– Рада тебя видеть! – воскликнула Эдит. – Какие бы новости ты мне ни принесла, мне крайне нужно поговорить с кем-нибудь не из моих родственников.
– Почему? Что опять случилось? – Эстер уже и сама видела, что со времени их последней встречи произошло что-то еще. В движениях ее подруги чувствовалась некая напряженность, они были порывисты и более неуклюжи, чем обычно. Но главное – на лице ее читалась усталость, а из глаз исчезло обычное лукавство.
Миссис Собелл на секунду смежила веки.
– Смерть Таддеуша оказалась худшим бедствием, чем мы думали поначалу, – негромко сказала она.
– О! – Ее гостья была в замешательстве. Что может оказаться хуже самой смерти?
– Ты не понимаешь. – Эдит говорила очень тихо. – Конечно, ты не понимаешь. Я сама еще до конца не поняла. – Она порывисто вздохнула. – Они говорят, что это не был несчастный случай.
– Они? – Эстер опешила. – Кто они?
– Полиция, конечно. – Миссис Собелл моргнула, и ее гостья заметила, что лицо ее было очень бледным. – Они говорят, что Таддеуша убили!
Мисс Лэттерли почувствовала на миг легкое головокружение. Комната словно отодвинулась далеко-далеко и стала смутной, нечеткой. Четким осталось лишь лицо ее подруги.
– О боже, какой ужас! – воскликнула Эстер. – Они уже подозревают кого-нибудь?
– Вот это-то и хуже всего, – призналась Эдит и, отойдя, опустилась на мягкое розовое канапе.
Гостья села в кресло напротив.
– В доме было всего несколько человек, и ни одного постороннего, – объяснила миссис Собелл. – Стало быть, это кто-то из них. Если не считать мистера и миссис Фэрнивел, хозяев дома, и доктора Харгрейва с супругой, все остальные – члены нашей семьи. – Она сглотнула с трудом и попыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалкая. – Сам Таддеуш, его жена Александра, их дочь Сабелла с мужем, Фентоном Поулом, моя сестра Дамарис и ее муж Певерелл Эрскин. А больше – никого.
– А как насчет слуг? – в отчаянии спросила Эстер. – Неужели это не мог сделать кто-нибудь из них?
– С какой целью? Зачем кому-либо из слуг убивать Таддеуша?
Мисс Лэттерли задумалась:
– Может быть, генерал поймал слугу на воровстве?
– На лестничной площадке? Он же упал с первого балкона лестницы! В это время все слуги были внизу, кроме разве что горничной.
– Слуга мог украсть, например, драгоценности…
– Но как бы брат узнал, что происходит кража? Если вор орудовал в спальне, генерал бы его не увидел. А если он увидел слугу, выходящего из спальни, то решил бы, что тот выполняет свои обязанности.
Все это было логично. Аргументы у Эстер кончились. Она лихорадочно искала, чем успокоить подругу, и ничего не могла придумать.
– А доктор? – сделала она еще одну попытку отвести подозрения от семьи Эдит.
Та вздохнула со слабой улыбкой:
– Доктор Харгрейв? Не знаю, возможно ли такое… Дамарис рассказала мне о событиях того вечера, но не слишком ясно. Она была в смятении и едва ли запомнила все в точности.
– Хорошо, а где они все находились?
Эстер уже два раза впутывалась в дело об убийстве. Первый раз – в связи со смертью родителей. Второй – благодаря знакомству с полицейским Уильямом Монком, который занимался теперь частными расследованиями. Обращались к нему те, кто по каким-либо причинам боялся огласки и не хотел вмешивать в свои дела полицию. Ум и логическое мышление мисс Лэттерли могли теперь прийтись весьма кстати.
– Сначала они решили, что это несчастный случай, – произнесла она вслух. – Значит, генерал был на лестнице один. А куда подевались остальные? На званых обедах гости не бродят поодиночке…
– Видимо, на этот раз так оно и было, – сказала Эдит с несчастным видом. – Дамарис не сообщила ничего вразумительного. Я никогда не видела ее такой… Даже Певерелл не смог ее успокоить, она его просто не слушает.
– Может, они… – Эстер поискала слова повежливее. – Не сошлись во взглядах по какому-то вопросу? Не поняли друг друга?..
Миссис Собелл поморщилась.
– Ты имеешь в виду, не поссорились ли они? Сомневаюсь. Певерелл – не тот человек. Он очень вежлив и действительно нежно любит мою сестру. – Молодая женщина печально улыбнулась, словно о чем-то вспомнив. – И при всем при том он – сильная личность, – продолжала она. – Я привыкла именно так о нем думать. Обычно он умеет ее успокоить. Возможно, Певерелл не способен испытывать сильные чувства, но он мне нравится. В сущности, чем больше я его знаю, тем больше он мне симпатичен. Полагаю, Дамарис относится к нему точно так же. – Она покачала головой. – Нет, я помню, какой она вернулась с того обеда. Не думаю, чтобы дело было в ее муже…
– Ты так и не сказала, где в это время находились остальные. Таддеуш… прошу прощения, генерал Карлайон… упал или был сброшен через перила первой площадки. А где были остальные?
– Где-то слонялись, – безнадежно отозвалась Эдит. – Я так и не смогла разобраться. Может, тебе это удастся? Я попросила сестру прийти сюда, но она, видимо, забыла. Она сама не своя с того самого вечера.
