ченские солдаты, оказавшие ей первую помощь. В их лицах она увидела сострадание и милосердие, которые стали проблеском надежды, вырвавшим ее из беспросветного отчаяния.
Следующие два месяца прошли в мучительной боли на больничной койке. В разрушенный дом она вернуться не могла, и на выручку ей пришла одна из медсестер, которая за ней ухаживала, предложив Ирине разделить с ней скромный кров. Даже во мраке войны человеческая доброта излучает неиссякаемый свет.
Ирина искала свою семью, затерявшуюся в охватившем их хаосе. Ее муж Вячеслав, сын Дмитрий, его возлюбленная Елена – все исчезли в тумане войны. Глаза Ирины были полны невыразимой боли от неизвестности, которая терзала ее изнутри. Она вновь и вновь повторяла их имена, как молитву, в надежде, что где-то далеко они ее услышат.
– Как вы думаете, они еще живы? – осторожно поинтересовался я, выискивая нити надежды в клубке отчаяния.
Ирина смерила меня гневным взглядом, словно вопрошая, как я вообще посмел в этом усомниться. Нет, ее уверенность была непреклонной: они были живы, их нужно было только найти. Любовь к ним гоняла ее по больницам, моргам и домам беженцев: она знала, что они живы, и она их обязательно отыщет.
Когда я это осознал, я обратился к своей камере с обращением к будущим зрителям. Мы протянули руку миру по другую сторону объектива в отчаянной надежде найти обломки разбитой семьи. Каждое слово в рассказе Ирины свидетельствовало о ее разбитой жизни. Она пронесла свой несломленный дух горящим факелом по темным коридорам войны, вдохновляя потерявшихся и отчаявшихся. Фотографии ее родных – сына Дмитрия и его девушки Елены – стали самым драгоценным, что у нее было, она не выпускала из рук потертые образы любимых людей.
Из-за пелены слез в камеру смотрел твердый и уверенный взгляд, пока Ирина рассказывала свою историю. Она излучала чистую и искреннюю надежду на то, что ей удастся найти своих родных, что жизнь вернется в мирное русло и снова станет нормальной. Свое обращение в объектив камеры Ирина завершила грустной, но уверенной улыбкой, надеясь на то, что вскоре печаль сменится радостью.
Шепотом она попросила нас не забыть о ее просьбе. Я пообещал, что сделаю все возможное, чтобы ее обращение увидело как можно больше людей во всех уголках России.
Я привез ее историю в Москву с твердым намерением исполнить обещанное. Однако у судьбы были совсем другие планы. В один из вечеров мой телефон тревожно зазвонил. Голос на другом конце сообщил новость, которую я ожидал и которой больше всего боялся. Соседка Ирины сообщила, что ее сын Дмитрий не пережил один из обстрелов, его сердце перестало биться вместе с угасающим звуком сирены скорой помощи. Семья Ирины не смогла спастись из этого ада и уехать в Россию. Они все погибли.
Ни я, ни Маша не смогли решиться на то, чтобы сообщить страшную весть Ирине. Мы возложили эту тяжелую обязанность на отца Андрея и медсестру Татьяну. Они помогали ей справиться с болью, а теперь стали хранителями ее правды. Теперь именно на их плечах лежала тяжесть выбора: сообщить женщине трагическую правду или сберечь ее и без того хрупкое сердце. Выбор между горечью и неизвестностью.
В этом шатком равновесии между надеждой и отчаянием мы покинули их. Рассказать разбитой горем женщине жестокую правду мы не смогли и оставили решение в руках тех, кто посвятил свою жизнь заботе о человеческом духе и теле.
Дорога в сердце Святогорска
Наша последняя поездка в самое сердце конфликта стала верхом безрассудной смелости. Наша знакомая из ДНР, Ясмин, рассказала о городе, охваченном огнем, жители которого прячутся от обстрелов в бетонных подвалах. Ярость НАТО – их дроны и бомбы в руках Украины – и беспорядочные обстрелы мирных жителей украинскими снайперами превратили их жизнь в ад. Даже женщинам и детям было опасно покидать свои укрытия: безжалостные палачи видели мишень в любом, кто осмеливался выйти наружу. Их призывы к человечеству остались неуслышанными. Ни одна гуманитарная организация даже не попыталась доставить запертым в этой ловушке отчаявшимся людям хоть какую-то помощь.
Итак, мы с отцом Андреем и медсестрой Татьяной отправились в самый эпицентр боевых действий – осажденный город Святогорск.
Наш караван состоял из «буханки» Никиты, бессменного руководителя проекта «Буханка», пассажирское сиденье рядом с которым заняла Ясмин, и нашего автомобиля Land Rover Defender, в котором ехали я, мужественная переводчица Мария, отец Андрей – воплощение веры – и медсестра Татьяна – хранительница жизни.
Нас не покидало ощущение, что смертельная опасность ждет за каждым поворотом, поэтому по запутанным улицам мы ехали небыстро, внимательно осматривая окрестности. Но дороги назад уже не было: автомобили были под завязку загружены продовольствием, медикаментами и предметами первой необходимости для тех, кто нуждался в этом больше всего, и мы не могли оставить их в беде. Счет шел даже не на дни, и если не мы, то уже никто не поможет несчастным.
