Взяв вторую бутылку, она направилась через прихожую к открытой двери. Ванна была наполнена до краев, пена соблазнительно поблескивала. Она почувствовала, что ей стало легче. Сейчас она отдохнет.
— Вот полотенце.
Он протянул ей голубое махровое полотенце. Тщательно сложенное, край в край, до сантиметра. Она попробовала воду и положила полотенце на крышку унитаза. На неохотно развернувшемся полотенце остались глубокие следы от заутюженных складок. Она повернулась к нему. Он не уходил. Но она не раздевалась, и он, видимо, понял ее молчаливое требование.
— Отдыхай и не торопись. Можешь находиться здесь сколько хочешь.
— Спасибо.
Он вышел и закрыл дверь, она повернула замок, и когда белый полумесяц на его ручке стал красным, она медленно сняла одежду и погрузилась в пену, поставив бутылку на край ванны. Подобие покоя. Сидр свое сделал.
Проблема в их районе. Она должна уехать. Уже сейчас ей легче только оттого, что она находится в другой части города. Здесь она снова может дышать, а значит, мысли скоро снова станут ясными, и она поймет, что хоть и наделала ошибок, но виновата во всем не одна. У нее были основания. Если они продадут дом, она сможет переехать ближе к центру, Аксель пойдет в другой сад, там, где их никто не знает.
Она сделала новый глоток.
— Тебе хорошо?
Его голос прямо за дверью.
— Да, конечно, спасибо.
Ей показалось, что он ушел, но тут он заговорил снова. Голос звучал еще ближе, как будто он шептал прямо в дверную щель:
— Я не сделаю тебе ничего плохого. Наоборот. Ты же понимаешь это, да?
Неприятный укол сквозь благотворную родную пену.
— Да.
— Хорошо.
Она снова удобно устроилась и закрыла глаза, но тут она услышала звук. Повернула голову и увидела, как красный полумесяц становится белым, а в следующую секунду дверь открылась и появился он. Она опустилась как можно ниже, чтобы спрятаться в пене.
— Пожалуйста, мне бы хотелось, чтобы меня оставили в покое.
Он ей улыбался.
— Здесь ты в покое.
Он поднял полотенце, положил его себе на колени и сел на крышку унитаза.
— Но я хочу побыть одна.
Он снова улыбнулся, на этот раз горько, словно сожалел, что она не понимает своего счастья.
— Разве ты недостаточно была одна?
Она вдруг испугалась. Захотела встать и уйти из этой квартиры. Но он не должен ее видеть.
— Почему ты так напугана? Ведь я уже знаю, как ты прекрасна. Однажды ты уже показала мне это, и разве я смогу когда-нибудь это забыть?
— Я же сказала, что мы только выпьем сидр.
— Да. И мы уже выпили по два. Ты можешь пить сколько хочешь. Я все их купил для тебя.
В нем не было ничего угрожающего, он излучал искреннюю доброжелательность. И все-таки что-то подсказывало ей, что она должна уйти отсюда, и сделать это как можно скорее.
— Подожди немного, я принесу тебе кое-что красивое, что ты сможешь надеть после ванны.
Он встал.
— Не нужно. У меня есть своя одежда.
— Но ты заслуживаешь чего-нибудь покрасивее.
Цапнув ее одежду и полотенце, он скрылся в прихожей.
Она встала и, стараясь действовать как можно быстрее, схватила полотенце для рук. Нужно уходить. Полотенце скользило по телу, покрытому пеной, словно водоотталкивающей пропиткой.
Он вернулся.
Она попыталась по возможности прикрыться.
Он остановился в полушаге. Словно забыл обо всем и видел ее впервые. Смущенно отвел глаза при виде ее наготы.
— Прости.
— Дай полотенце.
Бесконечно медленный взгляд. По полу, через коврик, к ванне, от плитки к плитке подбирающийся к ней. И вот уже достигший ее обнаженного тела, отчаянно прикрываемого крошечным полотенцем, — и все его лицо вспыхнуло неподдельным восторгом. У него перехватило дыхание, когда он коснулся глазами ее бедер и, спешно перескочив полотенце, поднял взгляд выше к груди.
— Боже, как ты красива.
Его голос дрожал.
— Дай мне полотенце!
От резкого окрика его взгляд сорвался, и он снова уставился в пол. Потом положил что-то на крышку унитаза, попятился к прихожей, вышел и закрыл за собой дверь.
Быстро выбравшись из ванны, она попыталась вытереться.
— Отдай мне мою одежду!
— Она лежит на крышке.
Она вздрогнула от близости его голоса, он не отошел от двери. Взяла то, что лежало на закрытом унитазе. Ни за что. На подкладке, заношенной до лоска и катышков.
Старый цветастый халат.
— Мне нужна моя одежда.
— Зачем ты сердишься? Твою одежду я замочил в кухонной мойке. Надевай халат, выходи, и мы все с тобой обсудим.
Голос по-прежнему совсем рядом.
С ним что-то не так. Без сомнения. Но насколько он опасен? Нужно ли ей быть начеку? Единственное, в чем она уверена, — ей нужно срочно отсюда уйти, но у нее нет одежды. И на свете нет ни одного человека, который будет ее искать. А если вдруг и станет, то не будет знать, где она находится. Она должна решиться выйти из ванной. Поговорить с ним. «Мы с тобой все обсудим» — но вот этого она как раз делать не собирается. Между ними не может быть ничего общего, и именно это она должна как-то ему объяснить.
