первоначальных накопителей», или их учеников отбомбился по твоей деревне, – подвел черту Никаноров.

Возражать было нечего. В памяти навсегда остались Норд-Ост и Беслан. Представить, что у боевиков был бы хоть один самолет-бомбардировщик с классным летчиком…

– Почему тебя, Андриан Куприянович, кротом называют? – спросил я.

– Это уже когда Леонтьев и Глушков окончательно меня утопить решили. Как только началась первая чеченская, у меня был отличный агентурный расклад. О том, кто оружие из-за границы поставляет, валюту. Статейки, газетенки, что на имидж благородных боевиков работают. И черт меня дернул связаться с двумя американцами. Они ведь и в самом деле, скорее всего, в разведке служили, хоть и маскировались под журналистов. Ну, кое-какой информацией обмениваться стали. Исключительно по Кавказу и исключительно в дозволенных рамках. Но тут одного из моих «журналистов» убивают поздним вечером в подземном переходе метро. А второго арестовывает ФСБ якобы за шпионаж. Встречался, дескать, с сотрудником секретного управления ФСБ и выведывал у него госсекреты.

– Этим сотрудником были вы?

Невесело усмехнувшись, Никаноров кивнул.

– Не став дожидаться следствия, суда…Я использовал старые связи и рванул сюда, – пояснил Андриан. – Первого моего американского «коллегу» похоронили с почестями. Второго объявили персоной «нон-грата» и выслали из России. Мои ребята сюда ко мне подтянулись, живем вот… Но и здесь интересы Леонтьева и Глушкова с моими пересеклись.

В воздухе вновь послышался вертолетный гул, и мы с Никаноровым исчезли в укрытии. Вертолет покружил не более пяти минут, а затем удалился на юго-восток. Не прошло и трех минут, как к нам с Никаноровым подбежали двое его подчиненных, протягивая только что отпечатанные фотографии.

– Узнаешь наблюдателей? – спросил Никаноров.

Техника у полковника Анда была на уровне. Да и люди.

– Вот этот бородатый, по-моему, в розыске еще с 2000-го. Терроризм, расправы, издевательства над военнослужащими. Комендант местного концлагеря. Славянина не узнаю.

– Наверняка из дезертиров-контрактников, – со вздохом произнес Андриан. – Тоже первоначальное накопление. Теперь вот здесь, над нами, летает.

– Слушай, а не легче твой лагерь разбомбить и все проблемы устранить с одного раза? – спросил я.

– Не легче. В Эст-Куаре хаос, переворот за переворотом. Но этот остров его территория. Одно дело поцапаются, постреляют здесь друг друга враждующие группировки, а вот бомбардировки совсем другое дело. Тут может вмешаться ООН, главные миротворцы из Соединенных Штатов высадят свой десант, потом появятся штатовские представители первоначального накопления. И прощай глушковские плантации!

– Стало быть, пока ты здесь, никто сюда не сунется?

– Получилось, что так. Ладно, переходим к Чечне и упырю! – Никаноров подал знак одному из своих людей, и тот принес свежие, только-только отпечатанные на принтере карты.

Да, технически полковник Анд оснащен получ– ше, чем некоторые наши подразделения.

– Узнаешь? – кивнув на карту, спросил Никаноров.

– Здесь стоял мой батальон, – ответил я, ткнув указательным пальцем в лесистую овражистую местность.

– Здесь другой батальон, – твердым, не терпящим возражений голосом продолжил Никаноров. – Некоего полковника Айдида! А вот здесь, – на сей раз Никаноров ткнул указательным пальцем в гористый, опоясанный синим поясом реки квадрат, – у тебя, подполковник Вечер, была встреча и долгий разговор с полковником Айдидом.

Вокруг меня тесным полукругом встали товарищ майор и еще трое крепких, не менее тренированных ребятишек.

– Уж не после ли этого разговора тебя в упыри записали, а, Валентин? – произнес Андриан, подняв глаза от карты.

Глава 9

– Правду скажу, к стенке поставите? – усмехнулся я, глядя в громадные, черные, почти без зрачков глаза Никанорова.

– Стало быть, есть за что?

– Отвечу коротко: за то, что матери на могильных холмах не рыдают… Да, был у меня договор с Айдидом. Был! – не опуская взора, произнес я.

– Рассказывай подробно!

– До того как возглавить батальон, я руководил разведдиверсионной группой из пяти человек. Нас так и звали «афганская пятерка», потому как одну из самых успешных операций мы провели на территории Афганистана. Однако двое получили ранения, третий убыл в отпуск, а меня из командира элитной разведгруппы сделали обычным комбатом. А в батальоне у меня… Эх… – я лишь махнул рукой, с трудом подбирая нужные слова. – Одно название – батальон, двадцать процентов некомплекта личного состава! Только пятеро имели боевой опыт. Остальные лейтенанты, только из училища. Трое вообще из «пиджаков»,[8] из Уральского политеха.[9] Про срочников уж и не говорю – это раньше, в советские времена, в ВДВ брали разрядников, ростом не ниже ста семидесяти пяти. У меня же сельские да окраинные ребятишки. Из техники в лучшем случае трактор видели да велик с подвесным мотором. Один даже неплохо из двустволки стрелял. А поставили нас так называемой заставой. То есть занял мой батальон высокогорное село и осел в нем. Ни тебе прокуратуры, ни милиции, ни ФСБ. Сами себе разведчики, сами контрразведчики. У меня начальник разведки был из Уральского политеха, старший лейтенант, так он только планы мероприятий умел на ноутбуке набивать. А село это самое до нас один раз прошерстили «вовчики»,[10] затем ОМОН и сводный милицейский отряд. На «Уралах» немало добра оттуда вывезли, ну и у местного населения настроение соответствующее сложилось. Так на наши два «Урала» косились, точно на змеев-горынычей. А сразу под селом расположился лагерь того самого Айдида. Полковника. То ли пакистанца, то ли афганца. То ли имя у него такое, то ли прозвище грозно-звучное. По-русски говорил чисто, видать, в Лумумбе, на свою голову выучили.

– В Академии имени Фрунзе, на иностранном факультете, – поправил меня Никаноров. – Считай, наш человек.

– Так вот, я своего начальника разведки засадил в сарай строчить разведпланы, а сам взял троих толковых прапорщиков и лично в разведку. Тут-то и увидел – ребята у Айдида мощные, явно не одну кампанию прошли. Не батальон, целый полк. Снайперы имеются, переносные зенитные комплексы, четыре бронированные «Нивы». В тот же день докладываю командованию. Пришлите, мол, для усиления хотя бы пару рот спецназначения из контрактников. Мне в ответ: «Зачем? Чего испугались, подполковник Вечер? Перемирие у нас ныне с братьями-чехами…» На линии генерал, хотел обматерить, но сдержался. На соседней заставе мотострелки стояли, там тоже перемирие было. И каждую неделю то рядовой исчезал, а то и лейтенант. Потом без ушей, с перерезанным горлом находили. А я, как командир, таких вещей дожидаться не привык. Взял с собой двух отмороженных прапорщиков и прямиком к Айдиду. С белым флажком, как ни прискорбно. Тот принял радушно, по-восточному. У меня же на долгие разговоры времени не было.

– Вот что, полковник, – говорю я. – Давай по-честному. Мне смерть твоих людей не нужна. Тем более жителей того села, где стоим.

– Зачем тогда пришел сюда? – вежливо интересуется Айдид.

– Приказ, Айдид. Но лишней крови я не хочу. Потому предлагаю: моих пацанов не трогать, глотки им не резать. Иначе… Ты, Айдид, разведчик не хуже меня. Сил базу твою разнести у меня не хватит, но вот сельские домики своими БМД[11] я раскатать сумею.

– Раскатывай! – улыбается-скалится как ни в чем не бывало Айдид. – Я ведь кто? Иностранный военный советник. То бишь наемник, то бишь оккупант. Враг твой, Валентин Денисович!

Я внутренне аж выматерился во все три этажа. И имя-отчество мои этот оккупант знает.

