Эва Виренстрём-Берг.
~~~
Свиная вырезка с запеченным картофелем. И вино — риоха урожая восемьдесят девятого года. Сто семьдесят две кроны за бутылку.
С тем же успехом можно было подать жидкость из держателя для унитазной щетки. О чем она, кстати, действительно подумывала.
За едой они не сказали друг другу ни слова, все общение шло через Акселя. Он сам зажег свечу на столе и сейчас сидел на своем складном стульчике, считая, что начался маленький праздник. Вечер пятницы. Он даже не догадывался, что все праздники в этом доме закончились навсегда и что человек, который их отнял, сидит сейчас справа от него и запихивает в себя еду, чтобы как можно скорее сбежать в кабинет.
Бросив на нее беглый взгляд, Хенрик встал и поднял со стола свою тарелку.
— Ты доела?
Она кивнула.
В другую руку он взял жаропрочную форму с остатками мяса и направился к мойке.
Эва осталась за столом. На мгновение удивилась, как он не обжегся — форма вряд ли успела остыть.
Молча и ловко он убирал со стола, ополаскивал посуду и ставил ее в посудомоечную машину.
Семейный ужин закончен.
Он длился семь минут.
— Аксель, начинаются мультики, пойдем, я включу телевизор.
Аксель слез со стула, и они скрылись в гостиной.
Она так и сидела со своим бокалом вина, он забыл взять его у нее, когда убирал. В бутылке осталось меньше половины, вино он едва пригубил.
Первый раз телефон зазвонил, когда на часах было без четверти двенадцать. Аксель заснул перед телевизором еще в восемь, и Эва отнесла его к ним в спальню. Остаток вечера она провела в одиночестве на диване, уставившись на экран с быстро меняющимися картинками. Когда раздался звонок, Хенрик случайно оказался не в своем кабинетном укрытии, а в туалете. Первой успела ответить она:
— Эва.
Ни звука в ответ.
— Алло?
На другом конце отключились.
Она стояла, прижав трубку к уху, и чувствовала, как растет гнев. Чертова шлюха! Даже в пятницу вечером, когда он дома с семьей, она не может оставить их в покое.
Она услышала звук спускаемой воды, одновременно открылась дверь и в следующую секунду он показался на пороге комнаты.
— Кто звонил?
Вернув трубку на место и изо всех сил стараясь не показать, что задета, она перелистнула страницу рекламного буклета из «Консума» и ответила:
— Не знаю, ничего не сказали.
По его лицу пробежала тень беспокойства.
И он снова ушел в кабинет.
Дверь едва успела закрыться, как тишину нарушил новый звонок.
И на этот раз она успела первой.
— Да?
Снова отбой. И новый сигнал, едва трубка коснулась рычага. На сей раз Эва ничего не говорила, а просто слушала чье-то дыхание.
Но тут вдруг раздались слова:
— Алло?
— Да, это Эва.
— Здравствуйте, это Анника Экберг.
Мама Якоба.
— Мама Якоба из садика. Простите, что звоню так поздно, но вы ведь еще не спите?
— Нет-нет, все в порядке.
— Я только хотела спросить. Это ужасно глупо, но Оса, мама Симона, только что позвонила и рассказала, что Лассе получил странный мейл от Линды Перссон из сада.
— Странный мейл?
— Можно так сказать. Признание в любви.
— Что?
— Да.
— Папе Симона?
— Да, но это еще не все. Мы проверили нашу почту и выяснили, что мы тоже получили это.
— Любовное письмо?
— Ну да, такое же, как и у них, слово в слово. Я надеюсь, оно адресовано Челле, а не мне, но там это не указано. Челле страшно рассердился. Из письма можно сделать вывод, что между ними есть какие-то отношения.
— Какая чушь.
— Вот-вот, но я не знаю, что мне делать.
— А это не может быть какая-нибудь ошибка?
— Не знаю. Письмо отправлено с ее рабочего адреса. Может, она собиралась послать его кому-нибудь другому, но как-то это уж очень по-дурацки. А если так кто-то пошутил, то получилось не очень весело.
Кому как.
— Да, пожалуй.
— Я хотела спросить, может, Хенрик тоже что-нибудь получал?
Она вдруг ощутила необыкновенную бодрость.
— Подождите минутку, я проверю. Хотя нет, мне нужно прервать разговор, чтобы подключиться к Интернету. Я вам перезвоню.
— Хорошо.
Она повесила трубку. Это нужно делать спокойно и без висящей на проводе мамы Якоба. Она улыбалась в темноте, приближаясь к двери и открывая ее без стука. Все, лавина пошла. И неведомо где остановится. Почему-то это даже и не интересно. Все равно всему конец. Осталась только цель — причинить боль в ответ. Наказать.
Он сидел за столом, положив руки на колени и глядя перед собой. В компьютере включился спящий режим, по экрану рассыпались разноцветные кольца. Он слегка повернул голову, услышав, что она вошла.
Но не посмотрел на нее.
— Кто это был?
— Анника Экберг, мама Якоба из садика. Ты давно проверял почту?
— В каком смысле?
— Понимаешь, это чистое безумие, но отец Якоба и отец Симона получили по электронной почте любовные письма от Линды Перссон из сада.
Даже спина выдала его реакцию.
