— Да, — кивнул я, — теперь я вспомнил.
Вчера вечером я обнажил ее лицо прямо перед тем, как закрепить ее же собственную вуаль, вставленную ей в рот. В свое оправдание могу сказать, что вчера вечером в общей спальне третьего этажа было очень темно, крошечные лампы висели далеко в стороне и сзади, но теперь, после тщательного осмотра, я видел, что это действительно была та самая женщина.
— Вы заткнули мне рот, — сказала женщина. — Вы навязали мне свою волю. Я не могла ни говорить, ни кричать. Вы просто не позволили мне этого.
Я кивнул.
— И Вы связали меня! — прошептала она.
— Конечно, — сказал я.
Я сделал это ее же чулками. Она смотрела на меня со страхом в глазах. Возможно, прежде ее еще никто и никогда не связывал. Теперь видя перед собой всю ее красоту, а не сомневался, что она создана для веревок, стали и кожи.
— Как тебе удалось освободиться? — поинтересовался я.
Признаться, мне было любопытно услышать то, что она ответит.
— Нет, — покачала она головой. — Самой мне не удалось этого сделать. Я была абсолютно беспомощна. Я не могла даже начать освобождать себя. Меня развязал кузнец, спавший неподалеку, и обнаруживший меня, когда проснулся.
— Понятно, — кивнул я.
— Вы знали, конечно же, что я не смогу освободиться самостоятельно! — внезапно, сказала она, с оттенком укоризны в голосе.
— Конечно, — признал я.
— Скажите, а рабынь тоже так связывают? — задрожав спросила девушка.
— Иногда, — ответил я.
— Вы порезали мою одежду, лишив ее всех крючков и завязок, — сказала она. — Но все же не стали раздевать меня. Вы оставили одежду лежащий на мне так, что она могла защитить мою скромность. Вы даже прикрыли мою голову и лицо моим капюшоном, что я не оказалась там с открытым лицом. Спасибо вам за это.
Я молча кивнул.
— Конечно, — добавила женщина, — капюшон при этом, мало чем отличался от рабского капюшона.
— Верно, — признал я.
— В итоге, если я не двигалась, то я не могла видеть того, что происходит вокруг меня, — заметила она, — а если бы я только пошевелилась, то я бы сама обнажила свое лицо.
— Выбор был за вами, — сказал я.
— К тому же, стоило мне дернуться, — продолжила она, — а оказалась бы голой.
— И снова, — кивнул я, — это было бы вашим выбором.
— Это потому, что я — свободная женщина? — уточнила она.
— Конечно, — согласился я.
— Будь я рабыней, то мне кажется, что у меня не было бы такого выбора, — предположила моя собеседница.
— Скорее всего, не было бы, — согласился я. — Рабыня обычно просто остается в том виде, в каком ее оставил мужчина, например, в твоем случае, по-видимому, голой и связанной.
— А что Вы сделали с моим кинжалом, после того, как разоружали меня и оставили меня там полностью беспомощной? — спросила она.
— Я его сломал и выбросил, — ответил я.
Девушка понимающе кивнула.
— Ты возражаешь? — поинтересовался я.
— Нет, — покачала она головой.
— Он скорее мог стать причиной твоей смерти, чем защитил бы тебя, — пояснил я.
— Теперь-то я это понимаю, — призналась девушка. — Ужасной глупостью было носить его с собой.
— Точно, — усмехнулся я.
— Впрочем, и помимо этого, — добавила она, — мне не следовало держать при себе такую вещь. Это было неестественно и неправильно для меня иметь его.
— Возможно, впредь Ты избежишь подобной ошибки, — предположил я.
— Даже не сомневайтесь, — заверила меня женщина.
Женщина должна защищаться не сталью, а таким оружием как ее беспомощность, уязвимость и ее способность доставить ни с чем несравнимое удовольствие.
Я встал на ноги и, обернувшись, заглянул в тарновый ангар.
Птица заканчивала с куском мяса, который еще недавно висел на веревке. Дежурный стоял рядом и держал в руке поводья.
— Я оставил тебя полностью прикрытой твоей одеждой, — заметил я, снова возвращая внимание к женщине, — хотя, конечно, их пришлось бы сшить заново и вернуть на место все завязки, но их, по крайней мере, можно было бы запахнуть и придерживать на себе. Как же тогда получилось, что Ты одета столь странным образом?
— Мне показалось, что это подходит мне, — сказала она, — что я должна носить это или нечто подобное, или возможно меньшее, даже ничего вообще.
Я промолчал, и женщина в ужасном смущении опустила глаза. Похоже, она крайне неловко чувствовала себя, будучи выставленной на всеобщее обозрение. Но с другой стороны, она сама сделала это.
Коже девушки была чрезвычайно светлой. Понятно, что основной причиной этого была ее генетическая принадлежность к белой расе, но также несомненно и то, что немалую роль в такой белизне сыграла необходимость ношения плотных, жестких, тяжелых одежд сокрытия, столь обычных среди большинства зажиточных гореанских женщин. Думаю, контраст между прежними одеждами сокрытия и ее сегодняшним «одеянием», больше подходящим для порабощенной девки, должен быть особенно и шокирующе драматичным для нее, знавшей о своем прошлом и настоящем статусе. Могу себе представить, какой богатый спектр новых эмоций она должна была сейчас испытывать, стоя на коленях на влажных камнях и чувствуя вольный воздух на своем теле.
Я снова бросил взгляд на тарна. Огромная птица как раз закончила с едой и уделила внимание корыту с водой. Практически полностью обглоданная кость с обрывком веревки, покрытая множеством царапин и борозд, валялась в стороне среди соломы. Птица погружала клюв в высокую узкую емкость, набирала в него воду, после чего запрокидывала голову и, встряхивая ей проталкивала воду в горло.
