Кива договорила самое главное, старательно терпя боль в сердце и ничего не показывая Джарену, хотя на самом деле готова была разрыдаться. Перед ним она не сломается. Хватит с нее унижаться в его присутствии – и так уже на всю жизнь хватило.
Кива замолчала в ожидании ответа, и, хотя она мечтала сбежать до того, как он успеет сказать хоть слово, она все же понимала, что пора уже встретиться с проблемами лицом к лицу, а не убегать от них.
На беду или на удачу, в эту самую секунду из капитанской каюты выскочил Типп, а за ним неспешно потянулись все остальные. Мальчик бросился прямо к Киве, прижался к ней, встревоженно глядя на нее снизу вверх, и спросил:
– Т-тебе уже лучше?
Киву охватила нежность, и она прижала его к себе.
– Да, малыш. Спасибо.
Это была правда, и лучше ей стало не только физически. Она выговорилась Джарену, и пусть их прервали, прежде чем ему выпал шанс ответить, с души у нее как будто камень свалился. Может, так даже лучше, твердила она себе. Оба знали мнение другого, а она ясно дала понять, что хотела бы забыть случившееся и двигаться дальше. Он согласится с ее мнением, а может, даже будет ей признателен.
Но Кива все равно намеревалась как можно реже попадаться ему на глаза, пока они наконец не разойдутся в разные стороны. Другого способа защитить себя от него она не знала.
Отряд принялся обсуждать с Джареном, где кому лечь спать и чем заняться завтра, и Кива, поняв, что договорить им не удастся, без малейшей вины позволила Кэлдону утащить себя на тренировку на ближайшие несколько часов. Можно было и дольше, но в конце концов Креста потеряла терпение и уволокла Киву в каюту – очевидно, Кива делила ее именно с ней. Тут рыжая принялась громко – и продолжительно – ругаться, а потом вытянула из Кивы обещание никогда, ни за что больше не принимать ангельскую пыль. Лишь после этого Креста грубовато обняла ее, а потом плюхнулась на соседнюю кровать, укуталась и мгновенно заснула.
Кива отдыхала большую часть дня и спать пока не хотела, а потому лежала без сна под мерное покачивание корабля. Чтобы не думать о Джарене, она начала размышлять о поисках колец, вспоминая все, что знала о Саране Валлентис, и машинально теребила амулет на шее, пробегаясь пальцами по камням кулона. Что-то ее беспокоило в этой истории с Дланью Богов, но всякий раз, когда она пыталась поймать мысль, та ускользала, будто зудящее местечко, которое никак не удается почесать. Вот и этой ночью, как бы она ни размышляла, ничего не приходило на ум. Зато сами попытки помогли унять мысли, наконец она почувствовала, что ее клонит в сон, и не стала ему сопротивляться.
Глава двадцать пятая
Верная плану, следующие несколько дней Кива обходила Джарена стороной, большую часть времени проводя на верхней палубе за тренировками с Кэлдоном и даже с Эшлин, которая наполнила своей силой сперва топаз в кольце, а потом и два камня амулета – воздушный и земляной. Когда принцесса не нападала на Киву, она либо подгоняла корабль, либо обучалась искусству ветроворота: теперь она умела переноситься с корабля на берег и обратно. До расстояний, на которые умел летать Голдрик, Эшлин еще было учиться и учиться, зато ей больше не надо было видеть конечную точку, так что с каждой попыткой она продвигалась чуть дальше.
В собственных колдовских тренировках Кивы тоже наметился прогресс: теперь ей не было необходимости опираться на счастливые воспоминания, сила отзывалась инстинктивно, куда быстрее, чем когда-либо. Проще всего получалось отражать огонь Кэлдона, с валунами Эшлин и всякими лозами и растениями, которые она создавала магией земли, тоже все было отлично. А вот удары ветра… Если бы не защита амулета, Кива улетела бы за борт. Впрочем, раз она собиралась по максимуму подготовиться к возвращению в Валлению, ей как раз и нужно было учиться противостоять именно невидимым соперникам. Ее ждала Зулика – и Кива намеревалась встретить ее во всеоружии.
Редкие свободные минутки Кива проводила, ухаживая за лошадьми, лазая по судну вместе с Типпом и помогая Эйдрану – к счастью, ее магия в самом деле исцеляла морскую болезнь, и он с благодарностью принимал ее помощь всякий раз, когда тошнота возвращалась. Она обнаружила, что, как и в тот раз, когда они ехали рядом на лошадях, ей очень нравится тихая успокаивающая компания разведчика. Кива едва его знала, но это было неважно – ей думалось, что его вообще никто не знает, а ему так даже нравится. Он все равно оставался крайне важной частью отряда и заботился о каждом в своей личной манере. Эйдран просто был другой – его больше привлекали одиночество и уединение, он не лез пообщаться, только чтобы вписаться в коллектив. Такой темперамент частенько считали необычным или даже грубым, но Киве казалось, что это его сильная сторона. Эйдран знал, кто он такой, и держался особняком так уверенно, что Кива завидовала. С ним не было нужды болтать, можно было просто молча посидеть рядом, уйдя в собственные мысли. Каждый раз, когда Кива уходила от Эйдрана, она чувствовала себя чуть спокойнее, чем раньше, – а учитывая, сколько бед ее преследовало, это был сущий дар.