– А эти люди, что живут в домах, которые ты раскатать решил, кто они? – скривил в недоброй усмешке фиолетовые от жевательного табака губы Айдид. – Они граждане твоей страны, Валентин Денисович! Твоей, твоей! Не чьей-нибудь!

Вот так он меня и приложил. Без ножа, без автомата, без системы «Град». В самом деле, что же это получится? Своих же граждан уничтожим?! Кто я?! Кто бойцы мои?!

– Смотри, Айдид, – стараясь сохранить спокойный тон, я развернул перед полевым командиром карту. – Перемирие сегодня есть, завтра нет…

– Э, Валентин… – со снисходительным видом помахал ладонями Айдид. – О конце перемирия я узнаю за сутки, ну в крайнем случае часов за пять до тебя.

– Может, и так! – стараюсь не реагировать я. – Только путей отхода у тебя немного. Вот отсюда, – я ткнул ладонью вправо, – пойдет мотострелковая бригада, вот отсюда, – тыкаю влево, – отборный полк морской пехоты. И я со своими в деревне отсиживаться не буду. Проход-то у тебя один, если, конечно, с наименьшими потерями, через село с моей заставой. Только за селом минное поле, мною лично поставленное. А еще у меня имеется пара классных арткорректировщиков. Пойдем с ними к тебе в хвост и наведем реактивную артиллерию. Ты, Айдид, может, и уцелеешь, а остальные?

– Что предлагаешь, Денисыч? – тут же перешел к делу Айдид.

– Повторяю, полный нейтралитет. Я не веду разведку против тебя. Ты против меня. Чтобы ни с одного моего солдата волос не упал. Ну а взамен… Как только окончится перемирие, а оно окончится…

При этой фразе Айдид зло кивнул.

– Ты беспрепятственно пройдешь через деревню, и я отдам тебе карту минных полей. Далее сам выпутывайся. Преследовать с корректировщиками не буду.

Я замолчал, не торопился со словами и Никаноров.

– Я сдержал свое слово, Айдид тоже, – закончил, наконец, я. – В моем батальоне ни одного погибшего и раненого.

– А за Айдидом и его бандой после больше двух лет гонялись, – заметил отстраненным тоном Никаноров.

– В былые годы за такие номера меня бы к стенке поставили, – продолжил я. – Только еще раньше у этой самой стенки валялись бы те, кто заключал идиотские перемирия, мародерствовал и совершал нефтяные сделки с извергами, у которых руки по локоть…

– Охотник вполне может считать тебя упырем, – проговорил Никаноров. – А особенно если от рук Айдида погиб кто-то из его товарищей.

В самом деле! Как мне это до сих пор не пришло в голову?! Но тогда охотник знал бы наверняка, что упырь – подполковник Вечер, и не рассылал бы «черные метки» остальным… Додумать эту мысль я не успел. В вышине опять послышался шум вертолетных лопастей.

– Вот задолбали! Ну все! – выругался полковник Анд и что-то быстро прокричал в рацию на португальском языке.

Не прошло и двух минут, как вертолет-крокодильчик дернулся всем своим рептилиеобразным корпусом, а лопасти его перестали вращаться. Он медленно сел на землю, и лишь при столкновении с поверхностью у него отвалился хвост. Из отверстия повалил черный дым. Мы с Никаноровым тут же укрылись в траншее. Стекла вертолетных иллюминаторов разлетелись вдребезги. Послышались отрывистые автоматные очереди. Из распахнувшейся дверцы вывалилось безжизненное тело автоматчика, мертвой хваткой сжимающего свое оружие.

– Бросайте оружие и немедленно покиньте вертолет! Иначе мы взорвем его!

Усиленные мегафоном команды подавались людьми полковника Анда с разных сторон. На португальском, русском и арабском языках.

Глава 10

– Имя-фамилию-отчество можешь не говорить.

Вертолетчик нервно кивнул. Было видно, каких немалых трудов ему стоило сдерживать дрожь, бившую его массивное тело. Он явно был нашим с Никаноровым соотечественником. И у него также было первоначальное накопление капитала. Когда-то профессиональный пилот армейской авиации, теперь наемник, готовый скопить «капитал» на костях моих ребят.

– Сколько вас и каковы цели отряда? – продолжил допрос Никаноров.

– Пятнадцать человек. Минус я и… Те двое, кого вы завалили у вертолета, – ответил вертолетчик, уставившись в земляной пол.

– Стало быть, двенадцать. Жить хочешь, – без вопросительной интонации произнес Никаноров.

– Не расстреливайте, – не поднимая глаз, пробормотал вертолетчик.

Никаноров лишь усмехнулся.

– Предателей Родины не расстреливают, парень, – решил блеснуть эрудицией я. – Их вешают.

– Я никого не предавал.

– Цель твоего отряда?

– Уничтожить вот их… – вертолетчик кивнул в мою сторону.

Он сумел-таки взять себя в руки.

– И много в отряде… таких, как ты? – спросил я.

– Славян-то? – переспросил пленник. – Немного, но есть.

– И то хорошо, что немного, – подвел итог допроса Никаноров и дал команду увести пленного. – Видишь, все сошлось, – произнес Андриан Куприянович, когда мы с ним остались наедине. – Твое решение?

– Да такое же, как и твое, полковник, – неожиданно для самого себя, ответил я.

– Чужими руками Леонтьев хочет избавиться от меня. Для этого посылает твою группу. Если мы с тобой, Валентин, и в самом деле схлестнулись… – Анд взял выразительную паузу и пытливо уставился на меня своими черными глазищами.

– Я привык выполнять поставленную задачу, чего бы это ни стоило, – произнес я довольно-таки банальную фразу.

– Предположим, вы захватываете или убиваете меня, – продолжил Никаноров. – Но после этого вы больше не нужны Леонтьеву…

– Андриан Куприянович, я это знал еще, как говорится, прошлым вторником.

– Нам надо сделать так, чтобы группа ваших ликвидаторов сама вышла на нас. А для этого тебе надо взять меня в плен или убить.

– И вы на это согласны? – спросил я.

– В плен – нет! – категорически произнес Никаноров. – А вот убить… Ох, не хочется умирать, но… придется! – не менее категорично, без малейшего намека на шутку, закончил Анд.

Я хотел было задать вопрос, как он себе это представляет, но в этот момент за стенами послышались крики и беспорядочная стрельба. Никаноров молча схватился за автомат и мгновенно оказался во дворе. Мне, хоть и безоружному, ничего не оставалось, как последовать за ним.

Пули ударили прямо над головой Никанорова. Еще не видя, кто, куда и зачем стреляет, Анд отпрыгнул в кусты, вжался в землю. Я же решил укрыться за стеной строения, в котором только что проходил допрос. Вжавшись в стену спиной и затылком, обезопасив тыл, я пытался определить, откуда идет стрельба. Но не прошло и пяти секунд, как виновник стрельбы сам возник передо мною. Наш недавний пленник, вертолетчик, спрыгнул откуда-то слева, видимо, с невысокой крыши соседнего строения. В руках он сжимал пистолет, ствол которого тут же чуть не уперся мне в грудь. Позиция оказалась весьма удобной, чтобы применить нефедовский прием. Чуть оглохнув от близкого выстрела, я даже сам удивился, как быстро и эффективно мне это удалось.

– Предателей не расстреливают, – только и произнес Никаноров, осматривая мертвого вертолетчика.

– Он сам, – ответил я. – Лихой парень. А твои конвоиры маху дали.

Никаноров досадливо махнул рукой. То, что пленник сумел обезоружить его людей и пытался бежать, явно задело его. Подбежавшим подчиненным он устроил гневный, краткий разнос, а затем мы вновь уединились в штабном помещении.

– Школа Нефедова? Узнаю… – Чуть помолчав, Никаноров добавил: – Хотел, стало быть, злодей завалить неприятеля, а застрелил самого же себя. Сам. Всегда бы так в жизни, а? А теперь быстро отвечай, Валентин, мы враги или друзья?

