Страшнее не бывает. Мысль о том, что это полиция, больше не казалась мне успокаивающей.
Обрезав мои ногти, они повели меня на допрос. Мне было семнадцать, я была несовершеннолетней и в жизни не встречала адвокатов. Собственно, тогда я и не знала, что имею право на адвоката. Меня допросили. Они показывали мне фотографии Роба Грифхорста, Франса Майера, Яна Белльаарда, Кора и его сводного брата Мартина Эркампса. Я совершенно не помню, что говорила, но вряд ли могла сказать много, поскольку ничего не знала.
Похоже, следователи быстро это поняли. На следующее утро дверь камеры открылась, и меня выпроводили на улицу без каких-либо объяснений. Я со всех ног рванула прочь, опасаясь, что они изменят свое решение.
Оказавшись дома (мы еще раз переехали, на сей раз с Бентинкстраат на Марко Полостраат), я не обнаружила в квартире ни души. Где все? Затем в дверь постучали. Эта была наша соседка сверху с Фрэнсис на руках. Хоть она нашлась! Это было главное, остальные в состоянии позаботиться о себе сами. Соседка сказала, что Соня попросила ее на какое-то время взять Фрэнсис к себе.
— Слава богу! Спасибо, соседушка! — сказала я с чувство огромного облегчения. Потом я поинтересовалась, не знает ли она, где все остальные.
— Герарда тоже забрали. Я слышала страшный шум на лестничной клетке, весь дом заполонили полицейские в боевом снаряжении, прямо как в кино. В окно было видно, как его сажают в машину и увозят. Твоя мама сегодня утром отправилась домой к Соне и не вернулась. По телевизору сказали, что и она в полиции.
— И Соня там же, — добавила я. — Нас вместе забрали.
— Вот беда-то, милая моя, — участливо вздохнула соседка.
Сердечность ее тона так резко контрастировала с недавними суровыми испытаниями, что я на пару минут раскисла.
— Что происходит? Что случилось? Я хочу, чтобы маму отпустили, а что делать, не знаю. Как мне быть? — рыдала я.
— Ну ладно, ладно, что ты. Все будет хорошо, — сказала соседка. — Следователь, который опрашивал меня насчет вас, оставил мне свою визитку. Наверное, тебе стоит ему позвонить.
Мне было семнадцать, я была совершенно неопытной и только что испытала на себе, как могут обойтись с ни в чем не повинным человеком. Позвонить в полицию было равносильно тому, чтобы положить руку на плаху палачу, который сразу же ее отрубит. О том, чтобы звонить людям, которые так несправедливо отнеслись ко мне, и речи быть не могло. Чего от них ждать?
— Нет! Я боюсь. Вдруг они опять меня заберут. Я буду ждать. Позабочусь о Фрэнсис, пока Соня не вернется.
— Хорошо, милая. Если что-то понадобится, я у себя наверху, — сказала соседка.
Через десять минут раздался звонок в дверь. С Фрэнсис на руках я открыла. На нижних ступеньках лестницы стоял некий господин.
— Служба опеки. Я пришел забрать Фрэнсис ван Хаут!
Забрать Фрэнсис? Нет уж! Сестра меня удавит, если я позволю ее забрать.
— В этом нет необходимости. Она останется со мной, — крикнула я ему и ринулась наверх к соседке с Фрэнсис на руках. Человек из Службы опеки побежал за мной.
— Откройте! — кричала я соседке. Этот сукин сын попытался ухватить меня за ногу, я лягнула его и, проскочив последние несколько ступенек, влетела в квартиру соседки, захлопнув за собой дверь. Еле успела.
— Откройте дверь, — сказал человек.
— Нет. Она останется здесь.
— Тогда я приведу полицию.
— Давай, веди! — крикнула я, подумав, что за это время я вытащу отсюда Фрэнсис.
Тут вмешалась соседка:
— Успокойся, это не поможет. — И она заговорила с человеком.
Он сказал, что, как член этой семьи уголовников, я не имею права опекать Фрэнсис. Я не верила своим ушам. Они все с ума посходили, что ли? Соседка убедила его, что заботиться о ребенке будет она, и это его устроило.
Я почувствовала облегчение. Соня обезумела бы от ярости, узнав, что я отдала Фрэнсис чужим людям. У меня никак не получалось успокоить ребенка. Она очень разволновалась от всего этого, но наша соседка хорошо умела обращаться с детьми и смогла ее утешить.
Фрэнсис спала наверху, а я сидела внизу, когда у входной двери послышались какие-то звуки. Меня охватил ужас. Неужели все это не закончилось? За мной опять пришли? Я спряталась за диван. Кто-то открыл дверь. Кто это? Я услышала шаги, свернулась в клубок и затаила дыхание.
— Есть здесь кто-нибудь?
Это же Герард!
Я выскочила из-за дивана с криком:
— Я!
Герард вздрогнул от неожиданности:
— Ты что творишь, дура? Напугала меня до усрачки!
Сейчас эти обидные слова показались мне райской музыкой. Мой младший братик вернулся!
— Что происходит, Гер? — спросила я, надеясь, что он может быть в курсе.
— Не знаю, но дело очень серьезное. Меня полиция арестовала, — сказал он, как будто сам не очень веря случившемуся.
Герард рассказал, что заметил, как вооруженные люди идут к нашему дому, и попытался спрятаться на балконе. Там его быстро нашли и, угрожая оружием, затолкали в машину. Только там ему сказали, что это полиция. Он был в ужасе, решив, что его похищают.