Летели дни, они быстро шли по морю Корин, стремительно покрывая расстояние между Хадрисом и Валорном. Отрядные воины – Наари, Эйдран, Кэлдон, Джарен, Эшлин, Торелл и Креста – посвящали дневные часы совершенствованию боевых навыков против как обычных, так и магических атак, причем Креста всех затмевала. Как-то раз вечером Кива спросила, зачем она так яростно тренируется, на что та лишь пожала плечами и ответила:
– Всегда найдется кто-нибудь посильнее. Подготовиться не повредит.
Логика была неоспорима, хоть Кива и подозревала, что здесь кроется нечто большее. В Кресте что-то переменилось, она больше не сидела в сторонке, молча потешаясь над отрядом, а стала полноправным его членом. Кива даже как-то раз застала ее, когда она учила Типпа, как лучше вскрыть противнику бедренную артерию, и хоть от самого урока в восторг не пришла, но от терпеливого, вдумчивого отношения Кресты к мальчику у нее потеплело на сердце.
Голдрик тоже занял в отряде почетное место, пусть и не так укоренившись, как Креста, – свою долю уважения он заслужил тем, что без устали толкал судно вперед. Еще он с опаской предложил рассказать Киве о ее матери, но та отказалась – ничего не хотела знать об ее жизни в качестве мятежницы. Если Тильда в самом деле любила Киву так сильно, как утверждал Голдрик, тогда хотелось запомнить ее такой, как в Кивином детстве, до Залиндова, и чтобы ничто не омрачало эти воспоминания. Обо всем прочем можно было спросить Торелла, но тот каждую свободную секунду посвящал Эшлин. Они все танцевали друг вокруг друга, но всем было очевидно, к чему идет дело.
Кива радовалась за брата, пусть ее одинокое сердце болезненно сжималось всякий раз, когда она видела двух генералов вместе. В любом случае она старательно избегала смотреть на Джарена, даже в те секунды, когда чувствовала на себе его взгляд, что случалось все чаще и чаще. Несмотря на ее намерение держаться от него подальше, он неоднократно пытался поймать ее, но каким-то чудом она всякий раз оказывалась чем-то занята или с кем-то разговаривала, так что поговорить не получалось. Становилось очевидно, что он не согласен с Кивиным желанием сохранять дистанцию, и его попытки пообщаться огорчали ее все сильнее. По ее мнению, они оба высказали все что нужно, и что бы Джарен ни намеревался ей сообщить, это лишь ухудшило бы ситуацию. Так что Кива из последних сил его сторонилась – как ради себя, так и ради него самого.
Наконец через четыре с половиной дня, проведенных в тесноте на судне, Голдрик сказал, что остаток пути до Лираса они могут долететь. Некоторое время ушло на то, чтобы собрать вещи и вывести на палубу лошадей, но как только все собрались, капитан Теми с командой вышли их проводить и сердечно распрощались, а потом Голдрик призвал ветер и поднял их с корабля.
Ветроворот снова оказался таким же неприятным, и когда они добрались, Кива поняла, что привыкшие к морской качке ноги не держат ее на твердой земле. Зефир, взбудораженный магией – а может, просто по своей буйной натуре, – клацнул в ее сторону зубами, так что она прикрикнула на него: «А ну тихо!», прежде чем осмотреться.
Если Эрса была сложена из темного песчаника посреди черной пустыни, то Лирас оказался совершенной ее противоположностью. Все здания здесь были светлыми и стекались к огромному, будто хрустальному дворцу. Столица лежала в низине, в окружении гор, вершины которых покрывало нечто вроде снеговых шапок. Но Кива знала, что это не лед: из всех королевств Вендерола только на территории Валорна имелись соляные горы. Эти драгоценные склоны, образовавшиеся в результате природных сдвигов минеральных пластов, славились тем, что несли смерть даже самым искусным скалолазам – здесь то и дело случались оползни и образовывались непроходимые и смертельно опасные расщелины.
Кива поежилась, глядя на горы, особенно на ту, что возвышалась над всеми прочими, – ее белая вершина устремлялась в небо подобно предупредительному сигналу, отваживающему глупцов.
– П-похоже на горы в-вокруг Залиндова, – нервно произнес Типп. Но потом посмотрел на город и пришел в восторг: – У них ч-что, дворец изо л-льда? Почему не т-тает?
– Это не лед, дружок, – ответил Кэлдон. – Это очищенная соль, подсвеченная люминием. Как и большинство зданий в городе. Такого больше нигде не увидишь.
Лирас был без сомнения прекрасен, но сердце Кивы все равно принадлежало Валлении и ее золотому Речному дворцу. Что было тому причиной, сам город или правившие им люди, она раздумывать не стала.
Эшлин вышла вперед, ведя лошадь в поводу.
– Я сомневалась, имеет ли смысл и здесь искать общину аномалий, учитывая, как до сих пор нам не везло. Но здесь находится последнее поселение, о котором Навок упоминал при Голдрике, так что можно и рискнуть. К тому же мы довольно далеко от Мирравена – вдруг селяне решат, что могут говорить без опаски, особенно если признаемся, откуда мы?