боги! – при самой мысли об этом становилось еще больнее. Им обоим требовалось время, чтобы признать: между ними все кончено, пора двигаться дальше. Поцелуй только все усложнит.
Но ангельская пыль…
Дрожа, Кива присмотрелась к пузырьку, невинно лежащему на бархате. Там было совсем немного, так что ломка будет не такой долгой. Однако она избавилась от зависимости всего два с половиной месяца назад, и наркотик ударит в голову сильно и быстро, после чего ее ждет несколько часов полного кошмара.
Впрочем, надо пережить всего одну ночь. Кошмарную, но она пройдет. А если поцеловать Джарена…
Лучше страдать одной, чем навсегда сломить их обоих. Безвозвратно.
– Кива, подумай хорошенько, – предупредила Зофия, заметив, что она пришла к решению. – Один путь прост, другой труден. Но оба приведут к одному и тому же.
Охваченная внутренней тревогой Кива не смогла даже осознать, что имеет в виду Зофия. Ей ни один из путей не казался легким, а последствия раздавят ее в любом случае.
– Зачем вам это? – прошептала она. – Почему это ценнее золота?
Прекрасное лицо чародейки смягчилось.
– Я понимаю, трудно в это поверить, но я пытаюсь тебе помочь. Однажды ты скажешь мне спасибо.
У Кивы на глазах вскипели слезы, гремучая смесь обиды, злобы и страха. Она не собиралась объяснять Зофии, что та крайне ошибается, что ничего хорошего из ее выбора не последует. Вместо этого она осела на подушке, схватила с бархата пузырек и взвесила его в руках.
Когда она вытащила пробку, золотой порошок взметнулся во флаконе, и от знакомого карамельного аромата Кива почувствовала тошнотворную смесь дурноты и желания. И именно желание напугало ее сильнее всего – настолько, что она едва не заткнула пузырек обратно. Но тут вспомнила жесткий бесчувственный взгляд Джарена, и поняла до глубины души, измученной души, что не сможет поцеловать его. Он возненавидел бы каждую секунду этого поцелуя, а она…
Ей бы понравилось.
А после все осталось бы как прежде, только у нее появилось бы еще одно воспоминание о том, как его губы касались ее, какой у них вкус, какие они на ощупь…
Такого ей не вынести.
Ангельская пыль, по крайней мере, к утру выведется из организма. Небольшое неудобство, уверила себя Кива, вот и все.
Она знала, что это неправда, что она навредит себе куда больше, чем ей кажется, что к ней вернутся прежние кошмары. В прошлый раз она не досталась тьме, но та все еще ждала, готовая закончить начатое.
Пусть так, нужно сделать выбор.
И выбор, с которым она смогла бы прожить, был только один.
Не давая себе времени передумать, Кива подняла пузырек к губам и проглотила порошок.
Золотая пыль осела во рту, превратившись в карамельный сироп. Всего через пару секунд Кива почувствовала эффект: дрожь утихла, на смену ей пришла легкость. Впервые за много недель все тревоги показались незначительными.
Зофия вздохнула:
– К твоему сведению, ты пошла по трудному пути. Поцеловать его было бы куда проще.
Кива лишь покачала головой, глядя на уже расплывающийся силуэт чародейки, и уронила бутылочку на стол.
– Ты не сможешь двигаться дальше, пока не справишься с прошлым, – мягко произнесла Зофия. – Так или иначе, однажды тебе придется встретиться с ним лицом к лицу.
Она подалась вперед и шепнула:
– Не бойся открыть сердце, лапушка. Лишь тогда сможешь по-настоящему исцелиться. – И тихо добавила: – Вы оба сможете.
У Кивы участился пульс при этих словах, но страх испарился, когда комната пошла кругом, а яркие огоньки свечей слились в пламенные линии. Где-то в глубине сознания она понимала, что следует беспокоиться, но сумела только задуматься, зачем пришла. Наконец в голове мелькнуло воспоминание – нечеткое, невнятное.
– Вы должны мне кольцо, – кое-как проговорила Кива, понимая, что у нее осталось совсем немного времени, прежде чем ангельская пыль сожрет остатки ее разума. Она уже ощущала себя как во сне – расслабляющая эйфория разжижала и сознание, и тело.
Зофия протянула руку через стол, взяла Кивину ладонь и надела кольцо Сараны ей на палец, чтобы не потерялось.
Кива уставилась на топаз, завороженная его сиянием в огоньках свечей, а потом стремительно отказывающий мозг вспомнил, что ее ждут друзья. Она встала, но несколько раз запнулась, прежде чем обрела равновесие. Хихикнула и тут же зажала себе рот ладонью, понимая, что должна вести себя как ни в чем не бывало, чтобы никто не догадался. Если они узнают, что она добровольно приняла ангельскую пыль, то будут спрашивать почему. А им не понять. Никому из них.
– Дорогу на улицу со своей стражницей сами найдете, – сказала Зофия, не вставая с подушки. – Всего наилучшего, Кива Корентин. Твое будущее сияет как звезды.
«Как мило», – подумала Кива, ковыляя к двери; всю ее неприязнь к чародейке смыло ангельской пылью. Входя обратно в задымленную комнату, она едва вспомнила, что нужно стереть с лица наркотическую улыбочку. Кива уже готова была рассказать остальным, что у нее получилось…
Но там оказалась только Наари.
