— Будете проституировать на искусстве, — подсказала Матильда, не в состоянии удержать непослушный язык.
Он покраснел и ответил:
— Да, именно это я и хотел сказать, хотя вижу, что вы надо мной смеетесь. Как вы думаете… как вы считаете, есть ли хоть какая-то надежда заинтересовать мистера Хериарда?
Матильда думала, что нет, но, хотя она и предпочитала честность во всем, все же не могла заставить себя так его огорчить. Ройдон смотрел на нее с таким озабоченным выражением лица, что Матильда непроизвольно начала обдумывать туманный план, как умаслить Натаниеля.
— Ее постановка обойдется недорого, — с жаром сказал он. — Даже если он не интересуется искусством, ему, может быть, захочется дать шанс Пауле. Знаете, она просто великолепна в этой роли. Он это поймет. Она хочет сама сыграть свою сцену, просто чтобы показать ему.
— А какая у нее роль? — спросила Матильда, не в состоянии объяснить ему, что Натаниелю совершенно не нравится увлечение племянницы сценой.
— Она играет проститутку, — просто ответил автор.
Матильда расплескала чай. Пока она вытирала пятно на юбке, безумная мысль убедить Ройдона не делать глупостей и не читать пьесу уступила место несколько фатальному чувству, что никакие слова не уберегут этого молодого человека от его судьбы.
Стивен, который направлялся к тарелке с пирожными, увидел, как она разлила чай, и протянул ей носовой платок.
— Неуклюжая девица! Держи!
— Чайные пятна ничем не выводятся, — сказала Валерия.
— Выводятся, если хорошенько потереть, — откликнулась Матильда, энергично работая платком Стивена.
— Я говорю о платке.
— А я нет. Спасибо, Стивен. Тебе вернуть его?
— Необязательно. Пойдем к камину, ты просохнешь!
Она послушалась, отказавшись от множества ценных советов, которыми забросали ее Мод и Паула. Стивен протянул ей тарелку с небольшими пирожными.
— Возьми. Стоит подкрепить себя перед предстоящим испытанием.
Она оглянулась и, убедившись, что Ройдон, сидящий в другом конце длинной комнаты, не услышит, сказала сердитым шепотом:
— Стивен, это о проститутке!
— Что именно? — заинтересованно спросил Стивен. — Эта треклятая пьеса?
Она кивнула, трясясь от внутреннего смеха. В первый раз за день Стивен казался довольным.
— Не может быть! Ну и повеселится же дядя! Я хотел улизнуть к себе, написать письмо. Теперь я останусь. Этого нельзя пропускать ни за что на свете!
— Бога ради, веди себя прилично! — взмолилась она. — Это будет просто ужасно!
— Глупости, девочка! Наконец-то мы хорошо проведем время.
— Стивен, если ты будешь издеваться над этим несчастным молодым идиотом, я убью тебя!
Он сделал ей большие глаза.
— Ах вот куда ветер дует. Никогда бы не подумал этого о тебе.
— Да нет же, глупый. Просто он слишком ранимый. Это все равно что жестокость по отношению к ребенку. И потом, он ужасно серьезен.
— Перегрузил свои мозги, — сказал Стивен. — Я мог бы вывести его из этого состояния.
— И попадешь в неприятное положение. Я всегда опасаюсь таких неуравновешенных неврастеников.
— А я никого не опасаюсь.
— Нечего распускать передо мной хвост! — насмешливо сказала Матильда. — На меня это не действует!
Стивен рассмеялся и пошел к своему месту на диване рядом с Натаниелем. Паула уже рассказывала о пьесе Ройдона, ее гневный взгляд не давал никому выйти из комнаты. Натаниелю было скучно, но он сказал:
— Если мы должны ее выслушать, то, значит, должны. Прекрати болтать! Я способен оценить пьесу и без твоей помощи. В своей жизни я повидал столько хороших и плохих пьес, что тебе и не снилось. — Он внезапно повернулся к Ройдону. — К какой из этих категорий относится ваша?
По опыту Матильды единственным оружием против этих Хериардов была прямота, такая же грубая, как их собственная. Если бы Ройдон смело ответил: "Хорошая!", — Натаниель был бы доволен. Но с тех пор, как дворецкий Натаниеля в первый раз обратил на него пренебрежительный взгляд, Ройдон чувствовал себя не в своей тарелке. Он колебался между враждебностью, порожденной его болезненным комплексом неполноценности, усиливающейся грубостью хозяина и желанием угодить, в основе которого лежала только его крайняя нужда. Заикаясь и краснея, он пробормотал:
— Ну, едва ли мне полагается об этом судить!
— Должен же я знать, хорошо это или плохо, — отворачиваясь, сказал Натаниель.
— Уверен, мы все очень повеселимся, — с солнечной улыбкой вмешался Джозеф.
— Я тоже, — протянул Стивен. — Я только что говорил Матильде, что ни за что на свете не пропущу такое событие.
— Вы говорите так, будто Виллогби собирается читать вам веселенький фарс! — сказала Паула. — В ней описана жизнь, как она есть!
— Проблемная пьеса? — со своим обычным бессмысленным смешком спросил Мотисфонт. — Одно время они были очень в моде. Нат, ты должен помнить!
Это было сказано с интонацией, в которой слышалась мольба о прощении, но Натаниель все еще вынашивал мстительные планы в отношении своего компаньона и притворился, что ничего не слышал.
