Директор уставился на клетки с не знающими покоя белками.
– А нельзя ли определить точнее?
– Главной проблемой являются горы. Они искажают и отражают радиоволны. Но мы над этим работаем.
Старик рассеянно кивнул.
– Сэр, позвольте спросить, чем вы обеспокоены?
Какое-то мгновение казалось, что Старик его не услышал. Затем директор повернулся и посмотрел Кариму аль-Джамилю прямо в лицо.
– Точно не могу сказать, но у меня такое чувство, будто я что-то упускаю… что-то очень важное.
Стараясь дышать ровно, Карим аль-Джамиль изобразил на лице учтивое сочувствие.
– Сэр, я могу чем-нибудь помочь? Быть может, Лернер…
– Почему ты снова заговорил о нем? – резко спросил директор.
– У нас еще не было случая поговорить о том, что Лернер занял мое место во главе «Тифона».
– Ты пропал, «Тифон» остался без руководства.
– И вы заполнили брешь человеком со стороны?
Директор ЦРУ с громким стуком поставил чашку на стол.
– Мартин, ты анализируешь мои поступки?
– Да нет, конечно же. – «Будь осторожен», – мысленно приказал себе Карим аль-Джамиль. – Но я был чертовски удивлен, увидев его в своем кресле.
Старик нахмурился.
– Да, понимаю.
– И вот теперь, в самый разгар полномасштабного кризиса, Лернер куда-то исчез.
– Мартин, накрывай на стол, – остановил его директор ЦРУ. – Я хочу есть.
Открыв столик, Карим аль-Джамиль достал две тарелки, на которых красовалась яичница с ветчиной. Его чуть не стошнило. Он так и не смог привыкнуть к свинине, а также к яйцам, жаренным на сливочном масле. Поставив тарелку перед Стариком, он сказал:
– Если после моих похождений вы мне до сих пор доверяете не до конца, я, конечно же, это пойму.
– Дело не в этом, – сказал Старик, и снова чересчур резко.
Карим аль-Джамиль поставил перед собой тарелку.
– Тогда в чем же? Я был бы очень признателен, если бы вы меня просветили. Глядя на все эти таинственные происшествия с участием Мэттью Лернера, я чувствую себя так, словно выпал из обоймы.
– Видя, какое это большое имеет для тебя значение, Мартин, сделаю одно предложение.
Старик умолк, чтобы прожевать кусок яичницы, проглотить его и вытереть лоснящиеся губы жестом, довольно сносно напоминающим хорошие манеры.
Карим аль-Джамиль чуть ли не проникся состраданием к настоящему Мартину Линдросу, которому приходилось терпеть такое оскорбительное поведение. «И они еще смеют называть нас варварами!»
– Знаю, что у тебя сейчас своих дел по горло, – наконец продолжал директор. – Но если ты придумаешь, как бы осторожно навести для меня кое-какие справки…
– О ком или о чем?
Директор ЦРУ отрезал кусок яичницы и аккуратно положил сверху ломтик ветчины.
– Не так давно до меня окольными путями дошло, что у меня в Вашингтоне появился один враг.
– По-моему, за столько лет, – заметил Карим аль-Джамиль, – у вас их должен был бы набраться солидный список.
– Разумеется. Но этот враг особенный. Я должен тебя предупредить: будь крайне осторожен, поскольку он очень могущественный.
– Надеюсь, речь идет не о президенте, – пошутил Карим аль-Джамиль.
– Нет, но ты не сильно ошибся. – Старик оставался совершенно серьезным. – Я имею в виду министра обороны Эрвина Рейнольдса Хэллидея, которого все, кто лижет ему задницу, называют Бадом. Я сильно сомневаюсь, что у него есть хоть кто-то, кого даже с большой натяжкой можно было бы назвать настоящим другом.
– А у кого из присутствующих в этой комнате они есть?
Директор издал смешок, что случалось с ним крайне редко.
– Прямо в точку. – Положив в рот новый кусок яичницы, он переместил все за одну щеку, чтобы продолжать говорить. – Но мы с тобой, Мартин, мы с тобой друзья. По крайней мере что-то близкое к этому. Поэтому этот наш маленький разговор останется между нами.
– Можете на меня положиться, сэр.
– Не сомневаюсь в этом, Мартин. Лучшее мое достижение за последнее десятилетие – это то, что я поднял тебя на самый верх иерархии управления.
– Сэр, я высоко ценю то доверие, которое вы мне оказываете.
Директор ЦРУ не подал и вида, что услышал эти слова.
– После того как Хэллидей и его верный пес Лаваль попытались на встрече в Белом доме заманить меня в ловушку, я навел кое-какие справки. И обнаружил, что эта парочка втихую создает свое собственное разведывательное ведомство. Тем самым вторгаясь в наши владения.
– То есть мы должны их остановить.
Старик прищурился.
– Да, совершенно верно, Мартин. К несчастью, ублюдки начали действовать в самый неподходящий момент: когда «Дуджа» собирается нанести крупный удар.
– Быть может, сэр, это делается сознательно.
Директор мысленно вернулся к совещанию в подземном бункере Белого дома. Не было никаких сомнений в том, что Хэллидей и Лаваль попытались опозорить его перед президентом. Он вспомнил, как президент молчал, наблюдая за препирательствами со стороны. А что, если он уже принял сторону министра обороны? Что, если он хочет, чтобы Пентагон подмял под себя ЦРУ? Старик поежился при мысли о том, что агентурная разведка перейдет под контроль военных. Невозможно представить, как вольно Лаваль и Хэллидей отнесутся к своей новообретенной мощи. Недаром Пентагон и ЦРУ были разделены на два независимых ведомства. Без этого до создания полицейского государства оставался бы один шаг.
