В следующие годы влияние «Азова» стремительно росло. К 2021 году их лагеря и тренировочные площадки стали Меккой для радикальных националистов, и это признавали многие, даже Конгресс Соединенных Штатов.
До тех пор, пока в игру не вступила Россия.
Именно в этот момент произошел обескураживающий сдвиг. СМИ, еще недавно критиковавшие «Азов», теперь пытались слепить из него образ спасителя Украины – пугающее свидетельство того, как телеканалы и новостные издания вместе со своими кураторами из ЦРУ манипулируют фактами. Да, все это касается не только «Азова». У Украины очень тесные связи с ее темным прошлым, особенно учитывая героизацию нацистского коллаборанта Степана Бандеры. Наследие Бандеры выжило, украинский национализм все так же переплетен с экстремизмом, а его проявления теперь уже видны даже невооруженным взглядом.
И вот я оказался здесь, в эпицентре хаоса. Я отправился в это путешествие в чрево украинского экстремизма, еще не полностью осознавая, что меня ждет в этой крепости неонацизма, вывесившей свои зловещие знамена на обозрение всего мира.
Когда наша группа журналистов прибыла на место, перед нами возвышался главный штаб «Азова», расположенный на вершине элитного жилого комплекса. За фасадом обычной жизни скрывался кипящий экстремизм. Несмотря на то, что ярко светило солнце, воздух с каждым шагом наливался тяжестью от предчувствия надвигающегося мрака, настойчиво напоминая о том, что настоящее зло не всегда прячется в тени.
Я переступил порог, и реальность оказалась до жути сюрреалистичной. Я словно попал в кошмар 1943 года, в инкарнацию нацистской вербовочной базы. Стены дышали атмосферой извращенной истории, каждый уголок был пропитан ядом радикальных идеологий. Свастики украшали все вокруг: от книг на полках до предметов мебели. Плакаты с изображением печально известного вольфсангеля – переплетенных букв «S» – явно демонстрировали приверженность обитателей этого места чуме нацистской идеологии.
Мой коллега-журналист Никита Третьяков жестом указал на свастики, украшающие тумбочку, – гротескное произведение искусства ненависти.
– Эта тумбочка принадлежит украинскому солдату, человеку, который презирал всех. Ненависть к антифашистам, исламофобия, восхищение взглядами фюрера – одним словом, токсичная смесь антисемитизма, антитурецкого и антирусского фанатизма, – пояснил он с тяжелым отвращением в голосе.
Я сдержанно кивнул, впитывая мрачную реальность окружающего пространства и чувствуя, как тяжесть этих слов неподъемным грузом ложится на мои плечи.
Экстремистская пропаганда в вербовочном центре полка «Азов», расположенном в его штаб-квартире
Никита взглянул на другую прикроватную тумбочку и зашелся сардоническим смехом.
– А вот еще один экземпляр. Они пытаются быть такими крутыми, – отметил он, показывая на стикер со словами «Все копы – ублюдки».
Я уловил тонкую иронию ситуации, учитывая, что я сам бывший полицейский, и понимающе улыбнулся.
Никита, не отвлекаясь, продолжал:
– А здесь они отдают дань уважения национал-социалистическим фашистам. Это наглая демонстрация их реальной сущности, которую они даже не пытаются скрыть. Но вот этот пугает больше всего. Слова «Никакой пощады» и фигура человека, в руке которого – отрезанная голова русского человека. А вот еще один интересный стикер, на нем написано: «Убей русского, это наша земля – Донбасс будет наш!». Наглядно, откровенно, жестоко.
Мой взгляд зацепился за наклейку с изображением черного нацистского солнца зонненрад – символа, который недавно попал в заголовки газет.
– Знаешь этот символ? – задал я риторический вопрос, уже зная ответ. – Он был изображен в манифесте стрелка из Буффало, который отправил на тот свет десять невинных душ, – ответил я на свой же вопрос, чувствуя, как воздух наливается свинцом.
Тумбочка в штабе «Азова», обильно покрытая экстремистской символикой
В голосе Никиты я услышал понимание и сочувствие.
– Нацистский экстремизм – это чума, – вдумчиво произнес он, подчеркивая каждое слово. – Это опасный заразный вирус, который стремительно распространяется вокруг, сея семена ненависти и превращая ненависть в жестокость. Мы уже видели, как эта зараза повергла весь мир в хаос.
В кабинете, где даже сейчас ощущался едкий запах человеческой злобы и ненависти, лежали идентификационные карточки членов «Азова». Их еще не успели выдать новобранцам, причем на них были напечатаны не только украинские, но и американские имена. У меня перехватило дыхание, когда фрагменты головоломки встали на свои места: это была глобальная инфекция.
Я прошел в соседнюю комнату и продолжил исследовать свидетельства порока и греха в этом убежище современного нацизма. По мере того как мы продвигались по территории комплекса, обстановка менялась.