— И что теперь? — спросила я. — Где мама, где Соня, Кор и Вим?
— Не знаю, Ас, правда, не знаю, — ответил он удрученно.
Мы оба были в шоке от случившегося с нами.
— Пойду к Дебби, скажу, что со мной все в порядке.
— Правильно. А ты скоро вернешься? — Я боялась оставаться в одиночестве.
— Да, я на минуточку.
Этот вечер мы провели дома в ожидании: Соня, мама, Кор и Вим так и не появились, и никто нам ничего не говорил. Мы оставались в полном неведении. Попытка почерпнуть информацию из новостей только усилила наши страхи — мы не могли поверить своим ушам, когда слышали, что говорилось о Коре, Виме и нашей семье. Мы были полностью подавлены и растеряны.
Мне так хотелось увидеть маму.
Соседка позвала нас поужинать. Телевизор был включен, по нему все время рассказывали о похитителях. Было так странно слышать имена знакомых мне людей — Кора, Вима и Мартина, сводного брата Кора. Как они решились на такое? Это было немыслимо. Соседка искренне сочувствовала нам и пыталась успокоить.
— Что же нам делать? — спросила я, и в этот момент мы услыхали мамин голос.
— Есть кто дома?
— Мамочка, мы здесь!
Мама, наконец-то! Она рассказала, что ее арестовали, когда она приехала к Соне, вскоре после того, как нас оттуда увезли.
Дом был битком набит бойцами полицейского спецназа. Один из них караулил дверь. Мама увидела, что дверь открыта, и пошла внутрь квартиры. Один из спецназовцев преградил ей путь, приставив к голове ствол.
— Стоять, — велел он.
Маму это не впечатлило.
— Полегче, пожалуйста, — огрызнулась она, отвела ствол в сторону и пошла дальше. — Вы, вообще-то, что здесь забыли? Вам что, заняться нечем? Ловили бы лучше похитителей Хайнекена! — заявила она совершенно искренне, не зная, что именно поэтому они здесь.
— Этот говнюк Кор, зачем ему это? Хайнекена похищать — с ума сошел, что ли? К нам домой ему путь заказан. С ним покончено. Соня его больше не увидит. Бездельник сраный. И как я только раньше не разглядела? Уголовник!
— Мам, ты о чем? — спросила я.
— Кор Хайнекена похитил!
— Да, но ведь они это на пару с Вимом, разве нет? — заметила я.
В ту же секунду мама пошатнулась и рухнула на диван.
— Вим? — ошеломленно спросила она. — Вим в этом замешан?
— Мам, они тебе в участке разве не сказали?
— Нет. А что они должны были сказать?
— Что Вим — соучастник.
— Нет. Нет, они об этом не сказали, все время только о Коре говорили, — с трудом прошептала она с отсутствующим видом.
Ее мир только что рухнул, и она расплакалась.
— Мальчик мой, мальчик мой, и как только мог мой ребенок натворить такое? Какой ужас, какой ужас. Где он? Тоже в полиции?
— Не знаю, — сказала я.
В этот самый момент по телевизору объявили, что часть похитителей Хайнекена поймана, но двое по-прежнему в бегах.
Я посмотрела на маму и увидела в ее глазах боль. Это говорили о ее сыне. Ее сын — беглый преступник, пытающийся скрыться от наказания.
— Может быть, мы его больше не увидим. Они исчезнут, а нам со всем этим жить, — прошептала она. Посмотрев вокруг, она сказала: — Сони до сих пор нет. Что это она так долго?
Соню выпустили на следующий день. Зайдя в дом, она бросилась к Фрэнсис и крепко обхватила ее руками. Следователи угрожали сдать Фрэнсис в приют навсегда, если Соня не расскажет все, что знает о похищении.
Но хотя Соня не знала ровным счетом ничего, они отпустили ее, только полностью в этом убедившись. Соня была в полностью разобранном состоянии, печальная, злая на Кора, злая на Вима. Как они смели поступить так со всеми? Как только они смогли совершить такое ужасное дело, не сказав нам ни единого слова? Все делалось тайком от нас. Из-за них мы попали под подозрение. У нее ребенка могли забрать!
Мы были разгневаны, но и беспокоились. Где они могут быть? Что произойдет, если их обнаружат? Могут ли их убить при задержании? Из новостей было понятно, что на их поиски брошены огромные силы и что часть денег, заплаченных в виде выкупа, пока не удалось вернуть.
Нас отпустили, но мы были не свободны. За нами велось наблюдение, нас подслушивали. Мы были лишены какой-либо приватности, и это было ужасное чувство. Умом я понимала, что они делают все, что считают необходимым для расследования, но ощущалось это как несправедливое наказание за то, чего мы не совершали.
Широкой публике нас изобразили как семейку гангстеров, и от нас предпочитали держаться подальше. Я не поверила ушам, когда президент моего баскетбольного клуба сообщил мне, что правление разрешает мне и дальше выступать за клуб, поскольку я не отвечаю за преступление брата.
Не отвечаю за преступление брата? Могу и дальше выступать? А почему правление вообще рассматривает этот вопрос, позвольте поинтересоваться? И так ведь понятно, что я не похищала Хайнекена и Додерера! Почему вообще появилась мысль, что я могу за это отвечать?