— Кстати, не решила ли Ты присвоить себе права, скромность или наименьшие из привилегий свободной женщины?
— Нет, Господин! — вскрикнула невольница.
— Далее, не собираешься ли Ты, — продолжил я допрос, — потребовать для себя хотя бы минимальные из сексуальных привычек или действия свободных женщин, независимо от того, чем они могли бы быть?
— Нет, Господин! — поспешила заверить меня она.
Признаться, ее ответ развеселил меня. Естественно, и свободные женщины, и рабыни, и те и другие, будучи женщинами, существами любопытными по своей природе, очень интересуются сексуальными действиями друг друга. Это естественно и понятно. Безусловно, в данном контексте, я подразумеваю тех невольниц, что родились от племенных рабынь и выросли в рабстве, не зная иной жизни вообще. Те рабыни, которые прежде были свободными, обычно имеют очень хорошее представление того, насколько узка, уныла, ограничена и посредственна сексуальная жизнь свободной женщины. В действительности возникает некий парадокс, поскольку свободным женщинам свойственно сначала нетерпеливо расспрашивать о поведении, ожидаемом от рабынь, и даже предписанных им, а в следующий момент, приходить в ужас, и скандалить по поводу услышанного.
— Такие понятия больше не имеют никакого отношения к тебе, не так ли?
— Нет, Господин! — признала Клодия.
— И Ты — мелкая лгунья, я прав? — поинтересовался я.
— Простите меня, Господин! — всхлипнула рабыня.
— В любом случае, тебе не стоит больше интересоваться сексуальными действиями, правилами приличия, и прочими атрибутами свободной женщины, — предупредил я. — Теперь тебе следует сосредоточить свое внимание на более насущных для тебя собственных делах и проблемах. Например, на таких, как многочисленные сложные, захватывающие и восхитительные методы сексуального поведения рабыни.
— Да, Господин, — вздохнула женщина.
По небу плыли полные луны Гора. Лежавшая рядом рабыня была очень соблазнительна. Нас окружала гореанская ночь. От Порт-Коса нас отделяли еще сутки хода.
Присев рядом, я перевернул ее на спину и подтянул ее колени к животу, как прошлой ночью сделал с Публией. Тело Клодии было таким же маленьким, как и у ее сестры по неволе, и таким же восхитительным.
Вот только Клодия, в отличие от своей бывшей надзирательницы отвернула от меня голову, стараясь спрятать от меня свои глаза.
— Смотри на меня, — приказал я.
Женщину неохотно повернула ко мне лицо, беспомощная перед моим приказом, и открыла свои в миг наполнившиеся слезами глаза. Ее губы задрожали.
— Насколько я знаю, — заметил я, — к настоящему времени, тебя уже не раз использовали здесь. Ты ведь не впервые у этого кольца.
— Но вас-то я знаю, — простонала она.
— Не думаешь ли Ты, что любой мужчина может быть знаком тебе, так же хорошо, как могла бы рабыня знать своего хозяина, или, что любая женщина может быть известна, так же как рабыня известна ее владельцу? — спросил я.
— Я не знаю, — ответила Клодия.
— Нет, — сказал я. — Отношения рабовладельца и рабыни — это отношения полной, беспомощной интимной близости.
— Да, Господин, — прошептала испуганная женщина.
— Безусловно, познание владельца его рабыней, и рабыни ее владельцем, не может произойти мгновенно. Это — естественные отношения, и так же, как и любые другие естественные отношения, например, между слином и его хозяином, и они занимают определенное время.
— Конечно, — осторожно согласилась она.
— У тебя есть какие-то вопросы? — осведомился я.
— Как может мужчина, который действительно знает женщину, рассматривать ее как рабыню? — спросила Клодия.
— Как раз в этом ничего сложного нет, — усмехнулся я.
Взгляд женщина стал озадаченным и испуганным.
— Это знание даже облегчает вопрос, — объяснил я.
— Да-а, — глубокомысленно протянула она. — Это возможно.
— В этом даже есть особое удовольствие, — добавил я, — в обладании и направлении той, чьи интимные тайны глубоко изучены.
— Понимаю, — вздрогнула Клодия.
— Кроме того, для большинства мужчин необыкновенно важна природа женщины, природа того чем она является на самом деле, скрытая глубоко внутри нее, под грубыми наслоениями искусственности и ограничений, которые должны быть сорваны с нее и отброшены далеко в сторону, чтобы показать истинную женщину, голую и любящую.
— Я люблю мужчин, — вдруг призналась рабыня.
Мне показалось, что она чуть не сгорела от стыда, осмелившись чуть слышно прошептать эти слова.
— Ты стыдишься этого? — поинтересовался я.
— А разве я не должна? — удивилась она.
— Нет, — улыбнулся я. — Ты больше не свободная женщина. Ты больше не должна скрывать свои чувства. Теперь Ты можешь открыто и свободно демонстрировать свой интерес к мужчинам и свою любовь к ним.
— Интимная близость, о которой Вы говорили, те знания о ее тайнах, — прошептала женщина, затаив дыхание и схватившись за меня. — Это все ведь остается на усмотрение владельца, не так ли?
— В основном, — кивнул я.