– Друзья, – не задумываясь ответил я. – Но я хотел бы от тебя как от друга получить ответ всего на один вопрос. Кто доложил вам о прибытии нашей группы?

– Отвечу честно – понятия не имею, – так же без лишних раздумий ответил мне Никаноров. – Но в самой верхушке леонтьевско-глушковской банды есть очень влиятельный парень в немалых чинах. И парень этот, во-первых, очень много знает, во-вторых, ненавидит Леонтьева и компанию, в-третьих, явно симпатизирует мне. И очень лих, дерзок до безумия. На моих людей он вышел в Москве, имеется у меня там, знаешь, и пара человечков. Сам вышел, да так, что те даже лица его не помнят. Высадились вы в срок и ровно в том составе и с тем вооружением, что и было указано. Плюс среди вас имеется Упырь, он же предатель, которого тот лихой парень непременно должен вычислить. А в затылок вам дышат леонтьевские наемники. Как только я или мой труп будут в ваших руках, все… Видимо, этого тот лихой парень тоже допускать не хочет.

– Если все-таки Гриша?

– Нет, – категорически ответил Андриан. – Этот себя положит, но такую паутину плести не станет. Да и Леонтьев его так близко не подпустит. Нужно найти того, кто сформировал отряд.

С ответом я не нашелся. Все верно, как говорится, без сучка и задоринки. Поэтому сразу перешел к основному плану:

– Таким образом мой отряд схлестывается с твоим. Кто-то погибает, кто-то выживает.

– Так точно, – кивнул Никаноров и поставил в своем блокноте цифру «1».

– Два. После подобного сражения живых и невредимых остается немного, – продолжил я. – Тут-то и появляются леонтьевские наемники из бывших уголовников и уцелевших боевиков.

– Три. Они добивают убитых и раненых, сжигают несколько местных построек, – кивнул я на пальмовые сооружения. – Затем благополучно эвакуируются. Ну и наконец…

– Четыре. На остров оперативно высаживается специальный миротворческий контингент под личным командованием генерала Леонтьева. Формально – спасать отряд подполковника Вечера, но, увы, отряда уже нет в живых. Разве что кроме одного человека, который и будет раздавать подробные интервью прессе и ТВ. Остров берется под охрану, а вождь заключает двухсотлетний договор об аренде плантаций для кондитерской фирмы семейства Глушковых.

– Именно так, Валентин.

Глава 11

– Победа будет за вами.

Никаноров произнес это будничным тоном, а я лишь передернул плечами. В самом деле, мой отряд в жестоком поединке уничтожает подразделение полковника Анда. Большая часть моего отряда, увы, тоже гибнет. Дым, гарь, стоны, кровавые тела… Вот что должны будут увидеть леонтьевские наемники, когда подойдут к полю боя. О том, что все это именно так, а не иначе, им сообщит… Да, да – сообщит Упырь, который наверняка держит с ними связь. Но до этого мы должны раскрыть Упыря.

– Знаю я, как взять вашего Упыря, – буднично произнес Никаноров. – Вот эту штуку видел? – кивнул он на металлическую треногу, снабженную тяжелой патронной коробкой.

– Станковый пулемет, – ответил я, назвав при этом западную фирму-производителя. – Не слишком удобная в бою вещь. В одиночку и вовсе долго не провоюешь, чтобы перезарядить, уйдет как минимум полторы минуты. Нужен прикрывающий. Кучность огня хорошая, но опять же тяжел при транспортировке. Хорошая мишень для снайпера.

– Зато идеальный инструмент для палача, – резюмировал Андриан. – Поставим так шагах в шести-восьми группу неподвижных субъектов в количестве… Ну, хотя бы десяти человек. И очередью… На открытом пространстве ни один не уйдет. Спрятаться в местной растительности тоже не удастся. Обрати внимание, как рама ходит. Согласись, никому не уйти…

– Ты в восторге?

– Такая штука клад для палача, то есть Упыря. Вашего Упыря. Это наживка. И он очень скоро на нее клюнет, уж поверь.

– Спорить не буду, потому что верю.

– Ну а теперь слушай, как мы здорово перевалим друг дружку!

При этих словах глаза Никанорова вновь загорелись от азарта. Чувствовалось, что он очень горд своей «разработкой» и уверен, что я, как профессионал, сумею оценить ее по достоинству.

– В конце девяностых в моем подразделении была разработана новая тактика по борьбе с массовыми беспорядками, – начал Андриан. – Точнее, с обезумевшей неуправляемой толпой. Приходилось видать такую? Приходилось, знаю, – тут же сам и ответил он.

Да, полковник Анд прекрасно осведомлен. С толпой этой неуправляемой, все на своем пути смещающей, я знаком не понаслышке. В начале девяностых эта мерзость расцвела пышным цветом. Заводят толпу несколько лидеров, как правило, картаво-носатых, внешне очень не привлекательных, но буйных. «Долой армию! Долой КГБ! Долой милицию!» Слышал, видел, впрочем, как и все соотечественники. Только невдомек тем, кто, точно попки-дураки за картаво-носатыми повторяют «долой…», что какой бы плохой не была армия, КГБ и треклятая милиция, но других защитников у «толпы» (а также всего остального населения) НЕТ и НЕ БУДЕТ! Поэтому надо тщательно разбираться, думать, улучшать… Впрочем, картаво-носатые к этому не приспособлены. Ладно, в столице поорали, воздух попортили, разошлись. А что было в других регионах?! Я как раз из училища выпустился, зеленым двадцатилетним лейтенантом (курсантом стал в неполные семнадцать, после суворовского). Из Афганистана наших только-только вывели, на межнациональные конфликты бросили. Так, в двадцать лет, я и столкнулся с «проявлениями демократии». В одной из республик милиция и КГБ куда-то испарились, видимо, местные картаво-носатые их успешно «демократизировали». Заперлись «демократизированные» в своих зданиях и сидят, не выходят. А в соседних дворах детей заживо жгут, женщинам животы вспарывают. Потому как те не титульной нации оказались…

Если бы не наш полк ВДВ, весь город бы кровью залили. Стрелять пришлось, само собой, но порядок на некоторое время установили. В другой республике успели до резни. Встали живой крепостью вокруг села, к которому погромщики из местной «титульной нации» двигались с арматурами, заточками и бензиновыми канистрами. Как тогда хотелось двинуться на эту мразь нашими БМД. Но приказа не было. Постояли сутки живой крепостью, а потом то самое нетитульное село эвакуировали в соседнюю республику. Представьте себе – движется по шоссе колонна, конца ей не видно. Женщины, дети грудные, старики немощные. Тащат в узелках-рюкзаках да на тележках самое необходимое. И сзади, и спереди, и по середине колонны автоматчиков. Мы – бойцы спецназа ВДВ. Со стороны может показаться, что мы не охраняем живую колонну, а гоним людей на убой, точно фашисты. Когда попали в третью республику, власть наша окончательно «демократизировалась». На городской площади бесновалась злобная агрессивная толпа, а нам даже не выдали боевых патронов. Впрочем, холостых тоже. Саперные лопатки ни-ни, так называемый «тбилисский синдром». Штык-ножи только у командиров… И при этом некто из Москвы дал нам указание навести порядок. Толпа втрое, если не вчетверо, больше нашего подразделения и беснуется так, что… На наших глазах в буквальном смысле разорвали на части пожилого милиционера, который словами пытался эту толпу урезонить. Вот тут мы не выдержали. Сделали «оружие» из подручных средств. Бойцы нашей разведки нашли за соседним забором резиновые шланги и какие-то кабели. Мы из них быстренько сварганили дубинки, почище вэвэшных «РП-73». Ну и встретили толпу вот этими «кабельными дубинками». По мордам их, по харям. Взвыли твари, рванули от нас. Мы за ними. Многим из них тогда шибко досталось, даже очень шибко… Но именно в той республике «титульная» сволочь с тех пор вела себя тише воды, ниже травы. Нетитульная, впрочем, тоже.