– И что нужно искать?
– Грязь. – Директор проглотил кусок. – И чем больше, тем веселее.
Карим аль-Джамиль кивнул.
– Мне будет нужна помощь одного человека…
– Бери кого угодно. Только назови имя.
– Анна Хельд.
Директор ЦРУ опешил.
– Ты имеешь в виду мою Анну Хельд? – Он покачал головой. – Выбери кого-нибудь другого.
– Вы же сами сказали, что мне нужно будет действовать осторожно. Привлекать кого-либо из сотрудников нельзя. Или Анна, или никто.
Старик посмотрел на него так, словно пытался найти в его словах намек на блеф. Судя по всему, ему ничего не удалось найти.
– Договорились, – сдался он.
– А теперь расскажите мне о Мэттью Лернере.
Старик посмотрел ему прямо в глаза.
– Все дело в Борне.
После долгой неуютной паузы, нарушаемой лишь жужжанием колес, вращаемых двенадцатью маленькими беличьими лапками, Карим аль-Джамиль тихо промолвил:
– Какое отношение имеет Джейсон Борн к Мэттью Лернеру?
Директор ЦРУ отложил нож и вилку.
– Я знаю, Мартин, что для тебя значит Борн. У вас с ним установилась какая-то необъяснимая близость. Однако правда заключается в том, что Борн для управления – смертельный яд. Поэтому я поручил Мэттью Лернеру его ликвидировать.
Какое-то мгновение Кариму аль-Джамилю казалось, что он ослышался. Директор ЦРУ направил по следу Борна убийцу? Чтобы тот лишил его самого и его брата удовлетворения свершить долго лелеемую и тщательно спланированную расплату? Нет. Он этого не допустит.
Его сердцем завладела убийственная ярость – которую его отец называл «ветром пустыни», – раскалившая его, молотившая по нему до тех пор, пока не выковался клинок. Но внешне эта страшная внутренняя буря проявилась лишь в мимолетно раздувшихся ноздрях, что его собеседник, вернувшийся к трапезе, все равно не заметил.
Карим аль-Джамиль, разрезав яичницу, устремил взгляд на растекающиеся желтки. На блестящей поверхности одного из них краснело пятнышко крови.
– Это был радикальный шаг, – наконец произнес он, полностью совладав со своими чувствами. – Я же сказал вам, что полностью порвал с Борном.
– Я долго думал над этим и пришел к выводу, что это не решает проблему.
– Вам следовало бы поговорить со мной.
– Ты только что пытался меня отговорить от этого, – раздраженно бросил директор. Очевидно, он был недоволен тем, как разрешил эту деликатную ситуацию. – А сейчас уже слишком поздно. Ты не сможешь остановить Лернера, Мартин, так что даже не пробуй. – Он вытер губы. – Общее благо перевешивает желания одного человека. И ты это понимаешь, как никто другой.
Карим аль-Джамиль задумался над страшными последствиями того, что запустил в действие директор ЦРУ. Мало того, что Лернер угрожает надеждам братьев на отмщение; его присутствие является неизвестной величиной, которую они с Фади не учитывали в своих расчетах. Изменение сценария ставит под угрозу осуществление замысла. Фади только что сообщил по защищенному каналу, тайно внедренному в собственную сеть связи ЦРУ, что он нанес Борну рану ножом. Если ничего не предпринимать, Лернер узнает об этом, и, совершенно естественно, ему захочется выяснить, кто это сделал. С другой стороны, если ему станет известно, что Борн уже убит, он постарается установить личность убийцы. И в том и в другом случае это грозит опасными последствиями.
Отодвинувшись от стола, Карим аль-Джамиль спросил:
– А вы не рассматривали возможность того, что Борн убьет Лернера?
– Я пригласил сюда Лернера из-за его репутации. – Старик взял чашку, увидел, что чай остыл, и поставил ее на стол. – Таких больше не делают. Лернер прирожденный убийца.
«Как и Борн», – подумал Карим аль-Джамиль, чувствуя, что сердце его разъедает кислота.
Заметив на сиденье свежий подтек крови, Сорайя сказала:
– Похоже, у тебя лопнули два-три шва. Тебе непременно нужна медицинская помощь.
– Даже не думай об этом, – остановил ее Борн. – Нам обоим необходимо как можно скорее выбраться отсюда. Милицейское оцепление лишь сомкнётся плотнее. – Он обвел взглядом порт. – К тому же где здесь найти врача?
– В порту есть свой медпункт.
Проехав через Ильичевск, Сорайя остановилась перед трехэтажным зданием, рядом с новенькой «Шкодой Октавией». От нее не укрылось, как поморщился Борн, выбираясь из машины.
– Нам лучше воспользоваться черным ходом.
– Это не решит проблему охраны, – возразил Борн. Вскрыв подкладку пиджака, он достал маленький запечатанный пластиковый пакет. Разорвав пакет, он достал комплект документов и быстро перебрал их, хотя еще в самолете заучил наизусть, чем снабдил его Дерон. – Итак, меня зовут Мыкола Петрович Туз. Я генерал-лейтенант отдела защиты государственной целостности и борьбы с терроризмом СБУ. – Подойдя к Сорайе, он взял ее за руку. – Слушай вводную. Ты моя пленница. Чеченская террористка.