— Ага, — воскликнул я, внезапно хлопая себя по лбу, словно ко мне наконец пришло понимание происходящего, — значит, Вы — свободная женщина, стоите передо мной на коленях, как будто могли бы быть рабыней. Как грубо! Как невоспитанно с моей стороны! Мне очень жаль. Простите мне, Леди.
И я поспешил поднять девушку на ноги.
— Нет, — испуганно вскрикнула она, снова опускаясь на колени.
Я отстранился и словно озадаченно уставился на нее.
— Именно так мне и надлежит стоять, — пролепетала женщина, — на коленях, перед таким мужчиной, как Вы.
— Не понял, — сказал я.
— Вы разоружили меня, — поспешила объяснить она. — Вы заткнули мне рот. Вы сделали меня беспомощной, связав так, как связывают рабынь. Вы закрыли мою голову капюшоном, сделав так, что я не могла ничего видеть, не рискуя обнажить свое лицо. Вы сделали мою одежду такой, что она превратилась в полосы ткани и лоскуты, и я не посмела бы пошевелиться, не оказавшись нагой в общественном месте, а кроме того, любой из находившихся в спальне мужчин, мог бы поднять их и использовать меня для своего удовольствия.
— Ну, я нашел ваши действия неприятными для себя, — как бы смущенно объяснил я ей.
— Я надеюсь, что в будущем, — прошептала она, — я смогу быть более приятной для вас.
— Тарн готов, — объявил дежурный, выводя крутящую головой и сверкающую глазами птицу из ангара.
Женщина при виде этого гиганта испуганно сжалась в комочек.
— Прощай, свободная женщина, — бросил я отворачиваясь от нее.
— Нет, — вскрикнула она. — Пожалуйста!
— Веди его к тарновым воротам, — скомандовал я дежурному. — Мне пора вылетать.
— Пожалуйста! — снова крикнула свободная женщина.
Дежурный, сжимая в кулаке поводья, повел птицу от ангара к воротам. Я последовал за ним. Вскоре мы были уже у рампы, ведущей к посадочной платформе.
С высоты платформы я мог видеть местность, расстилающуюся на пасанги вокруг. Я чувствовал, как возбужден тарн, впрочем, надо признать, сам я был взволнован не меньше. Птица нетерпелива распахнула крылья. Платформа слегка вздрогнула, но выдержала, ведь ее конструкция была рассчитана и не на такие нагрузки. Дежурный развязал веревочную лестницу, ведущую к седлу.
Полагаю, что девушке пришлось собрать всю свою храбрость, чтобы последовать по рампе на посадочную платформу за мной и этим крылатым монстром.
Стоило мне обернуться и посмотреть на нее, как она мгновенно опустилась на колени, разведя их в стороны. Именно так, как она стояла передо мной ранее во дворе, когда я предположил, что она была рабыней.
— Прощайте, — сказал я.
— Нет, — крикнула женщина. — Возьмите меня с собой!
— Что? — спросил я.
— Я продала все свои вещи, — сообщила она мне. — У меня теперь нет больше ничего, кроме того, что Вы видите на мне, два тонких черных шнура, полосу желтой ткани и эти монеты!
Сказав это, девушка протянула мне кошелек.
— Кошелек достаточно тяжел, — заметил я. — Ты можешь купить себе все, в чем Ты нуждаешься.
— Я отдам их все вам, — заявила она. — Возьмите меня с собой!
— Не понял, — сказал я.
— Вы покорили меня, — пояснила девушка. — Вы показали мне, что я — женщина!
Я окинул ее оценивающим взглядом. Надо признать, что она действительно неплохо выглядела стоя на коленях.
— О, это произошло не вдруг, — сказала она. — Я уже давно, в течение многих лет, сама знала это. Я долгие годы боролась с этим. И теперь я сдаюсь!
— Полностью, и безоговорочно? — уточнил я.
— Да! — воскликнула она. — Да!
— Понятно, — кивнул я.
— Я устала жить двойной жизнью, — призналась она. — Я — женщина!
— Я вижу это, — улыбнулся я.
— Я должна принадлежать таким мужчинам, как Вы, — сказала она.
Это ее заявление не показалось мне надуманным.
— Кто Ты? — спросил я.
— Я — Феба, Леди Тельнуса, — представилась женщина.
Я улыбнулся про себя. Из косианских красоток получаются превосходные рабыню. Их, кстати, немало в Порт-Каре.
— Красивое имя, — заметил я.
— Возьмите меня с собой! — попросила она. — Я заплачу!
— Там, куда я направляюсь, будет опасно, — предупредил я.
— Я готова к любым опасностям, — сказала она.
Безусловно, опасность в любом случае угрожает, прежде всего, мужчинам, а не женщинам, ведь и исходит эта опасность в основном от мужчин, которые отлично знают, что надо делать с женщинами. Возможно худшее, что могло бы произойти с ней, это оказавшись в рабских цепях и под плетями, использоваться в качестве вьючного животного. Нет, конечно, она, будучи свободной, вполне могла подвергнуться некоторому риску. Все же свободные женщины, являясь людьми, имеют куда больше шансов быть убитыми, чем рабыни, которые фактически являются животными. Мародер, например, особенно когда его жажда крови осталась позади, скорее всего, не стал бы убивать рабыню, предполагая, что она послушна как кайила и отчаянно заинтересована в том, чтобы полностью удовлетворять его требованиям. Он просто заявит свои права на нее.