– Ты же должна быть мертва.
Она злобно сверкнула зубами и ответила достаточно громко, чтобы все услышали:
– И тебе привет, братец.
Глава тридцатая
«Братец».
Навок Килдарион приходился Кресте братом.
Кива ошарашенно посмотрела на них, потом обернулась к Джарену и увидела на его лице ступор и неверие. Он не знал. Никто не знал.
«Дома было так себе».
В голове Кивы зазвучал голос Кресты, история, которой она как-то поделилась. Отец, который жестоко с ней обращался, – это был король Араккис. А значит, сестрой, которую он считал слабой и никчемной, была Серафина. Но… Креста ни разу не упоминала брата. Кива не забыла бы такое, начала бы расспрашивать. И еще она не могла поверить, что даже не заподозрила, кто такая Креста. А ведь они столько времени провели вместе.
«Спрятать от других то, что не хочешь показывать, просто. Уж тебе ли не знать», – несколько недель назад сказала Креста.
Все это время правда была прямо перед ней, пряталась за ложью.
Впрочем, чем сильнее Кива напрягала память, тем яснее понимала, что Креста ни разу не солгала ей прямо, только что-то недоговаривала – например, что у нее есть брат. Она говорила, что у нее больше нет семьи, но ни разу не заявила, что они умерли. Это Кива поняла ее слова по-своему и не стала задавать вопросов, слишком погруженная в собственные проблемы, чтобы копнуть поглубже.
«За одну ночь я потеряла всех, кроме матери».
Кива слышала эту историю: жена Араккиса так его боялась, что сбежала, бросив семью, и прошел слух, что ее вскоре выследили и убили. Вот только слухи ошибались: ее не убили, и убежала она не одна – с ней была Креста. Они всех бросили. Даже Серафину.
Обдумав все это, Кива поняла, что Креста наверняка убежала из вестибюля в поисках не Навока, а сестры – она вылетела прочь сразу после того, как капитан Верис сказал, что король запер Серафину в библиотеке.
«У сестры осталась только я».
Кива помнила, какая боль звучала в словах Кресты, – но не потому, что сестра умерла, как решила Кива, а потому, что они оказались разделены. Но как это произошло, Кива не знала, и, затаив дыхание, смотрела на Навока и Кресту в надежде, что удастся все выяснить.
– Отец убил тебя в ту ночь, – Навок все еще был потрясен. – Он сказал, что вышел из себя, что Серафина пыталась помешать ему, но к тому моменту тебя уже было не спасти. Вот почему сбежала мама. Не смогла смотреть на него после этого.
На лице Кресты не отразилось ни следа эмоций, когда она ответила:
– Полагаю, нам обоим солгали, потому что, когда я пришла в себя, мама сказала, что мертва Сера. Вот почему она забрала меня из Блэкмаунта – чтобы спасти от него и от тебя.
Она склонила голову.
– Представляешь, каково мне было, когда я наконец узнала правду? Что Сера жива? Что ее бросили не с одним, а с двумя чудовищами? – Креста сощурилась. – Я хотела вернуться и разодрать вас в клочья, но, к сожалению, была не в том положении.
Залиндов – поняла Кива, сердце которой болело за подругу. Креста наверняка услышала про Серу, пока пять лет была взаперти.
– На мое счастье, – продолжала Креста, – ты уже позаботился об отце.
Она по-кошачьи усмехнулась.
– А теперь я позабочусь о тебе. На долю Мирравена пришлось многовато тиранов, пора это изменить.
Никто не успел осмыслить угрозу в ее словах, как Креста громко, звучно возвестила:
– По законам страны, в которой мы рождены, я, Крестория Воссенди Килдарион, вызываю тебя, Навок Араккис Килдарион, на кровный поединок!
Киву со всех сторон окатило напряжением, все одетые в серое мирравенцы на мосту потрясенно охнули, и даже Джарен рядом с ней застыл.
На этот раз в голове Кивы раздался голос королевы Арианы и слова, которые она сказала много месяцев назад на собрании Королевского Совета под дворцом: «По законам Мирравена любой из членов королевской семьи может вызвать на поединок правящего монарха и в случае победы предъявить права на трон».
Креста вызвала Навока на поединок, как он сам когда-то вызвал собственного отца. Если она одолеет его…
Она станет королевой Мирравена.
Кива уставилась на подругу, вспоминая, как рьяно та тренировалась с самого Залиндова.
«Всегда найдется кто-нибудь посильнее. Подготовиться не повредит».
Креста готовилась, и готовилась вот для этого.
Навок хохотнул, мрачно и неприятно. Кива ожидала, что он возразит ей, может, даже даст Кресте шанс забрать свои слова обратно. Но вместо этого он произнес:
– Ты всегда была тупой нахальной девчонкой.
Он улыбнулся ей в ответ той же кошачьей улыбкой, острой и хищной. И добавил:
– В тот раз по тебе не плакал, и в этот не стану.
И он молниеносно прыгнул вперед, выхватив из ниоткуда кинжал и целясь прямо в нее.
Кива вскрикнула, предупреждая Кресту, но в этом не было нужды: Креста предвидела этот скрытый удар. Она уклонилась в сторону, и кинжал просвистел мимо, глубоко вонзившись в грудь одного из стражей Навока. Тот закричал, попятился и врезался в другого, а потом упал наземь.