Эстер еще не встречалась с сестрой миссис Собелл, хотя часто о ней слышала. Эта особа была то ли излишне чувствительна, то ли просто распущенна. Отзывались о ней порою весьма нелестно.
В этот момент, как бы упрекая ее в несправедливости подобных суждений, дверь открылась, и в проеме возникла самая привлекательная женщина из всех, каких только приходилось видеть мисс Лэттерли. В первое мгновение вновь прибывшая показалась ей просто эпически прекрасной: высокая, выше Эдит, и очень стройная. Ее темные мягкие волосы вились от природы, совершенно не соответствуя строгой современной моде, заставляющей женщин туго зачесывать волосы, оставляя лишь по одному локону над ушами. Одета она была в весьма практичную юбку без каких-либо намеков на обручи кринолина, зато блузка ее была причудливо отделана белыми лентами и вышивками. Наряд несколько вызывающий, но чувствовалось, что леди оделась так не ради кокетства и не из ложной скромности – просто ей так нравилось. Тонкое лицо поражало живостью мимики.
Дамарис вошла, прикрыла дверь и, замерев на секунду с заведенными за спину руками, с интересом посмотрела на подругу своей сестры.
– Вы Эстер Лэттерли? – спросила она, но этот вопрос прозвучал почти риторически. – Эдит говорила, что вы к нам сегодня придете. Я так рада! Как только мне сказали, что вы были в Крыму вместе с мисс Найтингейл, я с нетерпением ждала случая, чтобы с вами познакомиться. Вы должны обязательно прийти еще раз, когда мы все будем в сборе, и рассказать нам о Крыме и о сестрах милосердия. – Лицо ее озарилось внезапной улыбкой. – Или хотя бы мне. Я вовсе не уверена, что папа это одобрит, и абсолютно уверена, что это не одобрит мама. Слишком уж много независимости в ваших приключениях. Когда женщина забывает свое место, то, сами понимаете, расшатываются устои общества, то есть рушится семейный очаг.
Она подошла к диванчику в стиле рококо и небрежно присела.
– Мы приучены каждый день чистить зубы, – продолжала она, – есть рисовый пудинг, правильно говорить, носить перчатки в подобающей обстановке и не пускать слезу, каким бы превратностям нас ни подвергла судьба. Считается, что таким образом мы подаем хороший пример низшим классам, которые подражают нам во всем. – Любая женщина, устроившаяся на диванчике боком, выглядела бы в такой позе неуклюже, но только не миссис Эрскин. Ей было все равно, что о ней подумают другие. Однако в небрежности ее движений чувствовалась некая болезненная натянутость.
Внезапно лицо Дамарис потемнело, и она пристально взглянула на гостью.
– Полагаю, Эдит уже рассказала вам о нашей трагедии: о смерти Таддеуша и о том, что говорит полиция? – Она сдвинула брови. – Хотя я не представляю, кому было нужно его убивать. – Она повернулась к сестре. – А ты? Я сознаю, временами он был жутко утомителен, но ведь все люди таковы! Они придают огромное значение всякому вздору… О, прошу прощения, я не имела в виду всех – большинство людей! – Миссис Эрскин внезапно поняла, что могла нечаянно обидеть Эстер, и поэтому ее последнее восклицание было вполне искренним.
– Все в порядке. – Мисс Лэттерли улыбнулась. – Я согласна с вами. Но осмелюсь предположить, что они говорят то же самое о нас.
Дамарис поморщилась:
– Туше€. Так Эдит рассказала вам?
– О званом обеде? Нет… Она сказала, что будет лучше, если я услышу об этом от вас, поскольку вы там были. – Эстер надеялась, что это прозвучит участливо и без назойливого любопытства.
Старшая сестра Эдит прикрыла глаза и села чуть поглубже.
– Это было ужасно. Фиаско почти с самого начала. – Она посмотрела на новую знакомую. – Вы действительно хотите это знать?
– Если это не причинит вам боли. – Эстер лукавила. Она хотела знать все о том роковом вечере, и лишь чувство приличия не позволяло ей проявить настойчивость.
Дамарис пожала плечами и отвела глаза:
– Я не против поговорить. Так или иначе, я все время об этом думаю. Вспоминаю снова и снова… Кое-что из случившегося уже кажется мне нереальным.
– Начни с самого начала, – попросила ее миссис Собелл. – Это единственный способ уловить хоть какой-то смысл в том, что произошло. Ясно, что кто-то убил Таддеуша, и мы все равно не успокоимся, пока не узнаем, кто именно.
Миссис Эрскин вздрогнула и бросила на нее быстрый взгляд, а затем повернулась к Эстер:
– Певерелл и я прибыли первыми. Вы еще не знакомы с ним, но уверена, что он вам понравится. – Она произнесла это очень просто, как нечто само собой разумеющееся. – Мы оба были в добром расположении духа и не ждали ничего дурного от этого вечера. – Она возвела глаза к потолку. – Как бы вам это все представить… Вы знаете Максима и Луизу Фэрнивел? Нет, я полагаю, не знаете. Эдит говорила, что вы не склонны попусту терять время в обществе.
Мисс Лэттерли улыбнулась и, чтобы не встречаться взглядом с Дамарис, посмотрела на свои руки, сложенные на коленях. Эвфемизм был поистине очарователен. Эстер миновала двадцатипятилетний рубеж, но даже в двадцать пять шансов выйти замуж у нее было маловато. Отец ее перед смертью разорился, и она осталась бесприданницей без крепких связей в обществе. Однако самой большой проблемой были ее прямолинейность и неумение вовремя придержать язык.