А. Майборода под дулом пистолета П. Пестеля. Кадр из кинофильма «Союз спасения»
Сам Майборода в доносе утверждал, что сознательно вступил в общество для того, чтобы предать его правительству. «Эта версия не выдерживает серьезной критики: документы, и в том числе показания товарищей Майбороды по Тайному обществу, рисуют нам капитана ревностным заговорщиком, искренне убежденным врагом самодержавия. Иной версии придерживаются мемуаристы, а вслед за ними и исследователи: капитан «промотал в Москве часть полковых денег и, боясь ответственности, написал донос о существовании и намерениях Южного общества. Эта версия более правдоподобна», – отмечает Киянская.
13 декабря 1825 года, за две недели до намеченной даты выступления, Пестеля арестовали.
«Когда после ареста Пестеля в его полку началась серьезная финансовая проверка, переросшая в особое следственное разбирательство, выяснилось, что растраты командира составили около 60 тысяч рублей ассигнациями. Сумма, в 15 раз превосходящая годовое жалование полковника, командира пехотного полка.
В ходе этого следствия выяснилось также, что финансовые „операции“ полковника осуществлялись по большей части с ведома его дивизионного и бригадного командиров, получавших немалые суммы из полковой кассы», – отмечает Оксана Киянская.
Предполагаемый портрет П.И. Пестеля. 1824 г.
По мнению исследовательницы, Пестель, обладавший умом практического политика, раньше других осознал, что осуществление высоких идей тайных обществ невозможно без использования заведомо «грязных» средств. Что заговор не может существовать без финансовой поддержки, а революция не будет успешной без нейтрализации (в частности, путем подкупа) «высших» начальников, контролирующих значительные войсковые соединения.
«Ради счастья своей Родины Павел Пестель не только нарушил свое призвание и не только отдал жизнь. На алтарь Отечества он положил самое ценное, что было у русского дворянина той эпохи – собственную честь. Именно в этом и заключается главная трагедия его жизни и главный смысл его гражданского подвига», – уверена Оксана Киянская.
Дальнейшая карьера Майбороды складывалась вроде бы удачно: Николай I оказывал ему личное покровительство. Его перевели в лейб-гренадерский полк с сохранением звания (что, однако, означало, что его армейский чин повышался на два ранга) и даровали ему 1500 руб. В начале 1840-х годов император даже стал крестным отцом его дочерей Екатерины и Софьи, по поводу рождения каждой из них Аркадий Иванович награжден перстнем с бриллиантами…
Однако для воинского сообщества принцип «береги честь смолоду» – превыше всего, и доносчики не пользовались уважением. Слух о том, что Майборода выдал собственного же командира, быстро распространялся. Офицеры недолюбливали Майбороду, они понимали, что его успехи связаны не с его боевыми заслугами, а с его «услугой»… Майборода старался проявить себя: участвовал в Русско-персидской войне, в 1831 году, будучи уже подполковником, подавлял восстание в Польше, отличился при штурме Варшавы, в 1832-м бился против горцев в Северном Дагестане.
Правда, уже в следующем году он просил императора разрешить ему оставить действительную военную службу. К прошению он приложил медицинскую справку, согласно которой, он страдал «закрытым почечуем, сопровождаемым жестокими припадками, а именно: сильною болью в глазах, стеснением в груди и сильным трепетанием и биением сердца и постоянной болью в чреслах и пояснице».
Медицинский департамент Военного министерства в диагнозе засомневался и признал, что здоровье подполковника «нельзя признать совершенно расстроенным». Поэтому вместо «отчисления» Майбороду просто отставили от службы с пенсионом в треть жалованья (300 руб. в год ассигнациями). Деньги весьма скромные, и через год он вернулся в строй. В 1841 году «за отличие по службе» даже стал полковником.
С июля 1841-го по октябрь 1842 года Майборода – командир Карабинерного полка князя Барклая-де-Толли, с октября 1842-го по январь 1844 года – пехотного Апшеронского полка. В 1845 году его отправили в отставку по причине «изобличения в серьезном преступлении». Каком именно, архивные документы умалчивают…
В том же году он покончил с собой. Как свидетельствует документ, «12-го апреля в пять часов по полудни, заперши за собой дверь кабинета, вонзил себе кинжал в левую часть груди… Из всего найденного заключаем, что смерть полковника Майбороды произошла от безусловно смертельной раны в грудь, нанесенной себе кинжалом в припадке меланхолии». Впрочем, ходили слухи о том, что Майбороду убили, он слишком много знал и был опасным свидетелем…
«Как сладостно отчизну ненавидеть…»
Как известно, между родиной и государством нередко не стоит знака равенства. Можно быть противником существующего в стране политического режима, но при этом оставаться патриотом своей родины… Философа Владимира Печерина обвиняли как раз в том, что свою нелюбовь к политическому режиму он переносил на отечество. Иначе как еще могли появиться его строки, датированные 1835 годом: «Как сладостно отчизну ненавидеть // И жадно ждать ее уничтожения! // И в разрушении отчизны видеть // Всемирную десницу возрождения!» Правда, как признавался сам Печерин, эти «безумные строки» он написал в «припадке байронизма», «не осуждайте меня!»…
Владимира Сергеевича Печерина называют и одним из первых российских диссидентов, и одним из первых невозвращенцев: в 1836 году он остался на Западе.
