Элисса посмотрела на цветные флажки, потом на жителей фрэгглшема, которые занимали места вокруг арены. «Почему ты заботишься обо мне, Соррель?» В ее голосе больше не было гнева. Соррель замялась, затем глубоко вдохнула.
«Потому что когда-то у меня был сын. Я говорю с тобой о нем в первый и последний раз. Он оказался Чувствующим. Сильным, одаренным. И его клеймили, когда он был еще мальчиком. У меня был сын, которого я обожала, муж, которого я любила, жизнь, полная счастья. Все это у меня отняли. Теперь я скитаюсь по Таллшюру, точно бродяжка, предлагаю людям средства от болезней, но никогда не вмешиваюсь в их жизнь. Может быть, перед смертью мне удастся забыть горечь утрат и открыть кому-то сердце. Может быть, Элисса, нас свели боги».
Девушка почувствовала, как озноб пробежал по коже. Почему-то ей вспомнилось, как говорил отец, когда ему случалось неожиданно вздрогнуть: «Боги прошлись по чьей-то могиле». Сейчас, слушая слова женщины, она поняла, почему он так говорил. Элисса повернулась к Соррели, сжала ее руки и нежно поцеловала старушку в щеку:
«Спасибо, Соррель».
Соррель улыбнулась, ее проницательный взгляд стал мягче.
«А теперь идем в цирк, девочка моя. Иначе мы сейчас обе расчувствуемся и начнем лить слезы. Мы только что победили Гота — мало кто может таким похвастаться… если такие люди вообще есть. Это стоит отпраздновать!»
Словно в ответ на ее слова взвыли знаменитые рожки, сзывая зрителей на представление. Женщины рассмеялись, подхватили юбки и вприпрыжку побежали к главному шатру.
Чтобы попасть на арену, нужно было раздвинуть занавес- наподобие тех, которые вывешивают перед выступлением комедианты, но куда более аляповатый и тяжелый. Внутри яблоку было негде упасть, и лишь чудом ученица и наставница нашли пару свободных мест. Скамейки оказались жесткими, и Соррель молча бранилась, пытаясь устроиться поудобнее. Что же до Элиссы, то она просто не обращала внимания на подобные мелочи.
Соррель давно чувствовала, насколько сильна ее ученица, теперь оказалось, что этот выродок Гот не способен почувствовать, когда Элисса пользуется волшебством. Значит, все правильно. Соррель не раздумывая выполняла приказы Меркуда, который устроил охоту за этими одаренными детьми, и порой это пугало ее саму. В глубине души она презирала себя за то, что обращается с девушкой, точно кукольник с марионеткой. Меркуд ведет с юным писарем еще более тонкую игру. Однако Соррель помнила о цели, ради которой все затевалось. Цель, по сравнению с которой человеческая жизнь ничего не стоит — даже жизни их всех, вместе взятых. И как можно не доверять Меркуду? Они оба слишком много вынесли, чтобы добиться того, чего добились. Того, чему Меркуд отдает всего себя. Возможно, в его кропотливо выстроенных замыслах слишком много жестокости и расчета. Это вообще жестоко — «завладеть» двумя людьми, сделать их своей собственностью… Но что бы ни делал Меркуд, это служит лишь одной цели: найти Того Самого.
Элисса — тоже часть этого замысла. Очень важная. Но какое место ей отводится? Соррель уже поняла: чтобы это выяснить, придется запастись терпением. В чем она не сомневалась — так это в том, что скоро ее ученица станет настоящей красавицей. И, несомненно, красота девушки тоже сыграет свою роль… когда придет время. Но в чем заключается эта роль и когда время придет, опять-таки, пока знает лишь Меркуд… если знает.
Ее размышления прервала странная тишина. Рожки смолкли, светильники погасли — лишь несколько из них, расположенных на удалении друг от друга, сочились тусклым светом. Под огромным полотняным куполом воцарился полумрак. Потом где-то заиграла музыка — неблагозвучная, как бывает всегда, когда представление только началось и музыканты еще не в ударе. И тут на арену выкатилась целая толпа причудливо одетых карликов. Они носились по сцене, то и дело спотыкаясь и падая, крутились волчком, перебрасывались всевозможными предметами, такими же нелепыми, как они сами. Некоторые начали танцевать, но чем старательнее они исполняли па, тем более потешно выглядели — не говоря о том, что им не удавалось даже двигаться слаженно.
И вдруг вся эта пестрая компания устремилась за ограждения. Карлики шныряли между рядами, вырывали из рук зазевавшихся зрителей пирожки и яблоки, сбивали с них шляпы, садились на колени к почтенным матерям семейства. Взрослые ахали, дети визжали.
Все закончилось также неожиданно, как началось. Светильники разом погасли. Потом в кромешной темноте загорелась свеча, осветив размалеванную физиономию одного из карликов, расплывшуюся в торжествующей улыбке. Над ней вспыхнула еще одна — карлик, чье лицо она освещала, стоял на плечах первого. Потом еще одна, еще… Десять свечей, десять лиц, которые словно висели в темноте, кривясь в гримасах — но может быть, это ветер колебал пламя, превращая их в гротескные маски. Этот простой, но впечатляющий трюк сорвал бурю аплодисментов.
