Лишь после 7 часов утра, когда разошелся туман и стало светло, Стрелков и Дамаев отчетливо увидели идущий след от места залегания Люшкова по пади за границу. Полагая, что он заблудился и находится где-нибудь поблизости, Дамаев дал с промежутками 2 ракетных выстрела. Затем они обследовали весь участок границы и лишь в начале 9-го часа, по распоряжению Стрелкова, Дамаев отправился на заставу и по телефону сообщил в Посьет полковнику Иванову о происшествии. После чего возвратился к месту залегания Люшкова и пошел по обнаруженному следу через линию государственной границы на сопредельную территорию на расстояние в 1 километр от линии границы. При выходе на дорогу, идущую от погранзнака № 8 к японской заставе Пензау, след терялся. Осмотрев в этом районе местность, Дамаев около 10 часов вернулся обратно. Японских нарядов во время нахождения на сопредельной территории он не встретил.
При обследовании места, где располагался Люшков, никаких других следов или признаков насильственного увода Люшкова на сопредельную территорию обнаружено не было. Люшковым была оставлена зеленая пограничная фуражка, которой он маскировался, направляясь с заставы на линию границы, форменный плащ, коробка к пистолету «маузер» и бутылка от нарзана.
На сопредельной территории в течение дня 13 июня пограничными нарядами отмечалось необычное оживление, это выражалось в движении автомашин и в том, что с японской заставы Пензау в сторону государственной границы на машине были выброшены 2 наряда – один в составе 4 человек в направлении погранзнака № 8, второй – в составе 7 человек в направлении погранзнака № 7, что ранее не отмечалось.
Факт бегства начальника УНКВД Дальневосточного края к японцам был очевиден, хотя информации о нем в первое время никакой не было.
Расследование мотивов бегства Люшкова. Как и следовало ожидать, после этого события была арестована жена Люшкова – Письменная Нина Васильевна.
15 июня 1938 г. на допросе она сообщила заместителю наркома НКВД Фриновскому, что с Люшковым она познакомилась в 1931 г. в гор. Харькове и через месяц – полтора после знакомства вышла за него замуж и уехала с ним в Москву, по месту его новой службы.
Она рассказала, что у Люшкова живут в Харькове мать, брат Семен, две сестры – Лиза и Нюра. Семен Люшков работает инженером, за принадлежность к троцкистам его в 1935 г. или в 1936 г. исключили из партии. До этого муж был с ним в хороших отношениях, Семен гостил у них в Москве. Со своими сестрами Люшков был менее близок, чем с братом, но тем не менее всегда заботился о них, посылал им и матери деньги. Нюра была им устроена на службу в ПК (перлюстрация корреспонденций). Вторая сестра, Лиза – врач.
Наиболее близкими друзьями Люшкова были: И.М. Леплевский, М.А. Каган, Г.М. Осинин. С этими людьми у Люшкова была политическая дружба и между ними, особенно между Люшковым и Леплевским и Люшковым и Каганом, не было секретов.
До осени 1931 г. Люшков был в очень хороших отношениях с В.А. Балицким, но со времени переезда Балицкого в Москву в качестве зампреда эти отношения ухудшились. Люшков объяснял этот поворот во взаимоотношениях тем, что последний поддерживал, как он выражался, выскочку – Письменного и его преследования меня, как бывшей жены Письменного. В самом деле, как потом оказалось, Люшков изменил свои отношения к Балицкому потому, что он начал сближаться с Ягодой и его группой. Когда И.М. Островский сблизился с нашим домом, он неоднократно подчеркивал хорошие отношения и доверие Ягоды к Люшкову.
Люшков установил также хорошие отношения с Я.А. Дейчем, Б.Д. Берманом, они бывали друг у друга на дому; кроме того, бывали иногда у Л.Д. Вуля. Он был также в хороших отношениях с Дейчем Максом, Бельским Яшей и Западным Семеном.
Нина сообщила, что в 1935 г. они с мужем отдыхали в Сочи совместно с А.А. Андреевой, с которой близко сошлись. Позже они бывали друг у друга.
Она отметила, что до 1936 г. у Люшкова была троцкистская литература: собрание сочинений и несколько книг Троцкого, изданных за границей. Эту литературу он частично сжег дома в 1936 г., а часть книг, по его словам, отнес в НКВД. Вместе с троцкистской литературой хранилось несколько журналов «Социалистического вестника».
Как Люшков реагировал на снятие Ягоды, жена Люшкова не вспомнила, но арест Молчанова, по ее словам, очень взволновал и Люшкова и Кагана. О чем они узнали в Ростове. Этот период работы Люшкова она характеризует большой нервозностью с его стороны. Я.А. Дейч ежедневно, иногда по нескольку раз в день звонил Люшкову в Ростов по ВЧ и информировал его о московских новостях. Эти новости и служили причиной волнений Люшкова. Если эти разговоры по телефону происходили в ее присутствии, то они носили условный характер, так что ей трудно было догадаться, о чем и о ком идет речь. С назначением Люшкова на ДВК он успокоился, считая, что Н.И. Ежов относится к нему хорошо, но в январе 1938 г. в настроениях Люшков произошла перемена – он начал нервничать и беспокоиться. Появилось большое беспокойство и у Кагана.