И разверзся хаос. Креста обнажила клинок и бросилась на брата, который тоже вытащил меч, и клинки встретились в звоне стали. Но не только они кинулись в бой: их атака будто сняла чары на мосту, и все внезапно ожили.
Джарен схватил Киву и прижал ее к перилам, заслоняя собой и крича ей пригнуться, а сам мечами и магией отражал каждый удар Серой Гвардии и аномалий. По молчаливому согласию, а может, и по мирравенским законам, никто не трогал Кресту, оставив их с Навоком сражаться один на один. Кива восхищенно смотрела, как рыжая – принцесса – била и колола, блокировала и уклонялась, подпрыгивала и подныривала, отбивая все удары Навока и атакуя в ответ. Мост уже не выдерживал бойни, и Джарен тратил последние силы, чтобы не дать аномалиям расколоть его и опрокинуть всех в реку.
У Кивы звенело в ушах от звона металла и криков, в нос била вонь пота и крови, глаза жгло от вспышек пламени и блеска воды. Через перила она заметила Торелла и Эшлин, оттесненных к дворцу, рядом с ними Миррин и Ариана отбивались уже медленнее, чем в королевских покоях, – давала знать усталость. Кива молилась, чтобы Ориэль и Типп спрятались где-то в безопасном месте, может, там же, куда Креста отправила сестру. Но даже во дворце было небезопасно. Потому что у Кивы на глазах по фундаменту западного здания пошла трещина и поползла вверх по укрепленной люминием стене до самой высокой башни. Мост содрогнулся в ответ, взревела и сразу успокоилась река, когда водную аномалию свалила залитая кровью Рессинда.
После этого Кива потеряла в толпе друзей и брата – в этой свалке было сложно ориентироваться, а опасность была слишком близка, чтобы отвлекаться на что-то еще. Потому что пока Джарен отчаянно отражал атаки, его начали окружать. Его истощенный запас магии выдавал теперь только искорки да огоньки, а потом и вовсе отказал. Даже с королевской стражей и эвалонскими солдатами, которые помогали отбиться от противников, долго им не продержаться. А Кива не могла просто прятаться за их спинами, как какая-то жалкая барышня, ждущая спасения.
Нарушив приказ Джарена оставаться в укрытии, она дотянулась до ближайшего тела и забрала у мертвой женщины меч. Он оказался тяжелым, но ни его вес, ни отсутствие навыков не остановили Киву, когда она бешено замахнулась на Серого гвардейца, подобравшегося к Джарену со спины. Она вспомнила золотую воительницу, которую убила на арене, и еще слова Наари: убей или умри. Понимая, что ситуация такая же, Кива без сомнений ударила нападающего, целя понизу, и прямо через сапог разрезала ему ахиллово сухожилие. Он взревел, уронил меч и схватился за ногу. Джарен с круглыми глазами обернулся на звук – и глаза его полезли на лоб еще выше, но не от удивления.
От страха.
Кива как раз успела обернуться, чтобы увидеть, как в нее летит огненный шар Ксуру, чтобы почувствовать, как разливается в животе ужас, чтобы представить, как плоть слезает с костей, – но этого не случилось. Потому что Джарен, у которого больше не осталось сил на магическую защиту, прыгнул перед ней и закрыл собственным телом.
Она все равно ощутила жар пламени Ксуру и запах собственных паленых волос, пришлось даже сбить огонь с рукава, однако в остальном никак не пострадала.
Но Джарен…
Она выронила меч, когда Джарен начал падать, и подхватила его со спины. Он застонал от боли, пока она осторожно укладывала его на землю.
– Нет, нет, нет… – охнула она, увидев, что сталось с его грудью: черная кожаная броня испарилась от талии и выше, от обнаженного торса остались лишь кровавые ошметки, черный пепел и расплавленная кожа.
Кива сглотнула комок в горле и заставила себя посмотреть в его полузакрытые от боли глаза.
– Н-ничего. Все в порядке.
В порядке он не был. И она тоже, потому что они все еще сидели в середине свалки на мосту, к ним подходил Ксуру с ухмылочкой на лице, а в ладонях у него снова горел огонь, который он собирался в них швырнуть.
Но не успел: его ухмылка обратилась в немой крик, когда его тело насквозь пронзил меч.
Меч Наари.
Стражница с янтарными глазами не стала дожидаться, пока Ксуру упадет, – она вырвала меч у него из спины и бросилась к Киве и Джарену, прикрывая их от новой волны нападающих.
Кива рвано втянула воздух и под защитой Наари призвала свой дар. Ослепительный золотой свет пролился на Джарена, вызывая очередной стон, но на этот раз – от облегчения.
«Прошу, прошу, прошу», – умоляюще поторапливала свой дар Кива.
Она снова чувствовала слабость, как тогда, когда она разбудила его семью, но не стала обращать на нее внимания, уговаривая дар залечить его плоть. Всего несколько секунд, но в разгар битвы казалось, что прошли часы, пока наконец его грудь не вернула прежнюю форму, кожа не стала розовой и гладкой, а ожоги не зажили полностью.
Магия померкла. У Кивы шла кругом голова, ее слегка пошатывало, и Джарен поддержал ее. Он выглядел встревоженно, будто не его только что чуть не сожгли.