В войсках НКВД такое же положение. Большинство старых руководителей расстреляно. Часты выдвижения молодежи. Работники партийного аппарата также выдвигаются из новых людей. Положение таково, что не только старые работники, но и средний слой руководителей захвачен чисткой. После ареста эти люди лишаются работы и посылаются в лагеря принудительного труда.
Люшков говорил, что Сталин часто употреблял слова «враги народа», говоря, что эти жалкие группы стремились вредить строительству СССР. Однако на самом деле эти жалкие группы объединяют тысячи членов партии, советских работников, командиров Красной армии, интеллигенции, крестьян и рабочих. Не видя никакого улучшения в общих экономических условиях страны и в жизненном уровне, трудящиеся массы выражают открытое недовольство против Сталина.
По мнению Люшкова, это объяснялось тем, что политика государства в области коллективизации и индустриализации была ошибочна. Недовольство, вызванное этой политикой, свои провалы Сталин стремится приписать врагам народа. Интересам Сталина придается большее значение, чем интересам государства. Диктатура пролетариата заменена его личной диктатурой. Чтобы сохранить власть, применяются различные средства насилия и обмана. Его администрация действует вразрез с интересами народа, что вредит нормальному развитию государства. В стране действует террор. Свободное волеизъявление и свобода слова подавлены. Лозунг «свобода критики и самокритики» служит орудием чистки против тех элементов, которые не нравятся.
Единственное право, которое дано народу, право восхвалять Сталина как гения. И это несмотря на то, что он убил несколько сот тысяч населения. Эти жестокие убийства осуществлялись после провозглашения демократической Конституции, распропагандированной во всем мире.
«После того как побег Люшкова перестал быть секретом, а также с целью поколебать престиж Советского Союза, японцы решили устроить пресс-конференцию и показать Люшкова, так сказать, живьем. Ровно через месяц после побега в центре Токио, в отеле «Санно», Люшков предстал перед японскими и зарубежными корреспондентами. Так как он слабо владел иностранными языками, то пресс-конференцию разделили на две части – один час он выступал перед иностранцами, а затем, несколько больше, – перед корреспондентами японских газет.
Все репортажи об этой пресс-конференции отмечали: Люшкова очень сильно охраняли – в зале было значительно больше переодетых агентов охраны, чем корреспондентов. Во вступительной части Люшков опроверг заявление советских властей, что на пресс-конференции покажут подставное лицо. А настоящий Люшков-де находится на территории СССР. Он предъявил корреспондентам свое служебное удостоверение, удостоверение депутата Верховного Совета, другие документы. На вопросы отвечал уклончиво. Поэтому многие сомневались. Даже такая солидная газета США, как «New York Times», в своей редакционной статье назвала пресс-конференцию «дневником японского школьника». Разумеется, в Советском Союзе никаких комментариев не последовало»[31].
Репрессии на ДВК. После этих интервью и пресс-конференций сомнений в умышленном бегстве к японцам начальника Управления НКВД по Дальневосточному краю отпали. Заместитель наркома М.П. Фриновский вынужден был сам ехать наводить порядок в ДВК. 6 июля 1938 г. в своей директиве он отметил, что, несмотря на относительно высокие цифры арестованных в Дальневосточном крае, анализ проведенной оперативной работы указывает на явное неблагополучие в деле разгрома врагов.
Отмечались следующие ошибки: так лица, которые прошли по показаниям арестованных, не были учтены и не были репрессированы, следственная работа велась поверхностно; арестованные троцкисты и правые якобы не допрашивались об их организационных преступных связях с эсерами, меньшевиками и др. Не все жены заговорщиков арестовывались.
Приказывалось усилить следствие и в семидневный срок провести массовую операцию, тщательно подготовив аресты всех врагов в промышленности, войсках, укрепрайонах.
9 июля 1938 г. приступили к составлению оперативных списков на весь антисоветский элемент, подлежащий репрессированию. В оперативные списки подлежал включению весь контингент, предусмотренный приказом НКВД № 00447, как-то: бывшие офицеры, бывшие белые офицеры, бывшие белые добровольцы, купцы, помещики, кулаки, в особенности бежавшие из ссылки и возвратившиеся из лагерей, бывшие чиновники, бывшие военнопленные, эсеры, меньшевики, анархисты, казачьи авторитеты, белые эмигранты, церковники, контрабандисты и другие.
На харбинцев, латышей, поляков, немцев, финнов, иранцев, болгар, румын, афганцев, греков, итальянцев и других составлялись отдельные оперативные списки, так как данная категория лиц должна была проходить по альбомам.
12 июля 1938 г. Н.И. Ежов предоставил М.П. Фриновскому под его председательством право рассмотреть на месте по согласованию с прокурором дела по альбомным операциям. То есть упрощенно. На каждой странице т.н. альбома значились имя, отчество, фамилия, год рождения и совершенное преступление арестованного. Этого было достаточно, чтобы утвердить приговор к высшей мере наказания или к длительному сроку лишения свободы.
