Инстинктивно, без единого слова мы разделились — Вим пошел по одной стороне улицы, я по другой. Лучше не оставаться вместе, когда собираются стрелять. Лучше кого-то одного, чем обоих.
Мы не спускали глаз с сумки, одновременно оценивая и человека, и ситуацию. Киллер или не похож? По внешнему виду и поведению вполне может быть.
С годами у тебя развивается шестое чувство на такие вещи. Ты не боишься тех, кто походит на офисных служащих или студентов, но оцениваешь не только внешность — это еще и направление взгляда, и решительность походки.
Парень вынул руку из сумки. Ничего не произошло. Я снова пошла рядом с Вимом.
— Все путем, — сказал он.
— Лучше перебдеть, чем недобдеть, — кивнула я.
Про его смерть мы говорили раньше, когда у него начались проблемы с сердцем. Тогда решили, что если вдруг он окажется в коме, то решение отключить его от аппаратуры мы примем все вместе — Соня, Сандра и я.
— Разобралась с этим? — спросил он через стекло во время свидания со мной в тюрьме Схевениген. — Все втроем, ладно? Потому что я тебя знаю, Асси, ты-то отключишь меня при первой же возможности. Соня вообще никогда ничего не решает, поэтому главное — Сандра. Она любит меня больше, чем все вы.
Он очень много говорил нам, что не хочет превратиться в овощ, но мы никогда не обсуждали возможность его кончины в результате покушения. К этому шла вся его жизнь, да еще и наши вдобавок, но это никогда не обсуждалось. Когда незадолго до ареста по делу о вымогательстве у Эндстра Вим стал получать угрозы с разных сторон, я решила обсудить с ним это.
— Ты про мои деньги, что ли? Завалить меня хочешь? — спросил он, и взгляд его знакомо потемнел.
Я поняла, что он действительно так считает. И я прекратила этот разговор, потому что не хотела, чтобы брат действительно об этом задумался. В тот день, после ситуации на Скелдестраат, я попробовала еще раз. Хотела знать, что думает о собственной смерти человек, с такой легкостью распоряжающийся жизнями других.
— Ты не боишься смерти? — спросила я.
— Нет, — ответил Вим. — Я там был, когда сердце остановилось. Я почувствовал легкое головокружение, и вдруг оказался идущим по улице по направлению к яркому свету. Все было очень тихо. Спокойно так. Правда. Я был в полном порядке и вдруг услышал, как Соня кричит: «Вим, Вим, возвращайся, Вим, иди сюда!» Она подмигивала мне и звала за собой. Я пошел за ней и остался жить.
— Соня? Да ладно тебе, — удивилась я. А про себя подумала: ну и зараза же моя сестра, вернула его к жизни! Вот спасибо-то.
— Так что нет. Я не боюсь смерти. Когда это происходит, ты в несознанке и действительно ничего не чувствуешь, — продолжил он.
То, что он рассказывал, противоречило заключениям психологов и психиатров, которым он признавался, что боится умереть в тюрьме. Что отпущенные ему врачами краткие годы жизни он хочет провести рядом со своими родными.
Когда я напомнила ему об этом, Вим сказал:
— А это чтобы чалиться покомфортнее было. Для этого вся их писанина очень даже пригодилась.
Значит, перспектива смерти его не пугает.
— Тюряга куда хуже, — добавил он.
Ну что ж, значит, так тому и быть, подумала я. Не смалодушничай, «бей первой и бей исподтишка» — за Фрэнсис, за Ричи, за Кора.
Я долго смотрела на номер, который дал мне Питер.
Звонок по нему означал, что я подтверждаю все сказанное Питером относительно Сони и меня во время его предварительной встречи в ОУР. Звонок означал, что я готова давать показания. Звонок означал, что в курсе будет как минимум один детектив, который может рассказать об этом моему брату.
Если Вим узнает о звонке от дружественной ему крысы, то для меня все будет кончено. Причем все произойдет неожиданно, потому что это Вим. «Никогда не подавай вида, что тебе что-то известно, Асси». Отдаешь приказ, ведешь себя спокойно, не отдаляешь человека от себя, а если что-то случается, горько плачешь вместе со всеми.
Я никак не могла предотвратить возможность того, что Вим узнает о разговорах с Департаментом юстиции. Лучше сразу допустить это и предоставить брату правдоподобную причину таких контактов. Поэтому я заранее сказала ему, что я в хороших отношениях с одним из сотрудников ОУР. Я придумала это алиби вскоре после освобождения Вима и сказала ему, что этого сотрудника можно будет использовать для своих целей.
— Может пригодиться, так ведь? — Я сказала ровно то, что он хотел услышать.
— Конечно, Асси, — ответил он.
Будучи адвокатом по уголовным делам, я вполне могла иметь таких знакомых, и Вим проглотил наживку. Если информация о моих контактах с ОУР утечет, у меня будет алиби: «Ты узнал, что я говорю с ОУР. Но я делаю это в твоих интересах».
Это лучшее, что я могла придумать, чтобы обезопасить себя от коррумпированных детективов, но риск все равно оставался.
Я решила, что завтра договорюсь о встрече.
Встреча (2013)
21 января 2013 года я нервно набрала номер. Мне ответила женский голос:
— Мишель слушает.