Неожиданно зрители увидели, что каждый из карликов поднес к губам толстый пальчик, призывая к молчанию. Тишина -и тут разом вспыхнули шесть факелов, осветив самого высокого человека в Королевстве. Со своих ходулей, на которых он балансировал с невероятной ловкостью, он смотрел на пирамиду карликов сверху вниз.
— Добро пожаловать, добрые люди! — загремел он, расхаживая по арене. — Добро пожаловать, жители Фрэгглшема. Спасибо, что пришли на наше представление!
Зоррос — а это был он — выдержал паузу, позволив зрителям выразить свое восхищение, а потом, размахивая руками, начал рассказывать, какие дивные дива предстоит увидеть этим вечером почтеннейшей публике.
А публике предстояло увидеть бранго — болезненно робких обитателей пещер, которых приручили и обучили изысканным танцам. Страшных рогатых джуббасов с севера, на спинах которых будут ездить женщины. Гимнастов, настолько гибких, что они способны принимать самые невероятные позы. И силачей, в одиночку поднимающих тяжести, которые пятерым не оторвать от земли.
Но это было еще не все. Вскоре зрители аплодировали женщине, от крика которой разбивалось стекло. С ужасом следили, как двое мужчин с завязанными глазами, стоя на вращающемся колесе, бросали ножи в третьего, и лезвия вонзались в доску рядом с ним, не причиняя ему ни малейшего вреда. Но больше всего восторгов заслужил глотатель змей — молоденький парнишка, который позволял своей питомице полностью заползать себе в глотку.
Зоррос появился лишь под конец, чтобы объявить номер, котором слышали многие- и именно ради этого номера пришли на представление.
«Летающие Фоксы»- акробаты и воздушные гимнасты — действительно были семьей. Младшей артистке, худенькой девочке, было от силы лет пять, а старшим и главным в труппе был Саксен, мужчина изумительной красоты — судя по всему, отец семейства.
Странно, но стоило Саксену посмотреть в зал — и Элиссе начинало казаться, что он смотрит прямо на нее… вернее, в нее. В это время он грациозно бежал по натянутому канату, двое детей сидели у него на плечах, а малышка- прямо на голове. Саксен был любимцем публики. «Великолепный» — а как его иначе назвать? Золотые волосы до плеч, кожа натерта маслом, чтобы подчеркнуть мощную мускулатуру. Черные штаны до колен с золотым поясом и мягкие золотистые сапожки до щиколотки — казалось, он носит их лишь из необходимости прикрыть наготу.
Трюки «Летающих Фоксов» становились все более опасными, гимнасты поднимались все выше под купол. Каждый раз, когда кто-то из них пролетал над ареной, у Элиссы перехватывало дыхание. Но она знала, что Саксен не даст упасть никому из своих подопечных. В нем было столько спокойствия, столько уверенности… И в самом деле, ему ни разу не случилось промахнуться. Вместе с ним успокоилась и Элисса. Теперь циркачи напоминали ей ангелов в сверкающих одеждах, с развевающимися золотыми волосами.
Музыка стала тревожной. Один за другим старшие Фоксы поднимались под самый купол, на маленькую площадку, едва не касаясь головой полотна. Тишина — и под барабанную дробь Саксен встал на трапецию, оттолкнулся и полетел над ареной. Он мчался, кувыркаясь самым немыслимым образом — и вдруг подхватил одного из братьев-акробатов, который по широкой дуге летел ему навстречу. Но зрители уже начинали понимать, что еще не видели настоящего «смертельного» номера. А гимнасты носились над ареной все быстрее, их кувырки становились все более рискованными. Наконец все трое собрались под куполом, и на арену снова вышел Зоррос.
— А теперь мы приглашаем кого-нибудь из почтенной публики полетать вместе с Фоксами!
В воздух тут же взметнулся лес рук. Кое-кто махал артистам, пытаясь привлечь их внимание, а заботливые родители старались, чтобы чадам это не удалось.
— Думаю, нам стоит предоставить уважаемому Саксену самому сделать выбор — не так ли? — спросил Зоррос.
— Мне так хочется, чтобы он выбрал меня, Соррель! — крикнула Элисса. Забыв обо всем, она вскочила, размахивая обеими руками — вокруг было слишком много желающих покататься на трапеции.
— Прошу тебя, девочка моя, сядь на место. Поверь: это последнее, что нам нужно. Еще одно потрясение — и у меня просто сердце не выдержит.
Но Саксен, грациозный и сильный, уже спускался, а его жена — Элисса почему-то решила, что это именно жена — раскачивала трапецию все сильнее и сильнее. С каждым разом дуга, по которой он пролетал над ареной, становилась все шире, веревка удлинялась… И вот золотоволосый красавец летит прямо над головами зрителей, чудом не задевая полотняные стены шатра.
— Выбирай! — скомандовал Зоррос.
— Вы-би-рай! — хором подхватила публика — Вы-би-рай! Вы-би-рай!
Элисса тоже кричала, подталкивала локтем Соррель, призывая ее присоединиться, и притопывала, стуча каблуками по деревянному настилу.
Саксен Фокс кружил над ареной, не обращая внимания на шум. Его помощница поколдовала с веревками, трапеция перестала вращаться, зато Саксен только что не сбивал шляпы с голов горожан. Казалось, ему не остановиться — иначе он упадет и разобьется. И тут, пролетая над толпой, он схватил Элиссу за руку и легко поднял ее на трапецию. Девушка знала, что Соррель что-то кричит ей вслед, но не слышала крика.