Будучи с Люшковым в январе 1937 г. в Москве, Нина спрашивала его, не боится ли он ареста в связи с арестами ряда его близких знакомых и сослуживцев. На что он ответил: «Да, странно, все может быть». В это время у нее появились опасения за свою судьбу. Она неоднократно спрашивала, что же будет с ним, на что он обычно отвечал лаконически: «да, все может быть». В этот период времени Люшков сделал ей предложение разойтись с ним.
В середине мая 1938 г. Люшкову стало известно об аресте И.М. Леплевского. Внешне Люшков делал вид, что он не реагирует на этот факт, тем не менее было видно, что он очень волнуется. С тех пор он стал задумчив и замкнут. Его сильно беспокоил отзыв Кагана из ДВК и отсутствие от него писем и телеграмм.
К тому же времени относится вызов Осинина в Москву и его возвращение в ДВК. Возвращению Осинина Люшков был очень рад, ждал его с нетерпением.
Перед отъездом Кагана в Москву Люшков сказал в Хабаровске на вокзале, что не исключена возможность его ареста, что вместо нового назначения попадет в Лефортовскую тюрьму.
В мае месяце 1938 г. Люшков начал уговаривать Нину поехать в Москву с дочерью и, несмотря на ее возражения, настоял на этой поездке. Люшков советовал взять все свои вещи, мотивируя это тем, что за время ее отсутствия его, возможно, переведут в Москву. Перед отъездом дал ей восемь тысяч рублей и облигаций на шесть тысяч рублей.
Далее она сообщила, что в последних числах мая Люшков уехал на границу и взял с собой штатский плащ и кепи. При нем был его портфель, наполненный документами, который он привез обратно. Из вещей он брал одну смену белья, носовые платки, носки. Все это он привез обратно в неиспользованном виде, хотя он был в дороге около 8 дней. Плащ был запачкан якобы в машине, где он валялся. С ее слов это был первый случай в ДВК, когда он брал с собой штатскую одежду.
Уезжая на границу, Люшков сказал, что приедет не позже 3 июня, так как на это число был назначен день отъезда Нины. Однако Осинин сообщил, что Люшков задерживается и просит перенести отъезд на 5 июня, что и было сделано. Люшков вернулся в Хабаровск 4 июня в подавленном состоянии духа. Прощался с женой сверх ожидания очень тепло, как бы зная, что расстается с ней навсегда. Поведение Люшкова в течение 4 и 5 июня было очень странным, чувствовалось, что в нем происходит какая-то борьба. На вокзале он просил жену телеграфировать ему с пути и сам обещал сделать тo жe. В Иркутске 8 июня она получила в поезде телеграмму от Люшкова и ответила ему. Люшков сообщал жене, что собирается на месяц поехать на границу и в ближайшее время поехать на Сахалин. Никаких поручений к своим родным Люшков жене не давал и не говорил о них.
О своем выезде Нина с дороги телеграфировала в Москву воспитаннику Люшкова Ройфе Александру Владимировичу на его служебный адрес – АХУ НКВД. Ройфе опоздал на вокзал к приходу поезда и приехал 13 вечером к ней домой. Люшков рассказывал ей, что ранее Ройфе был беспризорным, он его воспитал.
Жена Люшкова рассказала, что муж дважды был за границей на лечении, в 1927 и 1928 годах и то, что он был в большой дружбе с секретарем Леплевского – Инсаровым.
На следующий день, 16 июня 1938 г., она показала, что за семь лет своей совместной жизни с Г.С. Люшковым она не наблюдала случая, чтобы он чем-нибудь выражал свою радость по поводу достижений советской власти. По ее словам, он был страшным карьеристом и по своим человеческим качествам был весьма отрицательным типом: лицемером, злопамятным и завистливым чиновником. За годы их совместной жизни Люшков никогда не читал и не интересовался политической литературой, хотя очень увлекался художественной. До 1933 г. Люшков, выполняя некоторые общественные и партийные обязанности, ими не тяготился. Но с 1933 г. в нем произошла большая перемена – он стал относиться равнодушно к политической жизни. К факту его избрания в Верховный Совет СССР отнесся безразлично, не переживал радости по поводу принятия Сталинской Конституции. Также равнодушно он относился к работам 1-й Сессии Верховного Совета. Больше того, в отношениях Люшкова к большим и важным достижениям советской власти сквозила ирония. Ей особенно запечатлелось его ироническое отношение к стихотворениям Джамбула, посвященным Сталину. По поводу процессов правотроцкистских шаек Люшков не выражал никакого негодования и не реагировал на них ни единым словом, хотя дома поднимался этот разговор.
Оценивая семь лет их совместной жизни, Нина рассказала, что Люшков носил маску, при помощи которой старался скрыть от людей, от партии и советской власти свою пошлость, свое двурушничество и предательство. По ее мнению, Люшкова и Кагана связывала какая-то тайна. Люшков в душе не любил Кагана, так же как Каган не был искренен к Люшкову, но тем не менее они стремились работать вместе. В январе 1938 г. Люшков говорил, что он ставит вопрос об отзыве Кагана, но причины этого жене не объяснял.
Аресты Молчанова и других лиц, с которыми Люшков был в близких отношениях, огорчали его. Однако по поводу арестов Балицкого и его группы он злорадствовал. О ходе следствия по делу украинских чекистов его ориентировал по телефону из Киева И.М. Леплевский. С 1936 г. Люшков старался конспирировать от жены свои встречи с ним. Нине казалось, что это объяснялось его отрицательным отношением к Леплевскому на почве его вмешательства в их семейную жизнь.