Еще не так давно Святогорск был довольно оживленным городишком с населением 4500 человек. Сейчас в разбитом войной городе осталась едва ли треть, в основном женщины, дети и старики. Мужчины отправились на фронт отстаивать свою свободу, истинное понятие которой далеко от той извращенной версии, которую пропагандирует американское правительство. Войны США – это игры для политических элит, а мужчины Святогорска сражались за настоящую свободу.
Прикрываясь благородными образами свободы и демократии, американцы всегда стремились завладеть такими ресурсами, как нефть, газ, литий – в общем-то, любой товар, который можно украсть, набить за его счет собственные карманы, а заодно и наполнить банковские счета военно-промышленных гигантов и их владельцев. Средства массовой информации и ЦРУ одурачили американский народ. За громкими заявлениями о защите демократии скрывались низменные алчные интересы.
Здесь, в Святогорске, люди ютились в бомбоубежищах и подвалах под непрекращающимся шквалом артиллерийских обстрелов. Некогда оживленные улицы опустели, как пусты и сердца тех, кто превратил свой собственный народ в пешки на арене геополитических сражений.
Наша миссия в этом городе была опасной: военные дроны, снаряды, снайперы и ракеты могли оборвать наши жизни в любой момент. Но мы придерживались нашего плана с ювелирной точностью, понимая, что права на ошибку у нас нет.
Всего за несколько дней до этого мир увидел мрачную картину города через объективы бесстрашных журналистов. В эфире украинского телевидения показали лица тех, кто превратился в мишень для своей собственной армии. В их глазах был всепоглощающий страх не только за свою жизнь, но и за жизнь тех, кто находится по другую сторону фронта: психологическая война, пусть и невидимая глазу, началась задолго до того, как развернулись боевые действия, и весь мир видел ее результат.
Подвалы стали убежищем, где крики невинных сливались в хор голосов, просящих помощи. Отец Андрей читал молитвы и совершал литургию, пытаясь заглушить канонаду орудий снаружи. Медсестра Татьяна оказывала помощь больным и раненым, стараясь облегчить страдания тех, кто пострадал в этой войне. Но даже их усилия едва ли могли развеять туман отчаяния.
Мы с Машей вышли из укрытия и вместе с Никитой принялись разбирать гуманитарку, которую привезли, несмотря на опасность оказаться под артиллерийским обстрелом. Отчаявшиеся люди нуждались в нашей помощи, и именно поэтому мы приехали сюда, забыв о собственной безопасности.
Выгружая коробки из машины, мы оглядывали разрушенный войной город. Обугленные остовы танков с разорванными гусеницами и руины на месте жилых домов рисовали печальную картину безысходности – шрамы войны изуродовали не только этот город, но и души тех, кто стал свидетелем развернувшегося ада.
Мария вновь удивила меня своим мужеством. Воронки от снарядов под ногами, отверстия от выстрелов снайперов в стенах задний – ее уже ничто не могло испугать.
Она обещала быть непредвзятой, и она исполнила свое обещание. На пути обратно она только и повторяла: «Это должно прекратиться. Пусть это уже закончится».
Мария Лелянова бесстрашно осматривает линию фронта в Святогорске, несмотря на находящихся неподалеку снайперов
Уже дома, в Москве, я спросил ее, что она думает после нашей поездки в Святогорск. Разрушения, плач детей в подвалах и стоны раненых были еще свежи в памяти. Мария ответила, что все еще верит в скорое завершение этого ужасного конфликта.
Но даже в кромешной тьме мы увидели проблески надежды. Лица и голоса святогорцев были символом неукротимого духа и искреннего стремления к свободе от тех, кто предал их. Как и Мария, они верили, что станет лучше, что солнце выйдет из-за кровавых облаков, а вместо артиллерийских снарядов над их головами снова будет ясное мирное небо. Когда мы уезжали, их надежда эхом отдавалась в наших сердцах, подтверждая, что среди разрушений человеческий дух остается несокрушимым.
Святогорск стал свидетельством нашей решимости, маяком, который манил нас вернуться. В мире, полном проблем, мы понимали, что даже самые незначительные усилия могут разжечь пламя перемен. Мы уезжали, будучи твердо уверенными, что эти отважные души, эти бойцы за выживание и свободу заслуживают перемен к лучшему.
Ясмин и Алексей
В мозаику конфликтов вплетаются не только истории о доблести и отчаянии – иногда среди дыма и грязи расцветает любовь. История Ясмин тому подтверждение. У тех, кто сопровождал меня в моих путешествиях на страницах этой книги, ее имя вызовет воспоминания о наших усилиях по доставке помощи попавшим в ловушку жителям Святогорска. Ее стойкость и мужество, проявившиеся в те мрачные часы, произвели на всех нас неизгладимое впечатление.
Судьба, видимо, приготовила для нее нечто большее, чем просто борьба за выживание. Среди солдат, бдительных стражей Донбасса, она встретила Алексея Михалева. Чита, расположенная на Дальнем Востоке России, с его бескрайними пейзажами, была для него домом. Но теперь, встретившись на этой войне, они нашли утешение и любовь друг в друге. Напряженная обстановка на поле боя помогла им сблизиться, и в итоге они связали себя узами брака. Во время одной из наших командировок Маша подготовила в подарок молодоженам целый ворох вещей, в том числе спальные мешки.