– Пока не пришли русские, в городе не было ни одного автобуса. Только потом началась массовая эвакуация, тысячи людей уехали в Россию.
– Двадцать третьего марта мы вернулись домой. Через два дня в Россию поехали десятки, если не сотни автобусов с людьми, – добавила Лена.
Тяжелым от эмоций голосом Валя продолжила:
– Когда мы вернулись в Мариуполь, мы как будто приехали в другую страну. Конечно, откуда-то издалека доносился грохот взрывов, но мы решили не оставаться в стороне и попытались заняться полезным делом. Несмотря на прохладную мартовскую погоду, мы готовили на улице еду и раздавали нуждающимся.
Я окинул взглядом то, что осталось от здания театра, и попытался представить, что здесь было в спокойное мирное время.
В этот момент совершенно внезапно сверху посыпались обломки – обрушилась часть потолка рядом с нами. Майк, Маша и я быстро сориентировались и отвели женщин подальше, чтобы никто не пострадал от очередного куска бетона, падающего на голову.
– Видите ту лестницу? – дрожащей рукой указала Валя, бросив на меня полный печали взгляд. – Там подвал. В нем укрывались семьи, дети. У нас есть фотографии людей, которые спали под этой лестницей. – Она остановилась, но через пару мгновений сдавленным голосом продолжила: – Мы только поднялись из подвала, чтобы покормить детей, когда раздался оглушительный взрыв. Такой ужас… Люди запаниковали, все вокруг кричали, дети звали родителей, родители искали своих детей. Я даже не знаю, сколько человек тогда погибло.
Лицо Лены побледнело, еле слышным шепотом она произнесла:
– Тела… Оттуда вынесли так много тел. Когда мы проходили мимо них, я узнала свою соседку. Рядом с ней лежала еще женщина… Мы ничего не могли сделать… Мы выбежали на улицу, укрылись в ближайшем кафе через дорогу и из окна смотрели на полыхающие остатки здания театра.
Дрожащим от нахлынувших воспоминаний голосом Валя продолжила:
– Был там один парень, носился вокруг, искал кого-то. Мы посоветовали ему проверить подвал. Он нашел там девочку лет пяти, она была ранена. Мария и несколько других женщин выбежали на дорогу, пытались остановить хоть какую-нибудь проезжающую машину, попросить о помощи. Но МЧС, скорые, полиция – все просто проносились мимо.
По щекам Лены ручьями полились слезы:
– Никто не остановился. Ни один человек!
Валя сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
– К нам присоединились люди из кафе, в которое мы забежали, и наконец одна машина остановилась. Они помчались с этой девочкой в больницу, просто чудом она выжила.
Лена ожесточенно перебила:
– А украинские военные заблокировали дороги! Они под дулом автоматов заставляли водителей выходить из машин. Я своими глазами это видела! Один мужчина просил не забирать его машину, сказал, что она ему нужна, чтобы эвакуировать детей. Но они просто сказали ему идти пешком и забрали машину!
Валя кивнула и добавила:
– Я тоже видела. Вон за тем углом. Если ты добровольно не отдавал машину, они простреливали шины. Им было все равно. Но были и положительные моменты: некоторые добровольцы приносили одеяла, матрасы и даже игрушки. Помогали, как могли, давали хоть какую-то надежду.
Я осторожно поинтересовался:
– Некоторые утверждают, что Россия разбомбила этот театр. Это правда?
Лена смерила меня недоверчивым взглядом и ответила:
– Нет, это не был авиаудар. Было несколько взрывов в разных частях здания. Если бы взрыв был где-то сверху, все здание разлетелось бы по камешкам. Никто не слышал никаких самолетов. Все, что на Западе говорят об этом, это неправда.
Валя добавила, показывая рукой вверх:
– Там раньше была великолепная люстра. Она упала и вдребезги разлетелась. А так красиво было.
Майк с нескрываемым любопытством поинтересовался:
– Зачем они вообще это сделали?
Лена обреченно выдохнула перед тем, как дать ответ:
– Для них мы всего лишь сепаратисты. То, что они творят, – настоящий фашизм. Ни один нормальный человек не будет использовать мирных жителей в качестве живого щита, прятаться за спинами женщин и детей. И вот вдруг четырнадцатого числа они все просто испарились. Я думаю, они просто хотели обвинить Россию в том, что они сделали. Снимали нас на камеру, чтобы показать миру наши страдания и попытаться обелить себя и очернить русских. Отличные кадры для их пропаганды.
Я напряженно обдумывал сказанное, пытаясь собрать кусочки пазла в единую картину.
– Вы упомянули русских. Вы имели в виду военнослужащих?
Лена эмоционально выпалила:
– За тем домом засел украинский снайпер, охотился. Каждый раз, когда дочь пыталась выйти к русским за едой, по ней стреляли. – Она глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. – Но русские… они помогли. Когда ребенок добежал до них, он передали ей молоко, кашу – все, что у них было. И дело было не столько в еде, сколько в отношении, в сочувствии.
В Майке снова проснулся журналист, и он спросил:
– Вы хотите сказать, что российские военные помогали детям?
