— Это зависит от того, какой у людей брак. Любят они друг друга или не любят. И измена тогда — обычное дело.
Обижен. Горд и обижен. Опасное сочетание. Надо действовать аккуратнее, ее ввела в заблуждение его временная уязвимость.
— Для меня измена — не обычное дело. Это было впервые, тогда с тобой.
Он ухмыльнулся:
— Какая честь.
Дьявол. Снова не то. Она должна лучше выбирать слова. Он же как минное поле.
— Я ни в коем случае не хотела тебя обидеть. Просто мы оба взрослые люди. И мы на какое-то время увлеклись друг другом.
— Ты имеешь в виду, что я тобой увлекся? А ты использовала меня как утешение, когда тот, дома, перестал тобой интересоваться, да? Или ты хотела заставить его ревновать? Или мстила ему за что-то?
Она молчала.
— А как ты думала, что станет со мной после того, как ты меня используешь?
Она не ответила. Не могла придумать ни одного возражения, кроме того, что каждый сам отвечает за свои поступки, но произносить эти слова сейчас у нее, пожалуй, не было права. К черту все. Ей нужно уходить.
— Я же сказала, что я ошиблась. И кроме «прости» сказать мне больше нечего.
— А твой муж? Ты его любишь?
Нет.
— Да.
— А если бы он тебе изменил, что бы ты тогда сделала?
Она сглотнула.
— Не знаю. Попыталась бы простить. Мы все ошибаемся. Как я уже сказала.
Глаза его сузились.
— Тот, кто предает, не заслуживает прощения. Предательство невозможно простить или забыть, оно всегда с тобой, как открытая рана. Что-то навсегда ломается, и исправить это больше нельзя.
Да, без сомнений — не одной ей известно, каково пережить такое. Но у нее не было ни малейшего желания делиться с ним своим опытом.
Он продолжил:
— Если бы существовал мужчина, который бы любил тебя больше всего на свете, готовый ради тебя на все, что угодно, который дал бы самую страшную клятву, что никогда не предаст тебя, что всегда будет рядом, на твоей стороне, — ты бы смогла полюбить его в ответ?
Она снова сглотнула и посмотрела в пол, задержавшись взглядом на одной из свечей.
— С любовью все ведь не совсем так, правда же?
— А как?
— Она приходит, когда хочет. И здесь ты сам над собой не властен. Если влюбился, то влюбился.
— Так просто? И человек действительно ничего не может сделать сам для того, чтобы вызвать любовь или сохранить ее?
Она не ответила. Не могла.
— Разве такое невозможно?
— Я не знаю. Я не эксперт.
— А что такое предательство? И почему от него так больно, если известно, что тот, кто предает, ничего с этим поделать не может? Что это просто любовь, которая приходит, когда хочет?
Усталый мозг отчаянно пытался уследить за его логикой.
— Предательство — это когда обманывают. Когда тот, кому ты доверяешь, лжет тебе в лицо.
— То есть когда он спит с кем-то и рассказывает об этом тебе, это нормально?
— Конечно нет.
— А должно быть, да. Он же, как ты говоришь, не может сам решить, влюбляться ему или нет. Так что, если он сознается, все должно быть хорошо?
Она вздохнула:
— Одно дело — влюбиться, другое — то, как ты при этом поступаешь.
— То есть то, что он любит другую, — это не предательство?
Его вопросы начали по-настоящему раздражать ее. Построй собственную жизнь и тогда увидишь, легко это или нет.
— Я не знаю. Ты можешь одолжить мне какую-нибудь одежду?
— Ты имеешь в виду, что если человек разлюбит того, кого должен любить, то лучше об этом не говорить и продолжать притворяться, что все как всегда.
Она молчала.
— Разве это не предательство? Когда тот, кто по твоим представлениям любит тебя, не уходит только из чувства долга и уважения.
Она снова уперлась взглядом в пол.
Он продолжал:
— А люди, которые прожили вместе всю жизнь и счастливы? Если все так, как ты говоришь, то им просто повезло? И к их собственным действиям это не имеет никакого отношения?
Так и не дождавшись от нее ответа, он встал и подошел к окну. Постоял спиной к ней. Тяжело вздохнул, вернулся и снова сел.
— Таким образом, ты не веришь, что можно научиться любить другого, решить, что полюбишь именно его, а потом постараться это сделать?
— Нет, не верю.
Она ответила. И теперь хочет уйти.
Он сидел, опустив голову и держа руки на коленях. Наивный. Он думал, что любит ее, но он ее не знал, даже имя ее было ему неизвестно.
— Пожалуйста, дай мне какую-нибудь одежду.
Он снова медленно поднял на нее глаза. На лице откровенное разочарование.
— Ты торопишься?
Они долго смотрели друг на друга в тишине, она первая отвела взгляд, развернулась и вышла в кухню. Ой не врал, ее одежда действительно лежала замоченная в раковине.
Кретин.
Возвращаясь, она встретила его в прихожей, он протянул ей джинсы и красный пуловер. Она с благодарностью взяла одежду.
— Отлично. Я потом тебе это пришлю.
Не отреагировав, он кивнул в сторону ванной:
— Можешь переодеться там.
— Спасибо.
— Только вот что...