Куда потом все пошло, можно и не говорить. Руководство решило, что спецназы ВВ и ВДВ действуют чересчур жестко и недемократично. Мешают вспарывать животы женщинам, отрезать головы детям и рвать на части милиционеров. Все это привело к 91-му году, то есть окончательному развалу и уничтожению великого (без кавычек) государства. Именно об этом оба мы сейчас вспомнили.

– Именно после августа 91-го у меня начались неприятности, – кивнул Никаноров. – Мы тогда были молодыми офицерами… Думали, что можно многое изменить.

– Теперь-то чего говорить, – сказал я, дав понять, что не намерен вести политические дискуссии.

– Я к тому, что сейчас сложился такой момент… – Никаноров сделал паузу, с заметной усмешкой оглядел меня с ног до головы, – Одним словом, то, что собирался сделать в 91-м, я осуществлю сейчас. То есть один из тактических методов борьбы с массовыми беспорядками. Знаешь, что это такое?

Никаноров протянул мне небольшую аккуратную дощечку, к которой были прикреплены две капсулы.

– Взрывное устройство, – ответил я.

– Почти угадал, – кивнул Никаноров. – С помощью таких вот дощечек в 91-м году можно было осуществить бескровный штурм Белого дома. Точнее, почти бескровный.

– «Почти» не считается, – пожал плечами я, однако был заинтригован.

Надо же – дощечка с капсулами могла поменять ход российской истории.

– Это так называемая пулевая подсадка, – кивнул на дощечку Никаноров. – Придумали их не в КГБ и не в ГРУ, а в кинематографе. Постановщики трюков и боевых сцен. Вот в этой капсуле «киношная кровь», а это капсюль с электродетонатором. Мой план очищения территории перед Белым домом заключался в следующем. В ряды его «защитников», точнее в толпу, вполне реально было замешать пару десятков грамотных бойцов спецназа КГБ. И у каждого под одеждой должны были быть вот такие подсадки. Как действует подсадка? В нужный момент нажимаешь на кнопочку маленького пультика, который прилеплен скотчем к ладони, и в нужных местах одежда взрывается и брызгает кровь. Именно так происходит во время съемок боевых сцен. Так вот, сотрудники КГБ растворяются в толпе, а на толпу пускается рота автоматчиков, открывающая огонь холостыми патронами. Плюс всякая грохочущая с разных сторон пиротехника. Автоматчиков для устрашения можно было одеть в противогазы. Тут-то и начинают срабатывать подсадки. Толпа видит окровавленных, падающих людей, взрывающуюся кровью одежду. Почуяв реальную опасность, увидев «убитых», толпа рванула бы от Белого дома аж до Волоколамска.

– Уверены? – спросил я.

– Я этих «защитничков» видел, сходил тогда «в народ». Полно пьяных, неполноценных каких-то… Может, под наркотой. Никаких «баррикад», просто груды мусора навалены. Но даже не в этом дело. Когда по тебе в упор бьют из автоматов, и иной храбрец побежит.

– Давка началась бы, – возражаю-таки я. – Ваших же людей и потоптали бы.

– Все продумано, – кивнул Никаноров, переглянувшись с Хантом. – Во-первых, наши бойцы обучены и натренированы на самые разные переделки, а во-вторых, чтобы «демократы» друг дружку не перетоптали, с разных сторон клинообразно были бы выставлены четыре подразделения внутренних войск и ОМОНа. Там немало спецов по таким вот «беспорядкам». Они встретили бы толпу так называемой «гребенкой», разделили на восемь потоков, ослабили бы и в течение короткого времени свели на нет концентрацию и напор толпы… Говорю как профессионал – самое большое, что могло случиться с господами демократами, это телесные повреждения различной степени тяжести. Рядом наготове машины «Скорой помощи», армейские полевые госпитали… Но это еще не все. Самое главное должно произойти следующим утром. Западные издания и уцелевшие демократы поднимают истерику по поводу кровавого штурма, появляются фотографии десятков окровавленных трупов… Между тем, очистив территорию, мы приглашаем телевизионщиков и снимаем… оживающих покойников! А на следующий день, дав демпрессе излить все свои вопли и визги, даем правдивый репортаж о штурме. Помимо победы физической, мы имели бы колоссальную моральную победу! Демократы выглядели бы одураченными.

– Русь дураков не любит, – согласился я. – И что же помешало такому плану?

– Высокий чин в звании генерал-полковника план мой одобрил, попросил перезвонить через сорок минут, а затем куда-то исчез. На целые сутки.

– А появился, когда участники ГКЧП были уже в Лефортове? – уточнил я.

– Именно так. Сейчас он вице-президент одного из банков. Так вот, Вечер, давай-ка примеряй подсадку!

Лихо задумано, ничего не скажешь. Если бы еще и осуществилось! Однако, немного потренировавшись, я убедился, что никаноровская тактика достаточно эффективна.

– Не прощаюсь, подполковник. Скоро увидимся!

Никаноров пожал мою ладонь и неожиданно перекрестил. Кажется, мы расстались друзьями. Чего и добивался дядя Гриша Нефедов.

Дорога в наш лагерь заняла у меня два с лишним часа. Когда я вернулся, то увидел своих подчиненных подавленными, прячущими лица.

– ЧП у нас, командир, – произнес Коля Водорезов.

– А у меня вот как раз все лучше не бывает, – сообщил я, предвкушая, какое ЧП может быть у профи с десантной подготовкой.

– У Сереги Млынского башню снесло, – ответил Коля. – Чуть нас всех не перестрелял.

– Не всех, – угрюмо добавил Степаныч.

– Владика Дятлова застрелить хотел, – пояснил Коля. – А когда стали обезоруживать, хотел и нас.

Влад с тоскливым и виноватым видом топтался чуть в стороне, уперев в землю свои васильковые глаза. Точно виноват был он, а не Млынский.

Глава 12

Скрученный по рукам и ногам, майор Серега Млынский лежал в дальнем правом углу полевой палатки. Кляпа во рту не было, Серега вполне мог разговаривать, но ни на мое приветствие, ни на первый вопрос ответить нужным не счел.

– Ты ведь, Млынский, клятву давал. Наравне со всеми, – напомнил я.

Серега вновь не ответил.

– Слушай, майор, на вопросы не отвечают только дебилы и идиоты! – неожиданно зло, но при этом тихо произнес я. – Ты не глухонемой и не дебил… И в то, что у тебя башню сорвало, я не верю! – после небольшой паузы решительно добавил я.

– Не сорвало, – кивнул Млынский.

Голос у Сергея был на редкость ровным и спокойным. Дальнейшее я понял без слов. Высунувшись из палатки, я приказал всем отойти на приличное расстояние и следить, чтобы никто не подслушивал.

– Ты знаешь Упыря? – спросил я, вернувшись к Млынскому.

– Кажется, да, – полушепотом ответил Сергей.

– Зачем спектакль?

– Для успокоения нервов. Не моих, разумеется, а упыревых.

– Интересно. Выходит, если бы ты не нарушил клятву, то я бы вернулся и увидел ваши остывшие трупы. А через некоторое время остыл бы и сам.

– Именно так, – кивнул Млынский. – Нервничать ОН стал!

– И кто же?

– Один из двух – либо Водорезов, либо Игорь, – окончательно перейдя на шепот, произнес Сергей.

– А зачем на Дятлова кинулся?

– Генеральских сынков не люблю с училища. Надо же было на кого-то стрелки перевести.

Далее мне пришлось напрячь весь свой слух и внимание, так как Сергей заговорил очень быстро и очень тихо. Говорил он минут пять, не больше. Выслушав его, я молча кивнул и вышел из палатки к своим подчиненным, топтавшимся в отдалении.

– Звездец, – только и произнес я. – Кажется, остались без фельдшера и без минера.

– И что теперь? – первым спросил мой зам Водорезов.