— Здравствуйте, ваш номер мне дал Питер Р. Де Вриес. Я хотела бы договориться о встрече.
Она сразу поняла, кто я, и спросила, будет ли мне удобно встретиться завтра.
— Да, я могу, — ответила я.
— Мы перезвоним вам, чтобы уточнить время.
— Пришлите мне эсэмэску, пожалуйста. Я предпочла бы не разговаривать по телефону.
Около полудня мне прислали время и место: шесть часов вечера, отель «Ньюпорт», Амстелвен. Встреча была назначена.
Ближе к вечеру я заехала к Соне, чтобы сказать ей об этом.
— Ты действительно договорилась о встрече?
— Да. Не вижу других вариантов. Встречусь, а там видно будет.
— Мне нужно поехать с тобой?
— Нет, пока не нужно. К тому же это полиция. Лучше, чтобы они пока тебя не видели, тогда они никогда не смогут сказать, что ты в этом участвовала. Кроме того, ты не сможешь отчитаться, где была. Если Вим позвонит, а ты вне доступа, ему опять всякая ерунда в голову полезет. Со мной он к такому привык, но тебя начнет подозревать. Так что я лучше одна.
По пути на встречу с ОУР я поглядывала в зеркала заднего вида, чтобы убедиться в отсутствии слежки. Я взяла другую машину — если Вим увидит у отеля мою, то заинтересуется, что это я там делаю.
Я нервничала. Он часто назначал встречи в отелях, и вполне возможно, что он окажется в этом, и я на него наткнусь. Или он незаметно подкрадется ко мне, как часто бывало. Я никогда не понимала, как ему удается меня выследить, и всегда пугалась до дрожи.
На телефон пришло сообщение: «Привет, пожалуйста, сообщите, когда будете на месте, вас встретят в лобби».
Я подъехала к величественному зданию отеля, недалеко от места, где был убит Кор. Поставила машину на подземную парковку. В лобби отеля надо было подниматься по лестнице. Мне потребовалось собрать все мужество, чтобы начать путь по ней. Сил мне добавило понимание, что мы идем на это ради Кора.
Я вошла в лобби и поразилась. Это было очень сложно организованное пространство с кучей ниш, входов и выходов. Если Вим уже здесь или вдруг появится, я никак не смогу этого заметить. Что за идиотское место! И плохое начало. Если они вот так относятся к моей анонимности, вряд ли из этого получится что-то дельное.
Я присела. Мое беспокойство нарастало с каждой секундой. Оставаться здесь было слишком рискованно, поэтому я встала и направилась к выходу. Ко мне подошла блондинка.
— Астрид?
Я кивнула.
— Я — Мишель. Мы с вами говорили по телефону.
Она точно была из полиции — вид у нее был энергичный, а взгляд открытый. На «крысу» с вида не похожа. Я сразу решила, что пойду с ней. Мы молча проследовали к лифту и зашли в него. Двери закрылись. У меня перехватило дух, и я начала обливаться потом.
Я еду в лифтевместес представителем Департамента юстиции. Вместе, а не друг против друга — как я привыкла в качестве юриста и члена своей семьи. Мои жизненные обстоятельства не способствовали теплым отношениям с Департаментом юстиции.
И они тоже пристально вглядывались в меня. Для них я находилась где-то между преступным миром и «нормальной» жизнью. Они доверяли мне не больше, чем я им.
И я, и Мишель испытывали неловкость.
— Как хорошо, что вы пришли, — сказала девушка, пытаясь растопить лед.
Я кивнула, но чувствовала себя совсем не хорошо. Войдя в лифт, я испытала единственное желание — как можно скорее выйти отсюда. В нашей семье разговаривать с Департаментом юстиции считалось позорным делом. Это было против всех наших принципов.
Мы не предатели. Так воспитывала нас мама. Во время войны немцы забрали ее отца. А дед по отцовской линии был «чертовым коллаборационистом», как шепотом, чтобы не услыхал отец, говорила нам мама.
В то же время я понимала, что не оказалась бы здесь, если бы Вим не вынудил меня к этому. И я уцепилась за свои мотивы.
— С вами не так просто связаться, да? — женщина старалась завязать разговор. — Мы пытались и по личному номеру, и по рабочему, но безуспешно.
— Наверное. Я не слишком стремлюсь общаться с незнакомыми людьми, — резковато ответила я.
Это было исчерпывающе краткое описание моего образа жизни на протяжении многих лет. С такой семьей, как моя, общение с незнакомцами — непозволительная роскошь. Их цели неизвестны. Это могут быть журналисты в поисках сенсации, полицейские стукачи, желающие втереться в доверие к члену семьи, подельники брата, разыскивающие его, или даже его враги, захотевшие достать его через меня. Я делаю все, чтобы оставаться недоступной для таких людей, поскольку все это мне совершенно не нужно.
— Моя секретарша передает мне все просьбы связаться. Я никогда не встречаюсь с незнакомыми людьми, а моя частная жизнь не выходит за рамки семьи, — добавила я, попытавшись быть более открытой. Я сообразила, что с первого же ее вопроса начинаю уходить от ответов и избегаю контакта.
Но я же здесь не для этого. Я не просто так оказалась в этом лифте, у меня есть цель, убеждала я себя. Так что не облажайся. Ради Кора надо разговаривать.