Если попытаться коротко, в нескольких словах, объяснить причину тайного бегства Печерина из России, то лучше всего воспользоваться для этого его собственными признаниями: «На меня подул самум европейской образованности, и все мои верования, все надежды (связанные с наукой и Россией) облетели как сухие листья…»
«„Здесь нет будущности!“ – вот в чем для Печерина „страх России“», – отмечает публикатор мемуаров Печерина П. Горелов. Историк культуры Михаил Гершензон в своей книге «Жизнь В.С. Печерина», изданной в 1910 году, считал, что его бегство на Запад вызвано мечтой «об осуществлении потенциальной красоты человека, о водворении на земле царства разума, справедливости, радости, красоты; царства, чуждого всякой национальной окраски…»
В.С. Печерин
Кто же такой Владимир Печерин?.. Поэт, филолог, владевший восемнадцатью языками, профессор Московского университета. В начале 1832 года профессор Петербургского университета Александр Никитенко, автор знаменитого дневника, так охарактеризовал в нем Владимира Печерина: «Это человек с истинно поэтическою душою. В нем все задатки доблести, но еще нет опыта в борьбе со злом. Выйдет ли он в заключение победителем из нее?»
По собственным словам Печерина, до конца 1833 года у него не было никаких политических убеждений. «Был у меня какой-то пошленький либерализм, желание пошуметь немножко и потом, со временем, попасть в будущую палату депутатов конституционной России – далее мысли мои не шли».
В конце 1833 года вышло в свет произведение французского философа, проповедника христианского социализма Фелисите Ровер де Ламенне «Слова верующего», вызвавшее большой резонанс и наделавшее тогда много шуму. Специальной энцикликой от 15 июня 1834 года произведение Ламенне осуждено папой Римским.
«Это было просто произведение сумасшедшего, но для меня оно было откровением нового Евангелия, – вспоминал Владимир Печерин. – „Вот, – думал я, – вот она, та новая вера, которой суждено обновить дряхлую Европу!..“ Политика стала для меня религиею, и вот ее формула: „Аллах у Аллах! у Махомед росул Аллах!“ Это значит: „Республика есть республика и Маццини ее пророк!“ <…> Первое мое путешествие в Швейцарию и Италию (1833) было чисто русское, то есть без всякой разумной цели, так просто посмотреть да погулять… Я возвращался в Россию (1835), как агнец, влекомый на заклание, с ужасною тоскою, с глубоким отчаянием, но вместе с тем с искреннею решимостью убежать при первом благополучном случае. Я жил в Москве ужасным скрягою, часто отказывал себе в обеде и питался черным хлебом и оливами, для того чтоб накопить несколько денег».
А вот еще слова самого Владимира Печерина, объяснявшие причины его бегства: «Я очень хорошо понимал, что в тогдашней России, где невозможно было ни говорить, ни писать, ни мыслить, где даже высшего разряда умы чахли и неизбежно гибли под нестерпимым гнетом, – в тогдашней России, с моей долею способностей, я далеко бы не ушел. Я скоро бы исписался и сделался бы мелким пошленьким писателем со всеми его низкими слабостями, – а на это я никак согласиться не мог. По мне или пан, или пропал… Но если пойти глубже, то, может быть, найдется другая основная причина, то есть неодолимая страсть к кочевой бродяжнической жизни. Как сын пустыни, я терпеть не мог оседлости».
На самом деле Владимир Печерин тогда еще очень молод. В «Отчете» Московского университета за 1835 год сказано: «Исправляющий должность экстраординарного профессора В. Печерин (преподает греческую словесность и древности), Рязанской губ., из дворян, 28 лет, исправляет должность с 7-го августа 1835 года; жалованья 2000 рублей». В 1836 году ему определено жалования 3500 руб. и 400 руб. квартирных денег. Так что бежал Печерин из России вовсе не за «длинным рублем»…
В 1836 году под благовидным предлогом, воспользовавшись служебной командировкой, Печерин покинул Россию. А.В. Никитенко отметил в «Дневнике» 23 декабря 1836 года: «Печерин отправился в отпуск за границу… на два месяца и до сих пор не возвращается. Судя по идеям, которые он еще здесь обнаруживал, он, должно быть, совсем задумал оставить Россию. Это все больше и больше подтверждается».
Через неделю А.В. Никитенко записывал: «Был у министра (народного просвещения. – С. Г.). Он много говорил о Печерине, поступком которого очень огорчен, так как это действительно ставит его в затруднительное положение. Как сказать об этом Государю! Кара может сначала пасть на самого министра, потом на все ученое сословие и, наконец, на систему отправления молодых людей за границу. Ведь у нас довольно одного частного случая, чтобы заподозрить целую систему…» Иными словами, речь шла, говоря советскими понятиями, об «измене родине в форме бегства за границу».