Она с омерзением посмотрела на халат. На воротнике грязная коричневая полоска. Но, преодолев отвращение, все же надела его, стараясь не обращать внимания на запах въевшейся грязи и старого гардероба.
Взялась за дверную ручку и глубоко вздохнула.
— Я выхожу.
Ни звука в ответ.
Она осторожно выглянула за дверь. Темно. Свет в прихожей погашен. Инстинктивно она выключила лампу в ванной — словно сама хотела раствориться во мраке. Открыв дверь пошире, заметила отблеск свечей из комнаты. Бросила взгляд на входную дверь, хотя прекрасно помнила звук, с которым он запирал все замки. Ключи он положил в карман брюк. Она сделала шаг к свету. Тишина. Остановилась. Еще шаг — и он заметит ее в проеме двери. Тут внезапно раздался его голос, и она вздрогнула.
— Иди сюда.
Она не выходила из тени.
— Иди сюда, пожалуйста, я не собирался тебя пугать.
— Чего ты хочешь? Почему я не могу просто взять свою одежду?
— Конечно, можешь, но она сейчас мокрая, иди сюда, поговорим, пока она высохнет.
Какой у нее выбор? Сделав последний шаг, она заглянула в комнату. Он сидел на краю кровати. От ее стоявших у самой двери ног к нему вела аллея из чайных свечей. Заранее проложенная тропа, визуализирующая его мечтания. Эва уже собралась возразить, объяснить — что бы ни случилось здесь в прошлый раз, повторить это невозможно. Но потом увидела его лицо и опешила. Он смотрел не на нее, он не искал ее глаза. Его взгляд был прикован к цветастому халату. И вдруг совершенно неожиданно его лицо исказила гримаса, а тело сжалось и поникло. Он посмотрел в сторону, и она догадалась, что он пытается скрыть рыдания. Она чувствовала полную растерянность. Что ему нужно?
Она молчала. Просто стояла у входа и смотрела на него. Вся его поза свидетельствовала о безуспешных попытках защититься от ее непрошеных взглядов. Пару раз всхлипнув, он так и сидел, уставившись в пол, а потом провел по лицу рукой и с сомнением поднял на нее глаза, пристыженный и смущенный.
— Прости.
Она не ответила. И посреди всего происходящего вдруг поняла, что комната изменилась. Холодные стены, испещренные следами гвоздей, на которых висели те странные картины.
Он снова посмотрел на пол и свечи.
— Несколько лет я не зажигал свечей, но потом купил их на случай, если ты придешь и я все-таки решусь.
Его слова звучали как неловкое признание, и сейчас он казался таким же голым перед ней, как она перед ним в ванной. Словно он желал искупить свое тогдашнее вторжение. Страх отпустил ее. Он просто уловил не те сигналы, когда она согласилась пойти к нему домой. Да и можно ли его осуждать? Конечно, он рассчитывал на то, что она даст знать о себе. И та ночь станет началом. Он надеялся.
Если она ненадолго задержится, объяснит ему все, скажет, что случившееся было ошибкой, но она не хотела обидеть его... Он неопасен, он просто влюбился и забыл удостовериться, чувствует ли она то же самое.
— Почему ты не зажигал свечи несколько лет?
Попытаться завязать разговор. Осторожно приблизиться, чтобы постепенно заставить его понять.
Он взглянул на нее с легкой улыбкой.
— Ты многого обо мне не знаешь, я не успел тебе рассказать.
Не то. Нужно с самого начала четко расставлять ориентиры.
Но она не успела предпринять новую попытку: он ее опередил:
— Я хочу попросить тебя об одолжении.
— О каком?
Он сглотнул.
— Я хочу, чтобы ты посидела рядом со мной, пока на тебе это.
Она посмотрела на омерзительный халат.
— Зачем?
Он долго колебался. Она видела, что слова прячутся где-то в его самой глубине, что он вынужден преодолевать себя, чтобы высказать свое желание.
— Я всего лишь хочу ненадолго положить голову тебе на колени.
Почти беззвучно. Смущенно, опустив глаза на собственные руки, лежащие на коленях.
Нельзя бояться того, кто так жалок. Лучше она сразу скажет как есть и уйдет.
— Я понимаю, что ты, наверное, подумал, что я... или что мы... когда мы... Дело не в том, что было плохо или как-то не так, просто все, что произошло, это ошибка, я выпила и не подумала. Может, ты надеялся, что мы снова увидимся и так далее, но лучше я сразу признаюсь. Я замужем.
Он сидел с отсутствующим видом. Никакой реакции с его стороны, и это заставило ее продолжить. Почему она не сказала об этом с самого начала? Кому, как не ей, должно быть известно, что у лжи короткие ноги.
— Ты не мог бы дать мне какую-нибудь одежду, я потом тебе ее пришлю. Если я не вернусь домой в ближайшее время, муж начнет беспокоиться.
— С какой стати ему беспокоиться?
Голос внезапно стал холодным и жестким. Вся доброжелательность исчезла.
— Разумеется, он будет беспокоиться, если я не вернусь домой.
Она уловила новые интонации и в собственном голосе. Сейчас осторожнее.
Он скептически пожал плечами: