Я посмотрела вокруг. Никто не отреагировал. Обычно в таких случаях вспоминают что-то хорошее о покойнике, но добрых слов ни у кого не нашлось, не говоря уже о приятных воспоминаниях.
Молчание нарушил Вим, который подтолкнул меня вперед:
— Ты говори.
Опять я. Я не могла сказать о нем ни единого доброго слова, а врать мне совершенно не хотелось.
— Каждый из нас знал отца по-своему. И простится с ним каждый по-своему. — Это было единственное, что пришло мне в голову.
После похорон надо было расторгнуть договор аренды и очистить дом, мой родительский дом. Мама тоже пришла. Мы были поражены увиденным: четыре этажа и дворик были завалены разным барахлом, старьем, которое отец покупал или откапывал на помойках во время ежедневных прогулок со своей подругой. На каждом этаже оставалось не больше квадратного метра свободного места. Все остальное было забито под потолок.
Повсюду я натыкалась на какие-то старинные вазочки и бусы, надписанные моим именем. Похоже, этот хлам предназначался для меня, но никогда не вручался лично. А теперь было уже поздно.
Я подумала, а вдруг он все-таки любил меня, несмотря ни на что, но сразу вспомнила, что любить он был неспособен в принципе.
Бо (1991)
— Ас, посмотри повнимательнее. Тебе не кажется, что у нее что-то с глазами? — обеспокоенно спросила у меня Соня.
Она только что родила Бо — так они назвали свою вторую дочку. Соня приходила в себя в родильной палате, колыбелька Бо стояла рядом с ее кроватью.
— А что врач говорит? — спросила я.
— Они говорят, что-то не в порядке.
— В каком смысле не в порядке?
— Они считают, что у нее синдром Дауна. Этого же не может быть, правда, Ас?
— Почему они так считают?
— Определили по глазам. Они говорят, у нее опухшие глаза.
Я внимательно рассматривала мою новорожденную племяшку.
— Я ничего такого не вижу. А на что нужно обратить внимание?
— Они пока не уверены. Собираются делать какие-то анализы. Ох, Ас, скажи, ведь с моей малышкой все в порядке? Посмотри на нее. И у Фрэн тоже были такие же припухшие глазки, правда ведь? — Соня всхлипнула.
Я решила успокоить ее.
— Ну да, и у Фрэн тоже были припухшие глазки. Ерунда какая-нибудь, надо просто подождать.
Я смотрела на Бо.
— У нее такой чудесный носик. Радуйся, она вся в нас.
— Тебе не кажется, что у нее что-то не то с язычком? — спросила Соня.
— Хм, ну такой забавный маленький язычок. Не знаю, что в нем не то. Она просто чудо, и такая спокойная!
— При мне еще ни разу не плакала, — сказала Соня.
— А где Кор? — спросила я.
— Пытается получить разрешение на свидание. Она родилась на месяц раньше, так что он даже еще прошение не успел подать. Наверное, скоро приедет. Роды он и так уже пропустил.
— Ну Кор вообще вида всей этой кровищи не переносит.
— Можешь привезти младенческие фото Фрэнсис? Они хотят сравнить ее с Бо, — попросила Соня.
Когда я вернулась в больницу, Кор уже приехал. Начальник тюрьмы предоставил ему разрешение сразу же. Он сидел у изголовья кровати Сони. Оба плакали. Они только что разговаривали с врачом о Бо.
— У нее синдром Дауна. Теперь уже точно, — сказала Соня, не успела я зайти в палату.
— Понятно, — вздохнула я.
— Асси, пойдем-ка со мной, — сказал Кор, и мы с ним вышли из палаты. У окна в конце коридора он остановился. Мы стояли друг напротив друга. Сдерживая слезы, он пробормотал: — У ребенка Даун. Как же так, Асси?
Он отвернулся к окну, кашлянул и сказал, не оборачиваясь:
— Я не смогу растить ее. Не смогу. Я не так живу. Я еще на волю не вышел, а надо растить ребенка с особенностями развития. Это в моем-то мире, где полно придурков и всякой херни. — Он повернулся ко мне: — Понимаешь? Я и для Фрэнсис нормальным отцом не был ни единого дня. Только в тюрьме сидел.
— Да, я хорошо тебя понимаю, — кивнула я. — Растить этого ребенка в вашем доме было бы неправильно. Скажу прямо: вы оба совершенно не годитесь для такого.
В этом я была полностью уверена. Я была согласна с Кором: ни он сам, ни Соня не обладали достаточным терпением, дисциплиной и выдержкой, необходимыми родителям необычного ребенка. Даже сейчас их дом вела моя мама.
— Соня не сможет, — сказал он. — Она с таким не справится. С ума сойдет. За нее и так все Стин делает, если честно.
Хорошо, что Кор понимал пределы их возможностей и что не стоит экспериментировать с воспитанием девочки с особенностями развития только потому, что расстаться с ней мучительно больно.
— Считаешь меня плохим отцом, наверное? — спросил он.
— Нет, считаю, что ты реалист. Это лучший выход.
— Поможешь с этим?
— Хорошо.
— Еще я думаю, что Соне не надо больше видеть ребенка. Чтобы не слишком привязаться к нему.
— Согласна, — кивнула я.
Мама, Вим и я были уже дома, когда приехали Соня и Кор. Бо осталась в больнице. Соня прошла прямо в комнату Бо и попросила оставить ее одну. Я знала о решении Кора, но понимала, что мама будет категорически против.