— Я не пишу проблемных пьес, — сказал Ройдон фальцетом. — И меньше всего хочу, чтобы на моей пьесе веселились. Если пьеса заставит вас задуматься, значит, я достиг цели.
— Благородное намерение, — прокомментировал Ставен. — Но не стоит говорить так, будто вы считаете это недостижимым. Просто невежливо.
Ройдон смутился. Сильно покраснев, он разразился потоком восклицаний и объяснений. Стивен откинулся на диване, наблюдая за ним с интересом натуралиста.
Ройдона спас приход Старри и лакея, которые унесли приборы. Было очевидно, что замечание Стивена окончательно пошатнуло его и без того неустойчивое равновесие. Несколько минут Паула поносила Стивена. Валерия, чувствуя, что ее не замечают, сказала, что не видит повода для такого пыла. А Джозеф, с помощью какого-то шестого чувства догадавшись, что пьеса имеет сомнительный характер, заявил, что все присутствующие отличаются широтой взглядов, терпимостью и нет причин волноваться.
Натаниель немедленно возразил, что у него не очень широкие взгляды, если этим неопределенным выражением Джозеф хочет сказать, будто он готов проглотить все те похотливые глупости, из которых, кажется, только и состоят все современные пьесы. Несколько минут Матильда тешила себя мыслью, что Ройдон почувствует себя достаточно оскорбленным и вообще откажется читать. Но, несмотря на явные признаки гнева, он позволил сломить себя Пауле и Валерии, которые, не слишком придерживаясь истины, обе заверили его, будто все мечтают услышать его шедевр.
К этому времени дворецкий с лакеем удалились, сцена была свободна. Джозеф засуетился, пытаясь сдвинуть стулья и кресла. Паула, которая держала под мышкой листы с пьесой, отдала их Ройдону со словами, что она готова вступить, когда он захочет.
Для автора приготовили стол и стул. Он уселся, бледный от страха, но с надменно поднятым подбородком, откашлялся. Все замерли в ожидании, которое нарушил Натаниель, обратившийся за спичкой к Стивену.
Стивен вынул коробку спичек, протянул ее дяде и начал разжигать трубку, сказав между затяжками:
— Приступайте, наконец! Чего вы ждете?
— "Горечь полыни", — начал Ройдон с угрозой, — пьеса в трех действиях".
— Впечатляющее название, — кивнул Мотисфонт со знанием дела.
Ройдон бросил на него благодарный взгляд и продолжил:
— "Действие первое. Место действия — спальня в третьеразрядных меблированных комнатах. Провисшая никелированная кровать, две шишечки на спинке сломаны, потертый ковер, запачканные обои с венками из роз, завязанными голубыми ленточками".
— Чем запачканные? — спросил Стивен.
Ройдон, которому это не приходило в голову, изумленно посмотрел на него и ответил:
— Какое это имеет значение?
— Для меня никакого, но если кровью, так и скажите, тогда моя невеста выйдет. Она очень пугливая.
— Нет, не кровью! Я не пишу таких пьес. Обои просто испачканы.
— Я думаю, это от сырости, — предположила Мод. — Такое впечатление, что место очень сырое.
Стивен насмешливо взглянул на нее.
— Не скажите, тетя. В конце концов, мы еще недостаточно услышали, чтобы делать предположения.
— Заткнись! — свирепо сказала Паула. — Не обращай внимания на Стивена, Виллогби! Продолжай. Слушайте, все вы! Вы должны настроиться и проникнуться атмосферой, это очень важно. Продолжай, Виллогби!
Ройдон опять откашлялся:
— "Окна закрывают ноттингемские кружевные занавески, сквозь которые можно различить вереницу крыш и дымовых труб. На туалетном столике косо сидит дешевая кукла, с единственного кресла свисает пара грязных розовых корсетов".
Произнеся эту фразу, он окинул всех вызывающим взглядом и, кажется, ждал комментариев.
— Я понял! — сказал Джозеф, обратив на собравшихся умоляющий взгляд. — Вы хотите подчеркнуть убогость обстановки.
— Согласен! — сказал, покашливая, Мотисфонт.
— Мы все готовы признать, что вам это удалось, — сердечно произнес Стивен.
— Мне всегда казалось, что корсеты — это ужасно убого, правда ведь? — сказала Валерия. — Я имею в виду атласные, с множеством косточек, кружев и всяких украшений. Конечно, сейчас носят просто эластичные пояса, если вообще что-нибудь носят, обычно нет.
— Когда-нибудь придется, дорогая, — предрекла Матильда.
— Когда я была молодой, — заметила Мод, — все носили корсеты. Никто и подумать не мог, чтобы ходить без них.
— Вы и ум свой зашнуровали в корсеты, — насмешливо обобщила Паула. — Слава Богу, мы живем во время, не ограниченное условностями.
— Когда я был молод, — взорвался Натаниель, — ни одна приличная женщина не обсуждала такие вещи в присутствии мужчин!
— Как это необычно! — сказала Валерия. — Стивен, милый, дай мне сигарету!
Он бросил ей портсигар. Ройдон спросил, пытаясь овладеть своим голосом, хотят ли присутствующие, чтобы он продолжал или этого достаточно.
— Да, да, продолжайте, ради Христа! — раздраженно сказал Натаниель. — Можете опустить все, что там еще есть о нижнем белье.