С ответом я не торопился. В самом деле, что говорить, когда один из офицеров твоего спецотряда сходит с ума?! Такому ни на одном спецфакультете не учат. Краем глаза я отметил безучастную пассивную реакцию Игоря Толмачева. Он молчал и стоял чуть в отдалении совершенно неподвижно, точно статуя. Зачем его прикомандировали к нам? Боевого опыта мало, португальский язык (как и местность) более менее знает Водорезов… Нервничает наш Толмач, а потому всеми силами старается изобразить спокойствие. Лицевых мышц под бородой не видать.

– Тебе, Дятлов, помощь не требуется? – повернувшись к Владу, спросил я.

– Он же выстрелить не успел, – нервно отозвался старший лейтенант.

Мне было его сейчас немного жаль. Потому что я слишком хорошо знал, что будет дальше. А дальше было следующее.

– Я понимаю, неприятно, Владик, – продолжил я. – Ты успокойся, близко к сердцу не принимай.

Будучи отцом-командиром, я успокаивающе положил ладонь на плечо старшего лейтенанта. И в ту же секунду ударил Дятлова в солнечное сплетение. В следующую секунду я обезоружил Владислава, взял на излом его правую руку, а в затылок упер ствол его же «СПС».[12]

– Так еще неприятней, – произнес я. – Прости, Влад, но, похоже, Упырь именно ты.

– Вы что, командир?! – простонал Дятлов.

– Расстреливать тебя не буду… Пока. Доказательств мало, но они есть. – Эту фразу я произнес своим немного остолбеневшим подчиненным. – Обыскать и связать! – отдал я команду, которую тут же выполнил стоявший ближе всех Кравцов.

Не прошло и полминуты, как связанный, обездвиженный Дятлов лежал рядом со штабной палаткой, из которой с победным видом появился освобожденный от пут Млынский.

– Может быть, объясните, наконец, в чем де– ло? – произнес Водорезов, по-прежнему чувствуя себя моим заместителем, то есть вторым человеком в отряде.

– Нет, Коля, не объясним, – довольно резко ответил я, переглянувшись с Млынским. – Времени в обрез, уж извини.

– Нет уж, командир, – как-то непривычно жестко отозвался Николай. – Это все, – кивнул он на Млынского и обездвиженного Дятлова, – каким-то пиратством отдает.

Маленький худенький Водорезов стоял передо мной так, словно готовился вступить со мной в рукопашную схватку. И правую руку держал на разгрузочном жилете в том месте, где размещался пистолет с запасной обоймой. Несмотря на комплекцию, обезоружить Колю столь же быстро, как Дятлова, будет не просто.

– В самом деле, Валентин Денисович, – с правого фланга ко мне приблизился Игорь. – У нас есть четкая боевая задача, вы – наш командир… Объясните, что происходит.

Происходит охота на Упыря. Вычислить которого нужно как можно быстрее. Но говорить это вслух я не собираюсь. Тем более…

Тем более, я, кажется, уже ЕГО ВЫЧИСЛИЛ!

Между тем Степаныч и Кравцов взяли свои автоматы на боевую изготовку и заняли весьма выгодные огневые позиции. Выгодные для меня и Млынского и весьма невыгодные для вооруженного пистолетом Водорезова и безоружного Игоря. Оба они оказались под прицелом…

Что же – прекрасно! Браво! Даже – брависсимо!!! Расклад сил определился, каждый сознательно сделал свой выбор. Что мне и требовалось.

– Вот так, Николай, – только и произнес я.

Коля медленно убрал руку со своего оружия, молча сделал полшага назад. Он был опытным офицером и знал, чем кончается бунт в спецподразделении.

– За невыполнение приказа расстрел? – спросил Игорь каким-то непринужденным, полушутливым тоном.

Нет, все-таки переводяги всегда были какими– то полуштатскими «пиджаками». Врезать бы сейчас толмачу, но надо себя сдержать. Не в кабаке.

– Заткнись, Игорек, – послышался голос Степаныча.

Переводчику ничего другого и не оставалось.

– Двадцать минут отдыха. Потом обсудим выполнение нашей главной боевой задачи! – При этих словах я переглянулся со Степанычем и мысленно поблагодарил немолодого подполковника, что тот догадался меня поддержать. – Ну, а мы отойдем? – обратился я к Млынскому.

– Отойдем.

Чуть поднявшись вверх, я задал Сереге главный вопрос:

– Ты – Охотник?

– Клятву нарушать не буду, – без усмешки, очень твердо ответил Млынский.

– Так ты вроде уже… – начал было я, но майор, наплевав на субординацию, резко перебил меня.

– У меня глаза есть, командир, – лицо Млынского стало привычно злым и отталкивающим. – Как только ты ушел, я всю команду в поле зрения держал. Водорезов и Игорь как-то подозрительно мялись, по сторонам оглядывались, оружие лапали нервно, точно баб.

– Считаешь, выбирали момент? – спросил я.

– Считаю, – ответил Сергей. – Я уже об этом в палатке говорил, чего повторять?

В самом деле, повторять не надо.

– Дятлова жаль, – произнес я.

– Даже очень. Но теперь Упырь может на некоторое время расслабиться, отдохнуть. Он ведь не знал, с чем ты вернешься. А теперь у него есть передышка. Вроде как другого вместо него скрутили… А вот сейчас передышка кончилась!

Только при этих словах я увидел, что мне в голову нацелен коротенький, едва заметный ствол специального самозарядного пистолета. Сергей держал его в правой руке, прикрыв при этом оружие левой, и со стороны казалось, что он просто скрестил руки на груди. Выбить пистолет или применить столь полюбившийся нефедовский прием было делом нереальным.

– Ну и?.. – спросил я, сохраняя при этом спокойствие.

– И ну! – ответил мне Серега-майор, не меняя при этом своей боевой позиции.

Глава 13

Неужели у него и в самом деле сорвало башню?! Да нет, непохоже. Произнес свое «и ну!» и замолчал, смотрит выжидающе. Что ж, придется начать разговор самому:

– Млынский, кто я, по-твоему?

– Командир, – ответил Сергей.

– А ты?

– Охотник, – без паузы произнес Млынский.

Если так, то все не слишком трагично.

– А я – Упырь, – без вопросительной интонации проговорил я, точно само собой разумеющееся.

– Похоже на то, – кивнул Млынский.

– И что дальше?

– Расстреляю тебя, а отряд распущу. На радость полковнику Анду.

Неужели в самом деле сорвало башню?!

– На радость настоящему Упырю, – произнес в ответ я, тоже как само собой разумеющееся.

– Отвечай на мой вопрос. Сколько тебе заплатил полковник Айдид? – перешел к делу Сергей.

Вот оно что?! Выходит, наши с Никаноровым предположения оказались верными. Именно из-за Айдида у Охотника есть основания считать меня Упырем.

– За карту минных полей и беспрепятственный проход мимо моего подразделения? – уточнил я.

– Именно, – кивнул Млынский. Он явно был приятно удивлен моей понятливостью.

Мне не оставалось ничего другого, как кратко, но при этом подробно изложить Сергею о моей сделке с Айдидом, то есть повторить то, что некоторое время назад я рассказывал Никанорову.

– Похоже на правду, – произнес Серега, выслушав меня.

– Слушай, стрельни раз, да и дело с концом! – подвел итог я.

Что еще можно было сказать?! Достало все – Дятлов, Водорезов, Толмачев… Неужели другого времени не мог этот охотничек выбрать?! Нет, у него точно снесло башню!

– Хочу я тебе поверить, – проговорил Сергей, не меняя своей боевой позы, – очень даже хочу.

– Слушай, будь я Упырем, то есть подонком и мразью по-твоему, я бы либо сбежал… – тут я сделал паузу, давая Сереге осмыслить, что уйти я мог без всяких осложнений, – либо распустил отряд, либо нашел способ вас всех перевалить.

– Я тоже так думаю, – кивнул Млынский, но оружия при этом не опустил. – Пойду я на риск, командир.

С этими словами Сергей перекрестился и совершенно неожиданно бросил мне свой пистолет. Сам же при этом остался безоружным. Я же, в свою очередь, не торопился поднимать брошенное оружие.

