Наша пожилая собеседница, чей сильный дух выстоял, несмотря на все причиненные ей страдания, продолжила свой рассказ о невообразимой боли, которую принесла ей война. Она описывала ужасные вещи, которые видела своими глазами: безжалостное убийство мирных жителей, беспощадная расправа над безвинными детьми.
– Я пыталась выбраться оттуда, – призналась она дрожащим от волнения голосом. – Я увидела проезжающую машину, обычную гражданскую машину. В ней были дети, и украинцы начали по ней стрелять!
Шок в ее голосе был почти осязаем. Для нее, как и для любого порядочного человека, мысль о том, что дети могут стать мишенью, была немыслимой, отвратительной, извращающей все человеческое и гуманное.
Она продолжила свое повествование – печальную хронику беспощадных зверств украинских военных. Она говорила о десятилетнем мальчике, чья юная жизнь была жестоко оборвана одной безжалостной пулей. Жизнь, наполненная надеждами и возможностями, погасла в одно мгновение. Мать мальчика, и без того скорбящая о потере мужа, была убита горем, потеряв и ребенка. Женщина-снайпер, сделавшая роковой выстрел, так и осталась безымянным, безликим призраком смерти, скрывшимся за отдаленными раскатами выстрелов.
Женщина рассказала о том, как эти нелюди отчаянно просили помощи, когда пришли войска России. «Пожалуйста, помогите нам!» – кричали они. «Нет! Господь никогда вас не простит, и вам никто не поможет за то, что вы сделали», – твердо ответила она им. Ее осуждение было абсолютным, а чувство справедливости – непоколебимым.
В своей истории она поведала о невообразимой жестокости украинских военных, которые превращали дома в бетонные ловушки, а еще недавно спокойные дворы – в стрельбище. Здания поджигались, и прикованные к постелям жители оказывались в ловушке и мучительно погибали от стремительно наступающего пламени. Любой, кто отваживался выйти на улицу в поисках еды или воды, рисковал никогда не вернуться. Давление на психику, внушение чувства неопределенности и постоянного страха – орудия этой войны, которые украинские войска использовали против собственного населения.
– Мне трудно даже говорить об этом, – призналась женщина. – Меня поймут те, кто пережил это безумие. Об этом невозможно рассказывать спокойно. Это не фильм, который можно посмотреть и забыть. Это реальность нашей жизни, которая останется в памяти навсегда.
На этом грустная история не закончилась. Рассказы о страданиях этой женщины и ее борьбе за выживание напоминали рассказы матери о войне. Эта старушка прожила долгую жизнь, но теперь оказалась в самой гуще вооруженного конфликта, которого она не хотела, которого она не ждала.
– Моя мать жила во время войны. А теперь посмотрите, и нам приходится проходить через это, – грустно констатировала она, а я вновь подумал о цикличности истории, где каждый виток спирали сопровождается кровью и смертью.
Она поделилась историей Люды – еще одной невольной жертвы жестокой войны, чей дом превратился в груду пепла. Меня поразила хаотичность насилия, я не мог понять, что могло послужить причиной для того, чтобы направить огонь своих орудий на ни в чем не повинную старушку.
– Почему? Зачем? Наш дом запылал до самого основания, – вновь вспомнила женщина пережитый ужас.
Ее рассказ о языках пламени, поглощающих весь дом, выжигающих остатки кислорода, рисовал картины настоящего ада, где люди были вынуждены выбирать между мучительной смертью в горящем здании и градом неумолимых пуль снаружи. Пожилые соседи, которым было около шестидесяти лет, пытались выбежать на улицу, но всех их постигла незавидная участь: их отчаянные попытки спастись были прерваны залпами беспощадной пальбы.
Женщина вспомнила, как во время одного из немногочисленных перерывов в канонаде ей пришлось сделать выбор:
– Была какая-то передышка, около пятнадцати минут каждое утро. В один из таких перерывов я решила, что нужно выйти наружу. Но там было пусто. Ни еды, ни воды – ничего!
Пока женщина рассказывала, Маша, наш переводчик, заметно волновалась. Ее голос дрожал, а на глаза наворачивались слезы. Душераздирающая история поразила ее в самое сердце.
Но наша отважная собеседница не падала духом, твердое намерение рассказать миру свою историю придавало ей сил. Глубина ее физических страданий стала еще более очевидной, когда она рассказывала о своих попытках утолить невыносимую жажду. Обезвоживание при отрицательных температурах, усугубленное сильным страхом и стрессом, было жестокой пыткой для тела и духа.
– Я так хотела пить… хотя бы немножко теплой воды. Но температура была минус десять, шел снег. Даже природа была против нас, – сетовала старушка.
Она с горечью вспоминала, как, выйдя из подвала, обнаружила на улице РПГ, машины, груженные оружием, вездесущих азовцев и украинских военных. Она саркастично назвала их «нашими героями», и ее чувства были понятны: как может быть героем тот, кто отобрал у нее все, что было, разрушил ее маленький уютный мир. В ее глазах они были виновниками этого конфликта, унесшего бесчисленное количество жизней.