— Но ведь не все рабовладельцы готовы заниматься этим, не так ли? — спросила Клодия.
— Конечно, нет, — признал я.
Я не мог отрицать того, что среди рабовладельцев хватает бессердечных типов, что некоторые из них люди совершенно бескомпромиссные и жестокие. И у монет этих мужчин, точно такая покупательная способность, как и у любых других. Иногда у меня закрадывалось подозрение, что работорговцам банально доставляет удовольствие бросать девушку, все еще гордую, не осознавшую себя рабыней полностью, или ту, которая доставила им некоторые трудности, в такую экстремальную неволю. Иногда всего после недели во власти таких животных невольница уже почти готова отдать жизнь только ради, чтобы добиться доброго слова или момента интимной близости. Она готова стать рабыней полностью. Рабыне, конечно, можно слегка ослабить поводок, это считается допустимым в отношениях между ней и ее хозяином, но она должна четко понимать, что слабина может быть выбрана в любой момент, поводок натянется, и встреча с плетью неминуема.
— Насколько же гордой я была, в бытность свою свободной женщиной! — вздохнула Клодия, немного задрожав.
— Ты больше не свободная женщина, — напомнил я.
— И даже какое-то мгновение назад, — прошептала она, — я, уже будучи рабыней, осмелилась подвергать сомнению ваше право на мое использование!
— Это уже более серьезный вопрос, — признал я.
— Какой же гордой я была тогда! — воскликнула женщина. — Накажите меня!
— Нет, — отказал ей я.
— Но я была отвратительной! — признала она.
— Нет нужды накручивать себя этими воспоминаниями, — посоветовал я.
Безусловно, заметь я в ее теперешних действиях какой-либо проступок, и я бы проследил, чтобы она была очень обеспокоена данным вопросом.
— А помните, как в камере, в день нашего побега, — улыбнувшись, напомнила мне Клодия, — Вы лежали на мне, прикрывая мое тело своим?
— Помню, — кивнул я.
— Я тогда подумала, что Вы пытались защитить меня, как настоящий джентльмен, — засмеялась она.
— Я действительно защищал тебя, — пожал я плечами.
— Но Вы использовали меня! — усмехнулась женщина.
— Да, — признал я.
— Сзади! — напомнила моя бывшая сокамерница.
— Это было естественно, — заметил я, — в том положении в каком мы лежали.
— Я тогда была поражена, — призналась она.
— Просто в тот момент Ты была всего лишь наивной свободной женщиной, — пояснил я.
— Но я была свободной женщиной!
— Верно, — согласился я.
— И Вы все равно использовали меня таким способом, несмотря на то, что я была свободной женщиной! — попыталась возмутиться Клодия.
— Конечно, — кивнул я.
— И как же Вы посмели сделать это? — спросила женщина.
— Это было несложно, — усмехнулся я.
— Нисколько не сомневаюсь, — проворчала рабыня.
— К тому же Ты была в очень удобном для этого положении, — напомнил я.
— Теперь знаю, — сказала она.
Перекатившись на спину, я стал любоваться на звезды. Ничто не мешало моему занятию. Парус был спущен, галера шла по течению, используя силу Воска для своего движения.
— Думаю, Вы использовали меня тогда, чтобы снять напряжение, — заметила она.
— О-о? — удивленно протянул я.
— Да, — кивнула рабыня, прижимаясь ко мне. — Я слышала как-то раз, как мужчины говорили об этом. О том как они походя использовали своих рабынь, перед боем, чтобы снять психологическое напряжение. Думаю, что Вы использовали меня просто, чтобы расслабиться перед тем, как откроется дверь в камеру.
— Просто? — уточнил я.
— Да! — надула она губы.
— Не стоит недооценивать себя, — улыбнувшись, посоветовал я.
— Господин! — засмеялась Клодия, прижимаясь ко мне губами.
— На живот, — скомандовал я, и рабыня немедленно и беспрекословно повиновалась мне.
— Я люблю быть рабыней, — простонала она, — и служить мужчинам!
Незадолго до рассвета мы услышали тяжелые шаги по палубе.
— Это за мной, — пробормотала Клодия, цепляясь за меня. — Он посадит меня в трюм!
— Верно, — кивнул я.
— Но Вы же можете задержать меня немного подольше в своих руках? — с надеждой в голосе спросила она.
— Если только на мгновение, — ответил я.
— Ох! — тихонько простонала женщина.
Я встал на ноги, накидывая на себя тунику. Рабыня поднялась на локте, потом встала на колени, склонив голову. Она вцепилась в цепь удерживавшую ее у кольца в палубе.
Я застегнул пряжку своего ремня и поправил ножны, закрепленные на нем. Клодия бросила на меня укоризненный взгляд.
— Ты возражаешь? — осведомился я.
— Нет, Господин, — поспешила заверить меня она, быстро выпрямляясь на коленях, но ее руки по-прежнему сжимали цепь, свисавшую с ошейника.
Невольница легко потянула цепь, словно решив убедиться, насколько крепко держит ей сталь. Убедилась, крепко.
— Ну как она? — спросил матрос, подходя к нам.
Рабыня немедленно склонила голову, коснувшись лбом палубы. Она находилась в присутствии свободных мужчин.