На правах Особого совещания таким же образом было организовано рассмотрение дел по арестованным женам заговорщиков и антисоветским элементам[32].
Из-за бегства Люшкова руководство НКВД СССР действовало безжалостно, только бы самим уцелеть. Так, 27 июля М.П. Фриновский просит утвердить для ДВК дополнительный лимит на 15 тысяч человек по первой категории и 5 тысяч – по второй, о чем 29 июля было доложено генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину. Просьба нашла одобрение. Через неделю после утверждения лимита Н.И. Ежов направляет в Хабаровск шифртелеграмму с просьбой сообщить о ходе операции по представленным дополнительным лимитам в 20 тысяч человек. Особо подчеркивалась необходимость очистить оборонные объекты, такие как органы связи, склады, госсооружения, дороги и другие[33].
18 августа 1938 г. И.В. Сталин получил телеграмму из Хабаровска от Фриновского, в которой он докладывал о невозможности в установленный срок рассмотреть все дела, подлежащие передаче в Военную коллегию и на рассмотрение Особого совещания. Это объяснялось отдаленностью от центра, перегрузкой тюрем и необходимостью использовать пребывание на ДВК выездной сессии Военной коллегии для рассмотрения максимального количества дел. Фриновский просил санкционировать право на предварительное рассмотрение законченных следствием дел, подлежащих передаче в Военную коллегию, начальнику УНКВД по ДВК и прокурору выездной сессии Военной коллегии. Кроме того, он также просил предоставить начальнику Управления на три месяца права Особого совещания для рассмотрения дел на жен осужденных участников правотроцкистской и военно-заговорщической организаций[34]. Такие права были предоставлены.
В это же время Фриновский активно занимался расследованием обстоятельств бегства к японцам бывшего начальника Управления НКВД по ДВК. Так, им был выявлен антисоветский краевой общезаговорщический центр. В ходе следствия было установлено, что Люшков, оказывается, долгие годы являлся скрытым троцкистом и особо законспирированным членом этого центра. Было сделано предположение, что он, предвидя провал своей преступной деятельности, разработал план нелегального ухода за границу. С этой целью он и изучал возможности бегства.
Материалы расследования не давали никаких оснований к подозрению кого-либо из военнослужащих пограничной охраны в способствовании Люшкову совершить бегство. Он, как начальник Управления НКВД по ДВК, имел право отдавать приказание командному составу пограничной охраны по делам службы. Его распоряжения не носили явно преступный характер, и командный состав пограничного Посьетского отряда обязан был выполнять эти распоряжения. Однако начальник 52-го Посьетского пограничного отряда полковник Грибенник в то же время обязан был максимально обеспечить неприкосновенность начальника УНКВД от захвата его с сопредельной территории. Он не должен был оставлять Люшкова одного. Нарушением службы полковника Грибенника являлось также сокрытие им перед начальником войск пограничной и внутренней охраны ДВО – комдивом Соколовым этого чрезвычайного происшествия.
В сентябре 1938 года Фриновский направил Сталину свое заключение по делу измены родине бывшего начальника Управления НКВД по ДВК Люшкова. Согласно ему на основании материалов, собранных на ДВК, а также показаний арестованных в Москве бывшего начальника Экономического отдела НКВД СССР Миронова и бывшего заместителя Люшкова Кагана, было установлено, что Люшков являлся старым скрытым троцкистом и участником ранее существовавшего в НКВД антисоветского заговора, возглавлявшегося Ягодой.
Приехав в начале августа 1937 г. на Дальний Восток, Люшков связался на преступной основе с секретарем крайкома ВКП(б) ДВК Стацевичем, возглавлявшим после ареста Варейкиса правотроцкистскую организацию на Дальнем Востоке. Якобы по договоренности с ним Люшков, оставаясь на особо законспирированном положении, включился в антисоветскую работу, проводившуюся дальневосточным заговорщическим центром.
Арест ближайших друзей Люшкова – Леплевского в апреле и Кагана в мае 1938 г., – свидетельствовал о том, что окончательный план бегства у Люшкова созрел в мае 1938 г.
28 мая 1938 г. Люшков получил от наркома внутренних дел СССР Eжова телеграмму o том, что предполагается его отзыв в Москву для ответственной работы в центральном аппарате. Усмотрев в этом ускорение развязки, Люшков приступил к выполнению плана бегства за кордон. Он дал телеграмму Ежову о готовности работать в центральном аппарате в тот же день, 28 мая выехал на границу, где сделал свою первую неудавшуюся попытку перехода границы.
Связи Люшкова с японцами установлены не были. Тем не менее анализ поведения Люшкова давал основания считать, что он был уверен в том, что японцы окажут ему приют. Никаких признаков, которые указывали бы на наличие у него пособников среди личного состава войск пограничной охраны, не установлено. Начальствующий состав пограничной охраны старался как можно более четко и лучше выполнять все его приказания и обеспечить его безопасность.