— Мам, как ты думаешь, смогут Соня и Кор вырастить Бо? — осторожно спросила я.
— То есть?
— Мне кажется, их образ жизни совсем не подходит для этого ребенка. У них же сплошной переполох и кавардак. Соня все время занята Кором. Нет покоя, который нужен ребенку с особенностями развития.
— А я-то на что? Я же здесь, — сказала мама, как я и ожидала.
— Но ты ведь стареешь, — вздохнула я.
— Ну и что вы тогда предлагаете? — спросила мама, явно ожидая услышать от меня что-то нехорошее. — Избавиться от своего дитя? Ты мне это хочешь сказать? Вы с ума сошли? От своего собственного ребеночка? Просто потому, что она выглядит не как все? Да как вам не стыдно даже думать о таком!
Мама начинала выходить из себя. Я понимала, что это должно было случиться, но такие вещи при Соне говорить нельзя. Вим заметил, что мы с мамой цапаемся, и подошел поближе.
— Что не так, Стин? — спросил он.
— Отдайте Бо мне. Я буду о ней заботиться! — воскликнула мама.
— Нет. Ты тоже не сможешь. Старовата ты для такого. Кор уже решил. Так будет лучше.
Мама всхлипнула. Она понимала, что спорить с Вимом бесполезно.
— С ума вы все посходили, — прошептала она.
Наверху Соня сидела в полном оцепенении на полу у кроватки Бо, уронив голову на колени. Я присела рядом.
— Давай я все организую, ладно, Сонь?
Она кивнула. С телефона в спальне Фрэнсис я позвонила в фонд Уильяма Схриккера.
Бо оставалась в больнице, пока социальный работник не сообщил, что ей нашли кормилицу. Дважды в день Кор ездил покормить ее из бутылочки и приласкать. Соне он запретил ездить с ним, и она послушалась. Она злилась, но понимала, что Кор прав.
Кормилицей была пожилая женщина, которая регулярно брала к себе детей с синдромом Дауна.
— Можете сами отвезти ее к ней, если не хотите, — сказали нам.
— Ас, я хочу отвезти ее сама. Хотя бы это для нее сделаю. Поедешь со мной? — с тяжелым вздохом спросила Соня. — Одна я не могу.
— Конечно. А Кор не против?
— Я просто должна это сделать, нравится ему или нет, — твердо заявила Соня.
Мы вместе поехали в больницу. Соня собрала и упаковала все вещи Бо.
— Кор ведь не знает, верно? — спросила я.
Она оборвала меня.
— Ему необязательно все знать. Она и мой ребенок, знаешь ли. Я девять месяцев ее под сердцем носила!
В больнице мы сразу направились в родильное отделение. Нас повели в отдельную палату, где была Бо. Соне предстояло увидеть ее впервые за несколько дней.
— Вот она, — выдохнула Соня. Она подошла к колыбельке и бережно взяла Бо на руки. — Солнышко мое, иди к своей мамочке.
С Бо на руках она обернулась ко мне со словами:
— Мы действительно правильно поступаем? Может, просто взять ее домой? Она была со мной девять месяцев, а теперь я отдаю ее чужим людям, отрываю от родной мамы. Что я делаю? Она будет по мне скучать? — Соня расплакалась.
— Не знаю, Сонь. Правда не знаю. — Я тоже плакала.
— Мне так плохо. Я вдруг засомневалась, — прошептала она.
— Тебе решать, Сонь, это только твое решение. Но если сейчас оставишь ее у себя, передумать будет уже нельзя. Попробовать, получится или нет, не выйдет. Вот тогда Бо будет действительно очень больно.
— Понимаю, — кивнула она.
Бо ехала на заднем сиденье Сониной машины в своей переносной колыбельке.
— Если мне там не понравится, заберу ее с собой, — сказала Соня.
— Разумеется.
Через час мы приехали по адресу, который дал социальный работник. Соня взяла Бо на руки и подошла к входной двери. Мы позвонили. Мы нервничали и переживали по поводу того, где нам придется оставить Бо. Дверь открыла приветливо улыбающаяся женщина. Она сразу же протянула руки навстречу Бо.
— Привет, малышка. Меня зовут Энн, — ласково сказала она.
Бо встретили радушно, и Соня сразу успокоилась. Энн оказалась милой спокойной женщиной, и Бо спокойно лежала у нее на руках.
— Нам пора, — вздохнула Соня через пару часов. Наступил момент ее расставания с Бо.
— Приезжайте, всегда буду рада, — сказала Энн, понимая, как тяжело дается Соне это решение.
Мы вышли. Соня посмотрела на меня. Мы обе заливались слезами.
— Ты уверена? — спросила я.
— Нет, — рявкнула Соня, но резко встряхнулась, как бы освобождаясь от гнета ситуации, и пошла к машине.
Всю дорогу до дома мы промолчали. Дома Соня прошла в комнату Бо и погладила матрасик ее колыбельки. Пустоту, оставшуюся после Бо, Соня заполняла антидепрессантами, которые ей прописали.
Кор заполнял пустоту все большим и большим количеством выпивки.
Энн с любовью ухаживала за Бо, пока через пару недель ее не отдали в прекрасную благополучную семью, которая подарила ей чудесное детство и вырастила ее действительно замечательным человеком. Там Соне были всегда рады. Сперва она навещала Бо тайком, потому что Кор не позволил бы ей этого. А потом Кор согласился с желанием Сони знать, как живет Бо.