– Подними, Валентин Денисович, – проговорил Млынский, вновь скрестив руки на груди. На сей раз никакого оружия у него не наблюдалось.

Что ж, момент истины наступил! Сейчас я кое-что выясню окончательно, если останусь жив и сам не пристрелю Серегу, если тот сделает лишнее движение.

В считаные доли секунды пистолет был у меня в руках. Я принял точно такую же маскировочную позу, как и Сергей, чтобы со стороны никто ничего не заподозрил и не вмешался.

– Стало быть, ты – Охотник и «черные метки» дело твоих рук, – начал я. – Так вот, теперь я должен поверить тебе, что это так.

– Молодец командир! – Серега усмехнулся так, что аж зубами щелкнул.

И тут же рассказал мне, чем я занимался последние дни перед отправкой в «африканскую экспедицию», при каких обстоятельствах и в какое время мне были отправлены «черные метки». Выслушав его, я облегченно вздохнул и бросил Сереге обратно его пистолет. Млынский на самом деле оказался Охотником. В противном случае всех этих подробностей он знать никак не мог. Это уже кое-что, Охотник перестал считать меня Упырем, и мы, кажется, стали союзниками.

– Слушай, в двух словах, если не секрет, как ты до всего этого дошел? – спросил я.

– Я ведь тоже не последний человек в спецразведке ВДВ, – ответил Сергей, убирая оружие. – Собрал кое-какие факты, потом сумел вычислить тебя и остальных. Ну а бесшумно ходить и быть незаметным – это уже талант от Бога, – Млынский кивнул вверх.

– А до этого что было? – спросил я о самом главном.

– А до этого чеченские боевики напали на спецгруппу ВДВ и полностью ее уничтожили. В ее составе погибла женщина-фельдшер, прапорщик Млынская. Она была моей женой.

– А о том, куда и с каким заданием двигается группа, знал лишь ограниченный круг офицеров разведки ВДВ? – уточнил я.

– Да, – кивнул Сергей. – До этого мне и пятерым моим подчиненным удалось захватить казначея из отряда полковника Айдида. Ну а спецгруппе, где была моя жена, поручили отконвоировать его в штаб войсковой группировки. Фельдшера просто так взяли, на всякий случай. О передвижении конвойной группы знали немногие. Ты, например, знал, потому что твой разведбат стоял по соседству с нашим, и ты как командир был предупрежден нашим полковником. Вспоминаешь такое?

– Да, – кивнул я.

В самом деле – было такое. Только вот ни Млынского, ни его погибшей жены я тогда не знал. А про расстрел конвойной группы и про то, что айдидовский казначей был отбит, я, конечно же, слышал. Делом занималась контрразведка, – и она пришла к выводу, что боевики каким-то образом сумели взломать десантную РЭЗ[13] и прослушать переговоры со штабом. В это мало кто верил. Про погибшую жену Млынского я слышал лишь, что она была совсем девчонкой, еще и двадцати одного года не исполнилось.

– Отряд для Леонтьева формировал ты? – задал вопрос я.

– Да, – кивнул Сергей. – Сумел, знаешь ли, войти в доверие и напроситься на дело. Два года на это ушло.

Что и говорить, есть еще профессионалы в разведке родных ВДВ.

– И все от Степаныча до Дятлова могли пойти на сговор с Айдидом?

– Все они так или иначе могли быть осведомлены, так как находились в расположении нашего подразделения. Кравцов и Нефедов жили в палатке нашего полковника. Дятлов, тогда только-только из училища, обеспечивал связь, тоже рядышком. Ты по соседству, подразделение Водорезова тоже по соседству, но с другой стороны. И в тот день злополучный лично был у нас в «гостях».

– И оба командира соседних подразделений знали, что в штаб выдвинулась группа конвоя, сопровождающая некоего ВИП-пленника, – подвел окончательный итог я.

– Вот только Игоря Леонтьев лично сосватал в команду, – проговорил Млынский. – Нужен был переводчик, иной кандидатуры не было. Потому и «метку» ему кидать не стал, чтобы зря не рисковать.

И на сей раз мои умозаключения (совместные с Григорием Степановичем) оказались верными.

– Но ты ведь его подозреваешь? – с недоумением поинтересовался я.

– Нервничает он сильно, – только и произнес в ответ Сергей.

– Леонтьев сволочь?

– А сам как думаешь?

Глава 14

Сергей вновь признал меня командиром и дал понять, что теперь готов подчиняться мне строго в соответствии с субординацией. Далее нам всем предстояло держать военный совет. Изложив наш совместный с полковником Никаноровым план, я закончил свою командирскую речь следующими словами:

– Сказанное мною обсуждению не подлежит. Только беспрекословное исполнение и подчинение моим командам. Для начала всем немедленно сдать мне индивидуальные средства связи. Центральную радиостанцию отключить!

Моим бойцам ничего иного не оставалось, как без лишних вопросов выполнить приказ командира. Да, некоторое время мы будем без всякой связи, но зато и Упырь не сможет ничего передать нашим «ликвидаторам»… А Млынский прав, Игорь заметно нервничает. И у Коли Водорезова явно есть слова возражения, но он их сдерживает. Мне же как командиру предстояла не слишком приятная миссия – решить вопрос со старшим лейтенантом Дятловым.

– Извини, Владислав…

Дятлов молчал. Чего уж тут скажешь. Все то время, которое нам предстояло провести на боевой операции, он должен был находиться в связанном состоянии в штабной палатке. Мне было крайне неловко перед парнем.

– Я ведь знаю, что ты не Упырь, – негромко произнес я. – Но так сложилось.

– Я понимаю, – кивнул Дятлов.

Голос у него был на зависть спокойным. Быстрым отработанным движением я перерезал веревки, сковывающие руки Влада.

– Остальным об этом знать не стоит, – хмыкнул я.

Мало ли что! Вдруг на штабную палатку выйдут наемники-ликвидаторы! Или иное какое зверье, на сей раз четвероногое?! В штабной палатке мы были одни.

– Стало быть, я ваш отвлекающий маневр? – тихо переспросил Дятлов.

– Стало быть, – кивнул я. – Боевые задания и такие бывают, не обессудь.

– Хотите анекдот напоследок? – так же тихо поинтересовался Владислав.

– Ну давай! – аж присвистнул я от удивления.

– Привели к вождю людоедов троих русских. Вождь посмотрел на них и говорит: «Этого и вот этого сожрать… А вот этого отпустите. Мы с ним вместе в Университете имени Патриса Лумумбы учились». А вот еще. – Спрашивают у людоеда: «Что ты больше всего любишь в женщине?» – «Грудь». – «А мы тебе ножку оставили».

Хороший он парень, Влад Дятлов! Чувство юмора и память на анекдоты не растерял… И главное – все понял… Досталось ему, конечно же. Но и шанс остаться в живых у него теперь куда выше, чем у всех остальных. Наши «ликвидаторы» ребята серьезные и опытные. В планах и на бумаге всегда все гладко, а вот на деле…

– Ты выбрал Дятлова, – уединившись с Млынским за пять минут до выхода на задание, поинтересовался я у Сергея. – Значит, ты точно уверен, что он не Упырь? Почему?

– Методом исключения, – уверенно произнес Серега. – Приглядывался-приглядывался к нему, анализировал… Такие ребятишки упырями не бывают. Генеральский сынок, мог бы при штабе сидеть или где еще в теплом месте. А он в самое пекло лезет. И в званиях не преуспел. В его возрасте иные сынки уже в майорах ходят. Не Упырь он, точно… Жив останусь – попрошу прощения.

– Не забудь!

Никаноров ждал меня с ребятами там, где и условились. В заброшенной деревушке в восьми километрах от нашего лагеря. С полковником было всего четверо его бойцов.

– Экипируйтесь! – после короткого приветствия Андриан раздал моим подчиненным шесть пулевых подсадок.

Как только Степаныч, Млынский, я, Водорезов, Кравцов и Игорь закрепили подсадки, полковник Анд произнес:

– Теперь расходимся! Ликвидаторы будут здесь минут через пятнадцать!