Спустя непродолжительное время мы оказались в помещении, которое, судя по всему, использовалось прежде всего снайперами, с деятельностью которых я уже был довольно хорошо знаком. Мой взгляд упал на горы снайперских патронов, очевидно, сделанных на заказ. От их размеров по моему позвоночнику пробежал холодок. Закрыв глаза, я представил человека, прильнувшего к прицелу винтовки. В этом образе чувствовался холодный расчет и неутолимая жажда крови.
По мере того как я осматривал помещение, мой разум лихорадочно пытался разгадать значение тех деталей, которые подмечал мой взгляд. Многочисленные аккуратные ряды патронов наглядно показывали, с какой рвением и мастерством эти экстремисты подходили к своему грязному делу. Латунные гильзы, начищенные до зеркального блеска, мерцали в тусклом свете.
Я заметил, что на некоторых патронах отсутствовали капсюли. Опытный стрелок сразу поймет, что это боеприпасы не дилетантов, а настоящих мастеров. Отсутствующие капсюли – явный признак того, что они не использовали стандартные заводские боеприпасы, а подгоняли каждый патрон под себя и свои кровавые цели.
Какая-то непреодолимая сила тянула меня все ближе к этим массивным стопкам патронов, каждый из которых нес в себе не только вес металла и заряда, но и вес зловещих намерений тех, кто еще недавно здесь обитал. Этот арсенал словно кричал о том, что здесь велась подготовка к чему-то страшному. Это был не беспорядочный набор орудий смерти, а тщательно выверенная коллекция для реализации четко поставленной цели.
Я бросил взгляд на калибр —.338 Lapua Magnum. В самом названии чувствовалась мощь и смертельная точность. Этот патрон, известный своей дальнобойностью и разрушительным действием, был особенно любим снайперами. Я вспомнил те времена, когда сам стрелял такими патронами, и я хорошо знал, какой разрушительной силой они обладают. Это был патрон, по которому можно сразу отличить новичка от мастера. Патрон, требовавший мастерства, точности и стальных нервов для стрельбы на сверхдальние дистанции.
Однако, изучая гильзы, я не мог не отметить тщательность, с которой азовцы подходили к снаряжению своих патронов. Скрупулезно записанные значения веса – 91,1, 91,4, 91,9, 92,6, – где каждая цифра свидетельствовала о продуманном балансе между порохом, гильзой и пулей. Эти экстремисты не просто творили насилие – они применяли науку, используя законы физики, чтобы сеять хаос с ювелирной точностью.
Связь «Азова» с компанией Hornady стала настоящим открытием, бросающим на нее мрачную тень: американское производство теперь служило злому умыслу. Это осознание ударило как гром среди ясного неба: те самые патроны, которые использовались для подготовки и оснащения снайперов в США, теперь находятся в руках тех, чей разум разъеден ядом нацизма. Высокоточные боеприпасы использовались против мирного населения Донбасса: пожилых людей, женщин и детей, пытавшихся эвакуироваться.
Мы вышли из этого помещения, но дышать было все еще тяжело: мы не могли избавиться от жуткого ощущения поджидающей опасности. Увиденные нами снайперские патроны олицетворяли то, на что способны азовские экстремисты: они готовы преступить любые границы, оттачивая свой навык убивать. Это было жуткое зрелище, которое еще надолго останется в моей памяти как напоминание о таящейся в тени этого нечестивого святилища угрозе.
Мое внимание переключилось на футболку, украшенную зловещим символом черного солнца. «Эта футболка…» – снова вспомнил я тревожную историю о стрелке из Буффало. Ирония была поразительной: Запад так горячо осуждает этого стрелка, но так же горячо поддерживает стрелков из «Азова».
После штурма здания российскими военными здесь царил беспорядок, но среди этого хаоса ощущалось что-то знакомое. Повсюду были разбросаны военные уставы армии США, указывая на явную связь с моей родиной.
– Парни, взгляните, – сказал я, протягивая боевой устав, в котором были напечатаны пункты воинского этоса Министерства обороны США.
Сверху было написано имя бойца – Майк Пэйт.
– Если верить моим инстинктам, у этого парня должен быть внушительный послужной список, – пробормотал я, понимая, что это имя мне знакомо.
В этом центре украинского нацизма и экстремизма каждый уголок был частью пугающей истории. Символика, боеприпасы, кровавое эхо жестокости – все это рисовало мрачную картину. В моей голове все еще звучал голос Никиты, и действительность стала понятней, чем когда-либо раньше. Украина вовсе не была эпицентром зла: эта зараза охватила весь мир и выжидала подходящего момента, чтобы встать в полный рост.
Выкован в бою: руины злополучного комбината Ильича в Мариуполе
Основанный в 1897 году завод был создан предпринимателями Ротштейном из Пруссии и Смитом из США. Тогда он был «Никополь-Мариупольским горным и металлургическим обществом». Со временем завод превратился в одно из крупнейших металлургических предприятий на юге России. Он выдержал испытания мировыми войнами и революциями, модернизируясь после каждого кризиса, и только в 2016 году комбинат имени Ленина был переименован в честь известного советского металлурга Зота Ильича Некрасова. Некогда процветающий промышленный центр был также известен тем, что в годы войны производил критически важное оборудование для танков типа Т-34. Во второй половине XX века производственные мощности комбината были значительно расширены.