Эйфория Кивы поблекла, однако ангельская пыль одолевала ее все сильнее. Неважно, что друзья ушли. Даже к лучшему – меньше расспросов. Но тут она заметила выражение лица Наари, и намек на тревогу просочился даже в охватывающий ее дурман.
– Кольцо у тебя? – спросила стражница.
Зная, что четко ответить не получится, Кива молча протянула руку.
Наари будто обрадовалась, но тревога с ее лица не ушла.
– Ты не пугайся, но Типп сбежал. Нужно было следить за ним повнимательнее, учитывая, как заворожил его рынок, но кто мог знать, что он улизнет? Остальные пошли его искать. Я ждала тебя, чтобы рассказать, но теперь нам тоже пора на поиски.
Кива согласно качнула головой, болтающейся на шее. Она понимала, что должна беспокоиться за Типпа, ведь смертельно опасный Полуночный рынок – последнее место, где любопытному одиннадцатилетнему мальчишке стоит шататься без присмотра, но из-за наркотика тревога казалась неясной и беспочвенной. Все с Типпом будет хорошо. Пусть повеселится. Она чуть так и не заявила, но Наари приняла ее молчание за ужас, бросила на нее утешающий взгляд и вышла из лавки Зофии, рассчитывая, что Кива пойдет следом.
Кива сперва так и сделала.
Но шла недолго.
Потому что, когда они оказались на людной улице, Наари поспешила прочь, а Кива задержалась, чтобы послушать музыку в отдалении.
«Какая красивая песенка», – подумала она. Даже внутренний голос звучал невнятно, ангельская пыль подчинила ее себе целиком. Она не помнила, когда в последний раз ощущала такую легкость, такое счастье, такую свободу.
Широко улыбаясь, Кива пошла в другую сторону от Наари, вверх по улице, туда, где воздух был посвежее. Звуки струнных и ударных инструментов с каждым шагом становились все громче, и ей хотелось петь и танцевать. Она пустилась в пляс, и сама того не заметив оказалась на поверхности между высокими темными зданиями; здесь все пестрило красками, от люминиевого освещения было светло как днем, а люди вокруг прыгали и крутились под музыку.
Чьи-то руки увлекли Киву вперед, она радостно вскрикнула и закружилась в водовороте чужих тел, перепархивая от одного к другому, танцуя одна и в толпе, и голова шла кругом от счастья.
Все было таким прекрасным, месяц будто улыбался с небес. Она долго глазела на него – все смотрела, смотрела и смотрела, а потом ее вновь увлекла музыка.
Она не знала, где находится, и что самое приятное – и не хотела знать, ничего не хотела знать. В ее мире все шло правильно. Никакой Зулики, никакого Навока, никакого кинжала, крадущего магию, или колец, дарующих ее. Никаких воюющих семейств, сердитых принцев, и что самое главное – никаких разбитых сердец. Лишь Кива и музыка, а еще жизнерадостные люди вокруг, все цвета радуги и яркие расплывающиеся огни.
Но потом ее схватили за руку и резко выдернули из веселой пляшущей толпы.
– Ты что вообще творишь? – раздался полный ярости голос Джарена, пока он тащил ее прочь.
– Месяц улыбается. Давай тоже улыбаться, – невнятно предложила Кива, спотыкаясь.
Тут он резко остановился, и она врезалась в него.
– Ойки, – хихикнула она. – Столкнулись.
В мгновение ока Джарен оказался прямо перед ней, наклонился, всмотрелся в нее, и его голубые с золотом глаза оказались так близко.
– Как красиво… – прошептала Кива и протянула к нему руку.
Он отстранился, прежде чем она успела коснуться его, сощурился – понял.
– Да ты в хлам!
Кива воззрилась на замусоренные переулки.
– Хлам, – показала она. – Везде хлам.
Джарен громко выругался.
– Поверить не могу. После всего… – Он проглотил следующее ругательство и вновь схватил ее за руку. – Пошли. Мы нашли Типпа – он вернулся к чародейке, с ним все хорошо. Все ушли во дворец.
– Дворец не тот, – сказала Кива, спотыкаясь на темной улочке, куда повел ее Джарен; шум карнавала таял за спиной. – Нам нужно в Речной дворец. Дом там.
Он сжал ее сильнее, словно удивившись. Не больно, но она кое о чем вспомнила.
– Тебе нельзя меня трогать. Нет, не так. Мне нельзя трогать тебя. – Она насупилась, потом ее лицо вновь прояснилось, и она победно воскликнула: – Ты не хочешь, чтобы я тебя трогала! Вот!
– Кива, тихо, – твердо сказал Джарен. – Ты не понимаешь, о чем говоришь.
– Снова злой, – вздохнула Кива. – Вечно на меня злишься.
– Я не злюсь, – сказал Джарен, сворачивая на соседнюю улочку. – Я просто в бешенстве. О чем ты вообще думала? Что это было? Серебряный сон? Кровавая дымка?
Он склонился к ней, втянул воздух, отстранился и произнес с нескрываемым отвращением:
– Ангельская пыль. Поверить не могу.
Улица вертелась каруселью вокруг Кивы, цветные флаги напоминали машущих крыльями флуоресцентных летучих мышей. На земле что-то лежало, она присмотрелась и радостно захлопала в ладоши:
– Какой котеночек!
Джарен оттащил ее, не дав погладить.