– Это точно? – задал я довольно-таки дурацкий вопрос.

– Мы вычислили их наблюдателей, прошлись довольно близко от их «лежки» и довольно громко обсудили наш визит в эту деревушку. Вроде как для переговоров с тобой, Вечер.

Все верно! По легенде – мы должны встретиться под белым флагом и обсудить… А вот что обсудить, этого не знали ни я, ни Андриан Куприянович. Но самое главное – этого не знали те, кто должен нас ликвидировать. А уж им ОЧЕНЬ захочется это узнать. Они вышлют своих разведчиков и увидят следующее. Толком не начавшись, переговоры заходят в тупик, неожиданно один из бойцов хватается за автомат. Короткая перестрелка на открытой местности, почти все убиты, либо тяжело ранены. Такова десантная дипломатия. Задача ликвидаторов упрощена. Им останется лишь добить раненых и отрапортовать о выполнении задания.

– Никаноров тебя вроде не узнал? – спросил я у Степаныча, когда мы отошли на край деревни.

– Узнал, – кивнул Нефедов. – Просто с объятиями лезть не любитель… Зрители должны бы уже подойти, – посмотрев на часы, проговорил Степаныч.

Я согласился.

– Должны.

Между тем с правой стороны появились двое никаноровских бойцов с высоко поднятым белым флагом. Это означало, что зрители подошли. В таких вещах полковник Анд не ошибается. Стало быть, наш спецназовский спектакль начинается. Без звонка и без занавеса…

Итак – отделение первое!

Глава 15

Кравцов и Млынский взяли обоих парламентеров на мушку, сами при этом остались в укрытии. Я вышел навстречу никаноровским бойцам, держа перед собой обе руки, ладонями вперед. За моей спиной возник Степаныч, держа оружие стволом вниз, но готовый пустить его в ход при первой же необходимости. С боков появились Водорезов и Игорь, как бы страхующие, на самом деле лишь отвлекающие на себя внимание.

– Где ваш командир? – не слишком любезно поинтересовался я у парламентеров.

– Ждет, – без какой-либо интонации ответил тот, что держал белый флаг.

– Пусть идет сюда, – проговорил я.

– Такого уговора не было, – произнес флагоносец.

– А что тут такого? – развел я безоружными руками. – Вот я же здесь и ничего.

– Ничего, – послышался из-за спин парламентеров знакомый глухой голос, принадлежащий полковнику Анду.

Самого Никанорова видно не было.

– Говорить будем или в прятки играть? – спросил я, стараясь выглядеть предельно непринужденным.

– Пусть два твоих автоматчика из укрытий выйдут, – послышалась жесткая команда Никанорова.

– Не понял, – как-то по-дурацки отозвался я.

– Даю четыре секунды! – еще жестче скомандовал в ответ Никаноров.

Вместо ответа я махнул правой рукой и издал свист, похожий на крик редкой птицы. Через пару секунд в поле зрения нашего противника появились Млынский с Кравцовым.

– Так-то лучше. – Андриан вырос за спинами обоих парламентеров и шагнул мне навстречу.

Теперь весь мой отряд был под прицелом никаноровских бойцов. В реальной жизни я бы никогда такого не допустил. Но сейчас был спектакль, а в пьесах всегда одна сторона немного глупее другой. В жизни, впрочем, тоже. Иногда.

– Что ты хочешь предложить мне и моему отряду? – перешел наконец к переговорной части Никаноров.

– Деньги и гарантию безопасности, – ответил я строго по тексту нашей «пьесы».

– Что ты можешь нам гарантировать? – заметно и, пожалуй, несколько по-театральному нервничая, спросил Никаноров. – Ну-ка давай подробней!

– Не «нукай», не запряг! – В свою очередь, и у меня сдали нервы. Как мне показалось, чуть менее театрально, чем у моего собеседника.

– На полтона ниже, подполковник!

С этими словами Никаноров выхватил из-за пояса пистолет «люгер» и направил его в мой корпус. Что ж, эпизод из положения экспозиции перешел к усложнению.

– Вот этого не надо, – чуть опустив ладони, проговорил я недобрым голосом.

Наши зрители мало что понимают сейчас – что за «гарантии», что за подробности с деньгами, но смотрят с большим интересом, ожидая развязки. И она наступает.

– Суки рваные! – слышу я за своей спиной истошный вопль Млынского.

И тут же слышится автоматная очередь. У нашего невыдержанного майора башню на сей раз сорвало окончательно. Видеть оружие, направленное в грудь командиру, оказалось для Сереги невыносимым испытанием. Никаноров вскрикнул, выронил «люгер» и схватился за грудь, которая секундой раньше буквально взорвалась фонтанчиками крови и рваными лоскутами камуфляжной куртки. Да, умели когда-то спецэффекты делать на «Мосфильме». Мне пришлось отпрыгнуть в сторону, упасть в канаву, одновременно выхватывая пистолет Стечкина с холостым зарядом. К слову сказать, в потайной кобуре у меня находилось оружие и не с холостыми патронами. Точно так же, как и у всех моих бойцов. В свою очередь, у Никанорова и его гвардии тоже кое-что имелось. Краем глаза я увидел, как Кравцов и Водорезов рухнули в пыль. Их естественной пластике позавидовали бы и голливудские мастера трюков и киношных боев. Однако, в отличие от киношного боя, бой реальный (тем более на открытой местности) должен быть скоротечным. Иначе зрители нас освищут… Я чуть приподнялся из канавы, направил «стечкин» в сторону флагоносца, который полусидя «поливал свинцом» моих гвардейцев. К счастью, я оказался в его поле зрения, он выронил автомат и схватился за живот. Рухнул же он куда менее эффектно, нежели Коля с капитаном Кравцовым. Между тем переводчик Игорь исхитрился «сразить» автоматчика, который прикрывал Никанорова со спины. Но и самого Игоря почти сразу же «свалила» на землю вражеская пуля. «Раненый» автоматчик, что лежал рядом с флагоносцем, ухитрился перезарядить свой пистолет-пулемет и открыть огонь. «Задел» он и меня. Я нажал кнопку микропульта, замаскированного на ладони, и на моем правом плече тут же обозначилось темно-бурое пятно. Я зарылся лицом в жесткие, колючие кусты, имея при этом возможность наблюдать финал боя. Дольше всех держался опытный Степаныч, но и его «сразил» раненый никаноровский боец, сумевший укрыться за одной из сохранившихся построек…

Итак – пауза!

Не слишком длинная, но дающая возможность оглядеть поле битвы и оценить наши актерские способности. На это уходит минуты полторы, если не больше. Смотреть на часы я не могу, я ведь, как минимум, тяжело раненный.

– Эй, бойцы! Есть кто живой?

Итак, отделение второе. На сцену выходят сразу несколько новых персонажей. Текст свой они произносят по-русски, без акцента:

– Отзовитесь, мужики!

– Неужели всех?! – спрашивает один из «новых героев», судя по виду и манерам, старший группы ликвидаторов.

– Даже поверить трудно, – отзывается другой.

Я хорошо его вижу и слышу. Высокий, бородатый, и акцент у него весьма заметный. Это чеченский боевик. Лет шесть назад его фоторобот имелся у всех командиров спецподразделений, так как он находился в федеральном розыске за целую серию терактов в российских городах.

– Аллах на нашей стороне! – усмехнувшись, говорит старший чеченцу.

– Ты в Аллаха не веришь, – довольно недобро усмехаясь в ответ, произносит чеченец.

Старший вообще ни в кого не верит, хотя у него есть свой бог и имя его – Доллар. Он не кавказец, явно из наших, боюсь, что даже из средней полосы. Когда-то окончил военное училище, уже при нынешних властях окончил, он ведь молодой, лет двадцать восемь-тридцать, не более. И вот нашел себя. Тоже, как говорит Андриан Куприянович, первичное накопление капитала.

