Та, что прежде была Леди Публией, поднялась на ноги и, покачиваясь, замерла в ожидании следующей команды. Было заметно, что стоять ее было трудно. Ничего удивительного, ведь она не пользовалась ногами в течение довольно долгого времени, да и ее щиколотки, были связаны.
Тогда юноша, видя ее затруднение, взялся за поводок вплотную к ошейнику, чтобы, в случае необходимости, поддержать ее, не дав упасть, и быстро потащил спотыкающуюся девушку за собой. Конечно, он был в том возрасте, когда мальчик только начинает становиться мужчиной, а она была уже выросшей, полностью созревшей красоткой, однако в соответствии с решением природы, его рост и сила, заметно контрастировали с ее легкостью, деликатностью, нежностью и красотой, так что ему не стоило большого труда непринужденно управиться с ней.
Один раз рабыня чуть не упала, потеряв опору, и ударившись в правую сторону каменной стены огораживавшей лестничный пролет, но юноша, без особых усилий удержал ее на ногах, и через мгновение снова повел на коротком поводке, к линии колец.
Я обернулся и столкнулся взглядом с другим парнем, моим посыльным с восточной стены, который как раз поднимался на верхнюю площадку стены из восточной башни.
— Флаг! — закричал он.
— Держи его, — сказал я, вручая ему сложенное знамя. — Однажды он снова будет развеваться здесь.
В глазах мальчишки сверкнули слезы.
— Возвращайся к своим товарищам, — приказал я, — и жди моего сигнала. Это будет дано из-за этих стен.
Посыльный поспешил на стену.
Взглянув в сторону западного прохода, я увидел другого парня стоявшего позади строя мужчин державших оборону центрального прохода. Его присутствие там сообщило мне, что рабыня, упакованная в веревки так, что они почти полностью скрыли ее красоту, стояла сейчас на коленях у рабского кольца, позади верхних зубчатых стен. Посмотрев на восток, я различил фигурку другого моего посыльного, сжимавшего в руках флаг. Он, тоже, оглядывался назад к центральному проходу, в ожидании моего сигнала.
Мне важно было скоординировать вывод войск с обоих флангов, и сохраняя баланс сил, не дать косианцам ударить в тыл одного из отрядов. Кроме того, я надеялся, что смог бы купить для них некоторое дополнительное время, за то, что могло показаться косианцам завидным призом, захват командующего обороной стены. На мой взгляд, это могло бы быть вдвойне интересно для них, учитывая те потери, которые они понесли за сегодняшний день.
Внизу, подо мной, раздавались звуки гнущихся и ломающихся створок ворот, удары тарана, стон и треск дерева. Наконец, я спустился в центральный проход. Тут хватало израненных тел, как в любом другом месте стены. Косианцы лежали вперемешку с защитниками цитадели. Раненный косианец, увидев меня, попробовал было подняться на ноги. Он был весь покрыт запекшейся кровью. Она была даже в его бороде. Свой шлем, он где-то потерял. Клинок ему удалось поднять с большим трудом.
— Как дела на Косе? — осведомился я у него.
— Замечательно, — прохрипел раненый.
— Опусти меч, — предложил я.
Он на мгновение задумался, а затем, пожав плечами, разжал пальцы. Он все равно едва мог держать оружие. Пинком ноги я отшвырнул клинок подальше от него.
— Кажется, сегодня ваш день, — заметил я.
— Так, оно и есть, — прошептал он.
— Отдыхай, — бросил я ему, и косианец привалился спиной к стене, неподалеку от одного из колец.
И справа и слева до меня долетал звон мечей и удары стали по щитам.
Я подошел к рабыне, стоящей на коленях в проходе, лицом к каменной стене. Она вынуждена была держать голова сильно склоненной влево, настолько близко к кольцу был привязан ошейник. Похоже, у этого паренька несмотря на его юный возраст, имелось инстинктивное чутье того, как следует обращаться и владеть женщинами.
Я снял шнур, которым первоначально были связаны ее ноги, и который сам же и развязал, закрепив петлей его на веревках за спиной девушки, и положил его около себя на камне. Потом, взяв рабыню за запястья, начал покручивая ее руки под веревками, не обращая внимания на стоны и хныканье, сводить их вместе у нее за спиной. Наконец, когда запястья девушки пересеклись, я связал их шнуром, ее руки при этом по-прежнему оставались под витками длинной веревки, один конец которой я тут же слабил и привязал к кольцу. Второй конец я тоже ослабил, и подсунул его под нижние витки на талии. Невольница, что-то жалобно хныкала с явно вопросительными интонациями. В конце я отвязал поводок от кольца и, поднял ее на ноги, повернул несколько раз, разматывая часть веревки, при этом держа женщину ближе у краю прохода. Она стояла очень неустойчиво.
— На твоем месте я бы сейчас стоял ровно, — заметил я. — Поняла?
Девушка прохныкала один раз.
— Стойка, — скомандовал я ей, в соответствии с ее новым статусом, отдавая ей команду, характерную для рабынь.