Пожилая женщина, ставшая символом несокрушимой стойкости перед лицом немыслимой жестокости, устало продолжала свой рассказ, больше походивший на сцены из фильма ужасов, чем на реальную жизнь.
– Вокруг валялись провода, осколки стекла, обломки и безжизненные тела, а я пробиралась через развалины, держа в руках одеяло. Почему я несла одеяло? Я даже не помню, – печально и немного растерянно заключила она. Как призрак, она шла по улицам опустошенного войной города.
Ее голос дрогнул, когда она рассказывала об одном ужасном случае, когда решила вынести мусор из своего убежища. Женщина вышла на улицу с ведром, но тут же столкнулась с холодным стволом винтовки, направленной прямо на нее. Здравый смысл заставил ее вернуться в подвал, но ее не отпускал страх того, что один из «защитников» попросту бросит туда гранату.
Она поделилась страшным воспоминанием о том холодном презрении, которое он выказал к жизням невинных людей:
– Я спросила его: «Ты понимаешь, сколько там стариков?» Он безучастно ответил: «Украинцы уехали на Украину. Все, кто остались здесь, враги. Сепаратисты и предатели. Таких мы убиваем».
Сорок изнурительных дней продолжалось их заточение в том подвале, и единственными минутами спокойствия были те недолгие периоды затишья, каждый из которых предзнаменовал новую бурю.
Когда украинские войска наконец отступили, наступило облегчение. Но ужас оставил настолько глубокий отпечаток в ее душе, что даже такие обыденные дела, как приготовление пищи, стали для нее невозможными. Спасение пришло вместе с военными России и ДНР.
– Они принесли воду и хлеб прямо в наш подвал. Мы не умерли с голоду только благодаря им, – призналась женщина с благодарностью в голосе.
Именно российские военные и волонтеры оказались их неожиданными спасителями в эти дни всепоглощающего отчаяния.
– Было очень, очень сложно, знаете ли. Конечно, больше всего пострадали старики. Поэтому спасибо тем, кто эвакуировал женщин и детей, – завершила она свой печальный рассказ о мужестве обычных людей в жестоких условиях кровопролитной войны.
Эхо надежды и тихая буря
В знойный день 11 августа судьба распорядилась так, что нам пришлось взять на себя непростую задачу: доставить священника и медсестру в самую гущу сражения, на самый передний край, где не утихало пламя конфликта. В чем заключалась их миссия? Придать храбрости русским войскам, стойко переносящим штурм. Мы без колебаний согласились.
Ян Гагин, человек с множеством связей по всему политическому спектру, отправился с нами. Но сначала мы направились к владельцу процветающей сети продуктовых супермаркетов «Манна». Его помощь заключалась в том, что он обеспечивал беженцев таким количеством продуктов, чтобы они могли не только утолить голод, но и воспрянуть духом.
Мы загрузили в автомобили несколько тысяч килограммов гуманитарки: лекарства, еду, предметы первой необходимости – и отправились в путь, в Мариуполь.
Мы с Машей возглавляли нашу экспедицию, а отец Андрей и медсестра Татьяна были под нашим присмотром. В их присутствии я ощущал особую энергию. Я понимал, что эти двое были воплощением надежды, которая должна была приободрить измученных войной людей.
Мариуполь встретил нас разбитыми улицами, где каждый камень, каждая воронка в земле были частью картины человеческих страданий. Наш караван рассредоточился по улицам, раздавая страждущим гуманитарную помощь, которую они принимали со слезами на глазах и словами благодарности на губах.
Ян Гагин доставляет гуманитарную помощь жителям Мариуполя
На обратном пути, однако, нас ждало еще одно приключение. Медсестра Татьяна, кладезь народной мудрости, попросила остановиться у одного невзрачного домика. В нем жила женщина, чью семью разлучила война. Она отчаянно хваталась за любые возможности, которые помогли бы отыскать ее родных. Ее просьба к нам была несложной: записать видео и бросить его в цифровой океан в надежде, что его увидят те, кто ей дорог.
Сказано – сделано. В измученном лице Ирины Ивановны (так звали женщину) читалась вся боль, которую ей пришлось пережить из-за этого конфликта. Я и Татьяна сели рядом с ее инвалидным креслом: война лишила ее конечностей, но не смогла сломить ее дух. Дрожащий голос женщины стал незримым хрупким мостиком между спокойной мирной жизнью в прошлом и хаосом настоящего.
Отец Андрей и я с Ириной в надежде воссоединить ее с семьей
– Вы родились и выросли здесь? – спросил я, предлагая начать издалека, лишь постепенно подводя разговор к тому, о чем больно даже говорить.
Но первые же слова Ирины были каплями мощного потока воспоминаний о доме, о муже, о сыне, который здесь родился. Она поведала о страшном дне 20 марта, когда судьба принесла ей невообразимую боль.
Артиллерия разорвала ее жилище, сорвав крышу со стен. Все вокруг охватил хаос, а языки пламени перекрывали выход. Ирина отчаянно пыталась потушить огонь, поглотивший все вокруг. Она пришла в сознание через три дня после этого кошмара, когда зимний холод уже крепко сковал ее обмороженные конечности. Ее вынесли че