Успело пройти секунды две, прежде чем он оглянулся на нее. Едва глянул в глаза — и снова уткнулся в экран компьютера. Она, наверное, заразная.
— Вот как. И что же там было написано?
Врать он не умел никогда. Неужели он сам себя не слышит? Это деланое безразличие — просто издевательство над ее интеллектом.
— Я не знаю. Они попросили проверить, не получил ли и ты что-нибудь подобное.
Она подошла и встала рядом, прекрасно осознавая, что сейчас ему придется показать ей адреса всех, кто писал ему в последнее время.
Он быстро опомнился:
— Я только что проверял, ничего такого у меня в почте нет.
— Посмотри еще раз.
— Зачем?
— Может, только что пришло.
— Но я проверял пять минут назад.
Он раздражен. Раздражен и зол.
Вот это настоящее удовольствие.
— Пять минут назад я говорила по телефону, и соответственно ты ничего проверить не мог, верно?
Он тяжело вздохнул. Всем своим видом показывая, что считает ее крайне назойливой.
— Может, это было восемь минут назад, я, к сожалению, не засекал время.
— Тогда почему ты не хочешь проверить еще раз?
— Да говорят же тебе, черт возьми, что я только-только проверял.
А голос-то — подавленный! Ты напуган и легко выходишь из себя. Знаешь, а ты бы почувствовал себя намного легче, если бы сейчас встал и во всем признался, трус проклятый.
— Дай мне телефон.
— Кому ты собираешься звонить?
— Аннике.
Он протянул ей беспроводной телефон, она нашла номер в телефонном списке на доске над столом. Анника ответила после первого сигнала.
— Это Эва.
— Ну как?
— Он говорит, что ничего не получал.
В трубке воцарилась тишина.
Хенрик сидел как будто парализованный, уставившись на перемещающуюся по экрану змею из колец.
А Эва думала о своем следующем шаге. Улыбнувшись про себя, посмотрела на его затылок и заговорила, превращая каждый слог в боевой снаряд:
— Мне кажется, мы должны дать Линде возможность все объяснить. Я практически не допускаю мысли, что она послала эти письма умышленно, но, если мы не выясним все обстоятельства, пойдут разные слухи. Думаю, нам надо обзвонить всех и вечером в воскресенье провести собрание. Я могу заняться этим, если хочешь.
Она услышала, как мать Якоба вздохнула на другом конце провода.
— Не хотела бы я оказаться на этом собрании в ее шкуре.
Эх, знала бы ты, что это за шкура.
— И я. Вот уж действительно. Но что поделать?
Так она по крайней мере сможет все объяснить.
Хенрик сидел не шелохнувшись, когда они закончили разговор.
Только шея полыхала огнем — снаряды били без промаха.
Этой ночью она заснула мгновенно. Усталость взяла свое, но, помимо этого, вернулось ощущение безопасности. У нее полный контроль над ситуацией. Ей никто не страшен. Все уже предопределено.
План «А» оказался провальным, несмотря на все предпринимаемые в последние годы попытки. Теперь вступает в силу план «Б». Нужно всего лишь кое-что просчитать. Она сама решит — удастся ему сломить ее или нет, выбор за ней. И уж этой радости она ему не доставит. Больше того — заставит его заплатить за свое предательство, и материально, и морально. Это она раздавит его, а когда он поймет, что происходит, будет слишком поздно. И окажется там, где ему самое место.
В полном одиночестве.
Ее разбудил телефонный звонок. Взгляд машинально упал на циферблат будильника. Кто может звонить в 6:07 в воскресенье? Эту дрянь совсем не учили приличным манерам?
Она взяла беспроводной телефон и успела ответить до второго звонка:
—Алло.
Хенрик повернулся к ней спиной и продолжил спать.
Кто-то дышал ей в ухо.
— Алло?
Ответа нет.
Она отбросила одеяло, встала и вышла из спальни. В кабинете закрыла за собой дверь.
— Тебе что-то надо? Тогда скажи об этом, раз уж все равно звонишь и нас всех будишь.
Полная тишина в ответ. И все же она чувствовала чье-то присутствие на другом конце провода.
Она столько всего хотела бы ей сказать. Слова стремились из мрака наружу. Но ей нужно сдерживаться, она не должна признаваться, что все знает. Иначе она утратит власть. И план «Б» провалится.
— Иди к черту!
И она нажала отбой.
Заснуть после этого было невозможно. Она снова залезла под одеяло и какое-то время просто лежала, уставившись в потолок. Аксель во сне подобрался ближе и, теплый, прижался к ней. Она легла на бок и рассматривала его красивое спокойное лицо. И внезапно ощутила страшную тяжесть в грудной клетке. Она несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь унять боль, но воздух, не прекращая давить на нее, рвался наружу.
Она легла на спину, и у нее тут же заболела левая рука, боль была такой сильной, что она не могла сдержать гримасу. Не плакать, соберись же! Думай о чем-нибудь, попробуй сосредоточиться на чем-то другом.
Дом. Метр за метром она перемещалась по родному дому, вспоминая каждую ступеньку, скрип каждой половицы. Прикосновение к витой ручке входной двери, уверенные голоса родителей, они зашли к ней в комнату, ступают по деревянному полу и думают, что она спит. Бакелитовый выключатель в старой детской, который надо было обязательно проворачивать дважды, иначе он не срабатывал.