Такая команда сообщает им, что они должны оставаться там, где они находятся до тех пор, пока им не дадут разрешение двигаться, или не переместят. Она снова хныкнула один раз. Конечно, она не могла знать того, что она стояла, всего в шаге от края стены обрывающейся во внутренний двор. Понятно, что теперь с учетом насыпи внизу, падение продлилось бы всего футов сорок, правда, потом еще предстояло кувыркаться вниз по склону рукотворного холма вплоть до площади.
Обернувшись влево и право, я удостоверился, что глаза моих посыльных не отрываются от меня, и поднял, а потом резко опустил свой меч. Немедленно вслед за моим сигналом защитники обоих флангов, продолжая удерживать фронт, начали организованный отход. Сначала тыловые линии, за ними остальные люди уходили вниз по лестницам двух надвратных бастионов. Лестницы, конечно, были намного уже прохода, и могли стать для отступавших мужчин чем-то вроде бутылочного горла.
— Хо! — крикнул я, поднимая меч и привлекая к себе внимание косианцев слева и справа.
Я видел, как многие их них стали указывать на меня пальцами. Я не сомневался, что, по крайней мере, некоторые из них, должны были видеть меня на верхней платформе между надвратными башнями, и догадаться, кто именно сегодня командовал на стене. А еще рядом со мной стояла хорошо связанная женщина, которая, хотя и по большей части скрытая под веревками и мешком, вероятно, могла заинтриговать их. У нее были прекрасные ноги, а веревки обрисовывали контуры ее торса и не оставляли никаких сомнений, относительно того, какие соблазнительные рабские формы были беспомощно заключены под этими грубыми, почти змеиными кольцами.
Я вложил свой меч в ножны.
Большинству из них должно было показаться, что мое спасение исключено, что я оказался в ловушке между двумя лестницами.
Несомненно, мы оба казались косианцам завидными призами, хотя и каждый по своему. Командующий обороной стены и женщина, которая могла, можно надеяться, иметь лицо под стать изгибам ее фигуры. Тем более, если женщина была во владении командующего, разве это само по себе, не предполагает, что она вполне может быть достойной шнура и проколотого носа?
К тому же, мой меч был вложен в ножны. Разве это не предполагает, что я сам признал себя пойманным в ловушку, расцениваю свою позицию как безнадежную, и что я, в конечном итоге мог бы принять решение не оказывать сопротивления, и что я готов сдаться без боя?
Почти одновременно от косианских отрядов с обеих сторон отделились по группе солдат и бросились ко мне. Остальные немного отступили, и замерли у основания лестниц, желая посмотреть представление. На что-то подобное я и рассчитывал изначально, в надежде, что это снимет часть давления с отступающих по лестницам. Защитники цитадели получили дополнительный шанс на то, чтобы оторваться от преследователей закрыть двери и блокировать проходы.
Я толкнул рабыню, и она упала с края стены. Внезапно для себя, она потеряла опору под ногами, и почувствовав, что ее никто не собирается подхватывать, отчаянно замотала головой, и беспорядочно задергала ногами, так и не находя ими какой-либо твердой поверхности. Приглушенное испуганное мычание донеслось из-под ткани. Возможно, это должен был бы быть пронзительный крик ужаса. Возможно, он таковым бы и был, если бы не оказался задушен гореанским кляпом, в результате прорвавшись наружу, лишь тихим беспомощным шумом, который вряд ли был бы способен потревожить рабовладельцев. Но свободное падение было недолгим. Подозреваю, что она задохнулась от резкого рывка, даже немного подбросившего ее вверх. Потом, почти немедленно, ее остановленное было падение, возобновилось. Но теперь, под действием разматывающейся с ее тела веревки, она начала дико вращаться. Раскручивание веревки периодически тормозилось захлестывавшим ее свободным концом, так что ее падение превратилось, в серию диких вращения и рывков. Не прошло и пары инов, как она ударилась в склон насыпи под стеной внизу, чем, однако, ее мучения не закончились. Дальше, продолжая крутиться, кувыркаться, переворачиваться и совершать просто акробатические кульбиты, разматывая при этом веревку, девушка скатилась к основанию холма во внутренний двор.
Первые мгновения, поймать веревку оказалось непросто, так быстро и хаотично она дергалась у края стены, но, как только рабыня достигла холма, у меня это получилось. Едва мои ладони сомкнулись на веревке, я спрыгнул со стены вслед за девушкой, и начал спускаться, быстро-быстро, перебирая руками. Кстати, именно перебирая, а не скользя, потому, что у меня не было при себе какой-либо защиты для рук. Скольжение по такой веревке даже с высоты сорока футов может просто сжечь кожу и мясо на ладонях. Заживать такие раны потом могут в течение многих недель. При определенных условиях это, конечно, может оказаться приемлемой платой за спасение, но это вряд ли будет так, если ожидается, что в ближайшем будущем придется поработать мечом.
Как только мои ноги коснулись наклонной поверхности, я, не выпуская веревку из рук, и на сей раз, скользя по ней, то притормаживая, то подпрыгивая, бросился вниз по склону. Достигнув подножия холма, первым делом я обернулся и мазнул взглядом по оставшейся позади стене. Больше всего меня интересовало в данный момент, нет ли там арбалетчиков. К моему облегчению, не было ни одного. Кое-кто из мужчин смотрели, как будто решая,