Пленный вертолетчик не обманул, ликвидаторов и в самом деле было двенадцать. И все они оказались на нашей «сцене». Это было очень неосмотрительно с их стороны, но, как я уже заметил, – в жизни, как и в пьесах, одна сторона зачастую оказывается чуть глупее другой. Стало быть, играть той стороне придется по законам нашей драматургии. Что и происходит. С правого фланга раздаются пулеметные очереди. Что ж, Никаноров весьма грамотно разместил и замаскировал своего пулеметчика! Четверо тут же рухнули, точно скошенные невидимым серпом. Остальные восемь рванулись, заметались на пятачке, паля наугад. Тут-то и произошло самое интересное. В драматургии это, кажется, называется кульминацией. Редко мерзавцы такое видят, ох редко! Убитые ими покойники оживают и вершат свой суд. Такого даже в голливудских блокбастерах не припоминаю. Ожившие Кравцов, Степаныч и Водорезов в считаные мгновения уничтожили еще троих. Млынский исхитрился обезоружить и скрутить четвертого, который, на свое несчастье, оказался слишком близко с истекающим киношной кровью Серегой. Пулеметчик замолкает, чтобы не задеть нас, но его огневая мощь нам сейчас не особенно и нужна. Пятого и шестого успешно укладывают Игорь и Коля. Ноги седьмого, старшего, подсекает оживший Никаноров и успешно обезоруживает. Восьмой прыгает прямо на меня, он еще не понял, что покойнички живехоньки, пытается перезарядить свой пистолет-пулемет. Обезоружить восьмого для меня лишь дело техники, уж больно в удобном положении он оказался надо мною. Точно как в учебном пособии по рукопашному бою.

– Чего еще умеем, – слышу я над ухом довольный голос Никанорова.

– Совсем немного, но умеем? – ответил я, обернувшись.

– Спасибо, Андриан! – произнес Степаныч, вытирая с физиономии и усов киношную кровь.

– Гриша… – только и произносит Никаноров, точно впервые увидел Нефедова. – Здорово, инструктор!

Только сейчас давние приятели позволили себе обняться, но ненадолго.

– Трое пленных, остальные там, куда должны были отправить нас, – произнес неожиданно разговорившийся молчун и увалень Кравцов.

Среди пленных был старший и еще двое, не слишком похожие ни на славян, ни на кавказцев. Все трое молча и угрюмо ждали своей участи. Сергей оглядел трупы погибших, остановился рядом с чеченцем, которого застрелил Степаныч.

– Ну вот, – негромко произнес Млынский, – полдела сделано.

– В смысле? – столь же негромко поинтересовался я.

– Этот урод… Равшан, полевой командир. Он был тогда главным… Когда погибла моя жена, – с паузами, прерывисто ответил Сергей.

– Держись, Серега, – ободряюще произнес я. – Еще полдела за тобой.

Из укрытия показался и пулеметчик со своим оружием. Тем самым, которое Никаноров назвал КЛАДОМ ДЛЯ ПАЛАЧА. «НИ ОДИН НЕ УЙДЕТ», – такими были слова Андриана Куприяновича. Пока что ни один и не ушел…

Но впереди было третье отделение!

– Допросить успеем, – произнес Никаноров, обращаясь как к своим подчиненным, так и ко мне с гвардией. – Давайте, мужики, сфотографируемся. Память как-никак. Традиции…

В самом деле, у спецназа КГБ-ФСБ есть такая традиция. Перед штурмом дворца Амина в Афганистане фотографировались, после Норд-Оста фотографировались. Все строго, не для посторонних глаз, но карточки на память сохранились. В руках у Никанорова появился маленький цифровой фотоаппарат.

– Ты, пулеметный бог, тоже давай сюда, – кивнул пулеметчику Никаноров.

Тот поставил пулемет на землю, причем поставил в весьма удобном боевом положении, подошел к Андриану Куприяновичу.

– Группируемся! – скомандовал Никаноров, и весь наш немногочисленный отряд обступил полковника с разных сторон.

Млынский, Степаныч, Водорезов, Игорь, Кравцов… Четверо никаноровских бойцов, включая пулеметчика. Мы с Никаноровым. Всего – одиннадцать человек.

Но сейчас нас останется десять.

– Так, а кто нас щелкнет? – поинтересовался Никаноров – Ну-ка, давай ты! – обратился он к одному из своих бойцов.

– Да я с этой техникой обращаться не умею, – отозвался тот. – Привык к «поляроиду».

Вот сейчас. Сейчас произойдет…

Отделение третье.

ФИНАЛ.

– Оружие пирамидкой сложите! – продолжал отдавать распоряжения Никаноров.

В самом деле, с точки зрения удачного фотокадра, сложенное в пирамиду оружие будет выглядеть очень эстетично. А на фоне его – мы.

– Так кто нас сфотографирует? – поинтересовался Андриан Куприянович, как только оружие было сложено.

Вся наша смешанная группа стояла напротив пулемета. Сейчас, сейчас… Сейчас ОН вызовется сделать первый снимок. И непременно попросит, чтобы потом сфотографировали и ЕГО. Главное, подойти к пулемету… А фотоаппарат пригодится ЕМУ после. Чтобы запечатлеть наши трупы, то есть выполнение ЕГО основного задания. Сейчас, сейчас… И Серега Млынский увидит Упыря, виновного в гибели его юной жены. Главное, чтобы у майора не сдали нервы.

Кто встанет за пулемет? Как томительно медленно текут секунды…

– Давайте я! А потом кто-нибудь меня снимет.

Водорезов?! Не может быть! Эх, Коля, Коля… Тебя снимут, не переживай.

Николай берет фотоаппарат, подходит почти вплотную к пулемету.

– Оружие сними, мешает, – это замечание он делает Игорю, который почему-то не стал ставить в пирамиду свой автомат.

Переводчик просто снимает автомат с плеча и ставит у ног. Я отмечаю, что Игорь по-прежнему нервничает, лишь борода скрывает дергающиеся лицевые мускулы. Впрочем, он всего лишь «переводяга», почти что «пиджак». Однако в боевых действиях показал себя на должном уровне. Водорезов опускается на колено, подносит аппарат к лицу. Щелк!

– Еще раз? – спрашивает Коля.

Его худощавое лицо безмятежно и расслабленно.

– Достаточно, – говорю я, стараясь не выдать волнения.

Водорезов пожимает плечами, вместе с аппаратом возвращается к нам. И как только он приближается к нам вплотную…

– Теперь давайте я вас щелкну! – раздается немного хриплый басовитый голос, а цифровой фотик уже в огромных ручищах.

– Щелкни, Кравцов, – произношу я свое решающее командирское слово.

Кравцов дергает ртом. Ох, как непривычен этот жест для увальня. Идет к пулемету неспешным шагом, поравнявшись, оборачивается. «Щелкай, щелкай быстрей, капитан!» – зло подгоняю я Кравцова. Или я опять ошибся?! Точнее, мы с Никаноровым?! Капитан бросает беглый взгляд на пулемет. Потом подносит аппарат к лицу, опускается на одно колено. Потом на оба. Да, при его росте лучше фотографировать полусидя… Щелчок… И тут же аппарат падает на землю, а кравцовские ручища хватаются за пулемет. Всех нас оглушает долгая очередь…

Далее немая сцена. Очень непродолжительная. Мгновенно сориентировавшиеся Млынский и трое никаноровских бойцов вскидывают оружие и берут ошарашенного Кравцова на мушку. Бежать ему некуда. Как и нам, в том случае если бы никаноровский пулеметчик не зарядил «находку для палача» холостым боекомплектом. Местность на нашем боевом пятачке открытая.

– Все, Упырь! – произносит Сергей и, поравнявшись с Кравцовым, бьет его прикладом в солнечное сплетение, потом в голову.

Кравцов теряет равновесие, хрипло кашляет. Один из никаноровских бойцов мгновенно связывает ему руки за спиной специально приготовленной бечевкой.

– Так, выходит, щелкнуть нас хотел, – кивнув на пулемет, подвел итог Степаныч.

И привычно дернул заметно седеющими усами.

Часть вторая