Она уже зашла в ванную.
— Я отвезу тебя, куда скажешь, но до того, как мы поедем, я очень хочу показать тебе кое-что. Может быть, ты сделаешь это ради меня на прощание? Это займет всего пару минут.
Все, что угодно, лишь бы он открыл дверь.
— Конечно. А что это?
— Это не здесь, на улице.
Еще лучше.
Она переоделась в ванной. Он звенел ключами в прихожей, и она старалась действовать как можно быстрее. Когда она вышла, на нем уже были туфли и куртка, и, наклонившись, она тоже быстро обулась. Он неподвижно ждал у входа, держа в руках пакет, который принес с собой из багажника.
— Ты готова?
Она кивнула.
— Ты обещаешь, что посмотришь на то, что я хочу показать?
Она снова кивнула.
— Честно?
— Да.
Выпусти же меня, черт бы тебя побрал.
Он вышел на лестницу и зажег свет. На выключатель он нажимал четыре раза, хотя тот сработал с самого начала. Но, закрыв первый замок, он вернулся к выключателю и снова нажал на него — и поворачивая очередной ключ, проделывал то же самое. Она с изумлением наблюдала странную процедуру и одновременно думала, куда поедет. Было бы куда проще, если бы у нее был с собой бумажник.
Они молча спустились по лестнице. Она впереди, он сзади. На первом этаже он ее обогнал, и она заметила, что, прикасаясь к дверной ручке, он закрыл ладонь рукавом свитера.
Потом они вышли на улицу.
— Это там, возле деревьев.
Она заколебалась. Прогулка практически по лесу.
Ты обещала.
Что-то в его голосе заставило ее подумать, что лучше не нарушать обещания.
— А что это?
— Увидишь. Это очень красиво.
Они пошли. Дорога спускалась вниз, и вскоре впереди между деревьев она заметила какой-то водоем. Он молчал. Он говорил «возле деревьев», но прогулка получалась намного длиннее. Она уже собралась сказать ему, что замерзла и поэтому дальше не пойдет, но он ее опередил:
— Вот. Это там.
Дом с какой-то вывеской, но темнота не позволяла ее прочитать. Железные ворота, вокруг забор. Сойдя с тропинки, он подошел к забору и приподнял его секцию примерно на полметра. Кивком велел ей подлезть снизу.
— Сюда правда разрешено заходить?
— Конечно, я делал это много раз. Не беспокойся, что испачкаешь брюки.
Ей не хотелось туда лезть, но она обещала. И если она откажется, в город ей придется идти пешком. Вздохнув, она встала на четвереньки, пролезла под забором, поднялась и отряхнула колени.
Он пролез следом.
Она огляделась. Лодки, накрытые брезентом. «Вход запрещен». И вывеска, на которой теперь можно было прочесть «Лодочная станция «Орстадаль».
— Куда мы идем?
— Вон на тот причал. Тот, что справа.
Без куртки было холодно, и пока они пробирались между лодками ко входу на пристань, ее била дрожь. Но вот они вышли на пристань, и она, как и было велено, направилась к правому причалу. Он шел следом. Дойдя до края причала, она остановилась и посмотрела вокруг. Справа лес, слева на другом берегу — огни Сёдермальма.
Она оглянулась:
— Что ты хотел показать?
Он смотрел на черную воду, словно старался как можно дольше потянуть с ответом:
— То, что ты никогда раньше не видела и не переживала.
— Что же это?
Нетерпение. И холод.
Он стоял не шевелясь. Потом приложил руку к своему сердцу.
— Вот.
— Послушай, прекрати. Мне нужно ехать. Если ты не отвезешь меня, я пойду сама.
Складка между его бровей.
— Почему ты всегда так спешишь?
— Я замерзла.
Она немедленно пожалела—он мог подумать, что ей хочется, чтобы он ее согрел.
Он снова смотрел на воду.
— Я покажу тебе, что такое настоящая любовь.
Он снова смотрел на нее.
— Если у тебя есть на это время.
Ей стало не по себе, но раздражение пересиливало страх.
— Я же все объяснила. Я замужем. Я думала, мы уже поговорили об этом.
— Понимаешь, настоящая любовь—это когда твои чувства так сильны, что ты готов на все, лишь бы получить того, кого любишь.
— Ну, пожалуйста...
Он перебил ее:
— Так сильно я люблю тебя.
— Ты меня не знаешь. Ты понятия не имеешь, кто я. И что бы ты ни говорил, ты не можешь заставить меня полюбить тебя, это невозможно. Я люблю своего мужа.
На лице у него внезапно отразилась печаль.
— Мне нужно только одно — чтобы ты была счастлива. Почему ты не хочешь позволить мне сделать тебя счастливой?
— На самом деле я хочу уйти.
Он повернулся и преградил ей путь. Она попыталась обойти его с другой стороны, но он загородил ей проход и там.
Тревога нарастала, и она решила, что лучше в этом признаться:
— Ты меня пугаешь.
Печально улыбнувшись, он покачал головой.
— Как ты можешь меня бояться? Я же сказал, что люблю тебя. Лучше бойся его, того, к кому домой ты так спешишь. Почему ты просто не дашь ему уйти? Или еще лучше — не пошлешь его к чертовой матери?