– Да, когда они узнали, что здесь есть дети, которым нужна помощь, они собрали все, что могли. Они спрашивали, почему мы приходим к ним без мешков, чтобы они могли сложить в них еду. Они отдавали нам свою еду. Мы просто просили молока для детей, и они каждый день нам его давали.
Майк нахмурил брови:
– А украинцы?
Лицо Лены потемнело:
– Солдат пришел туда, где укрывалась ее дочь. Она слышала, что украинцы заняли Дворец культуры металлургов. Она спросила этого военного о людях, которые находились в этом здании. Он ухмыльнулся и ответил: «Дворец культуры? Его нет. Все, кто там был, сдохли». Он выбрал именно это презрительное слово, показав, как они на самом деле относятся к жизням этих людей. Это просто бесчеловечно.
Я с силой сжал челюсти и процедил:
– Это больше, чем просто война. Это утрата человечности.
Следующий вопрос Майка прозвучал напряженно:
– Что бы вы хотели сказать западным странам?
Лена твердо посмотрела в объектив камеры и уверенно произнесла:
– Передайте людям на Западе, чтобы не верили пропаганде Зеленского. И чтобы не верили НАТО, США, Великобритании и Европейскому союзу. Они просто используют Украину как пешку в своей игре против России. От всего этого страдают обычные люди. А фашизм, который расправил крылья на Украине, процветает не только здесь. Эта раковая опухоль растет везде на Западе. А Борис Джонсон? Он на все это смотрит и нагло улыбается.
Валя, взволнованная ответом подруги, добавила:
– То, что здесь происходит, это именно фашизм. Украинцы шаг за шагом готовили, провоцировали эту войну. Но Россия воюет не с Украиной. Дело не в государственных границах или политических интригах. Это борьба против НАТО. Хотя это, наверное, слишком упрощенный взгляд, но это не меняет сути. Это НАТО воюет с Россией.
Лицо Лены исказилось в болезненной гримасе:
– Когда Россия воюет с Украиной – это братоубийственная война, которую спровоцировали внешние силы. Рушатся родственные узы, связывающие наши народы. США и НАТО тянут за ниточки, заставляя брата идти против брата. По сути, это кровавая гражданская война. Все ради военного превосходства и наживы.
Майк глубоко вздохнул, осознавая сказанное, а Лена продолжала:
– Вспомните Минские договоренности. Почему их не исполняли? А Меркель сама призналась, что их срежиссировали для того, чтобы Украина могла нарастить свои военные возможности, чтобы НАТО могла их обучить и вооружить. Этот кризис уже давно назревал. А теперь взгляните на Мариуполь. Россия не сидит сложа руки. Она отстраивает город. Всего за два месяца построили новую инфраструктуру. Многоквартирные дома, коммунальная система. Жизнь налаживается.
В голосе Вали засквозили нотки отчаяния:
– А что будет, если сюда вернется Украина? Они устроят чистки, безжалостно нас истребят. Нас бы посадили в тюрьму просто за то, что мы рассказываем о том, что русские давали нам еду. Или того хуже, убили бы нас за то, что мы не повторяем их лживую пропаганду.
В разгар геополитической борьбы голоса угнетенных часто остаются неуслышанными. Свидетельства Лены и Вали проливают свет на страшную историю о выживании, предательстве и высокой цене войны. Когда государства борются за влияние и сталкиваются противоположные нарративы, важно помнить о настоящей цене войны – бесценных человеческих жизнях.
Подрыв «Северного потока»
Эти взрывы всколыхнули весь мир – в прямом и переносном смысле. Разрушение трубопровода «Северный поток» 29 сентября 2022 года было ужасающей катастрофой, в результате которой были нарушены каналы поставки российского газа в Германию. Ударная волна прошла по всем политическим ландшафтам, вызвав бесчисленное количество вопросов, обвинений и подозрений.
Я сразу же понял, что за этим стояли США. Предположения о том, что это безо всякой причины сделала Россия, я отмел сразу как абсолютно бессмысленные.
«Северный поток» всегда был не просто каналом транспортировки газа. Он был воплощением политических альянсов и экономических рычагов, центром напряженности, амбиций и жадности.
Стремление положить конец «Северному потоку», разорвать экономические связи между Россией и Европой, заставив последнюю покупать американские ресурсы, зародилось уже давно. Эту мечту вынашивали американские политики и магнаты – идея, продиктованная корыстными интересами и завуалированная риторикой о национальной безопасности и экономическом процветании.
В течение многих лет США в интересах американских энергетических компаний добивались закрытия «Северного потока». Они развернули масштабную кампанию, полную лицемерия и политических манипуляций, прикрываясь громкими заявлениями о европейской энергетической безопасности.
В тускло освещенных кабинетах Вашингтона, где принимаются решения и вершатся судьбы, «Северный поток» рассматривался одновременно как угроза и как возможность. Он был продолжением российского влияния, связующим звеном между Европой и Москвой, цепью, которую можно разорвать и перековать в соответствии с американскими интересами.