– Я вернусь в Москву, – сказала она, – но не вижу никакой причины для нашей встречи.
– Парк Сокольники. Наше обычное место, место, где мы…
– Стива, – перебила Светлана, – тише. – Внезапно она кивнула человеку, который появился на веранде, невдалеке от дорожки, по которой они шли. Меткалф повернулся и сразу же узнал лицо. Это был офицер ГРУ, который сидел в Большом театре за спиной у него, тот самый, который начал разговор о Светлане Барановой.
– Я уже видел его, – сказал Меткалф вполголоса.
– Лейтенант Кундров из ГРУ, – сообщила она полушепотом. – Это мой прикрепленный.
– Твой кто? Прикрепленный?
– Видимо, следить за мной – выгодное назначение, потому что у него очень уж высокое звание для такой работы. Вот уже полтора года как он стал моей тенью. Сначала это было смешно. Куда бы я ни пошла, он оказывался рядом. Я встречаюсь с друзьями в ресторане, и он находится там же, за соседним столиком. Я отправляюсь за покупками, и он там же, рассматривает соседний прилавок. Любой спектакль в Большом – и он там, всегда на одном и том же месте. В конце концов я пригласила его на чай. Специально сделала это перед разными высокопоставленными людьми во время одного из приемов у нас в театре, так что он не мог отказаться.
– Зачем?
– Я решила, что имею право познакомиться с моим тюремщиком. Может быть, ему когда-нибудь прикажут арестовать меня и доставить на казнь. Может быть, когда-нибудь он сам окажется моим палачом. Я предпочитаю поддерживать знакомство с человеком, который занимается моей судьбой в виде персонального поручения.
– Но почему? Почему они прикрепили к тебе надсмотрщика?
Она пожала плечами.
– Я решила, что так полагается по моему статусу примы-балерины. – И добавила так, будто ей было очень весело: – Я теперь важная персона, и поэтому за мной нужно тщательно следить. Одну из балерин, у которой сложились слишком уж дружественные отношения с иностранцем-капиталистом, ее поклонником, сослали жить в Сибирь. Таких птиц, как мы, держат в прочной клетке.
– Значит, ты достигла согласия, – сказал Меткалф по-английски.
– Accommodation[72], – повторила за ним Светлана. – Красивое слово. Как оно произносится по буквам?
«Наладить взаимоотношения со своим тюремщиком – на такое, похоже, способны только русские», – подумал Меткалф. Произнося понравившееся Светлане слово по буквам, он заметил, что лейтенант Кундров спустился на лужайку и идет к ним.
– Светлана Михайловна, – сказал русский, у него был сильный звучный баритон, – добрый вечер. На улице очень холодно. Вы простудитесь.
– Добрый вечер, Иван Сергеевич, – подчеркнуто вежливо ответила она. – Позвольте мне представить вам приезжего бизнесмена…
– Стивена Меткалфа, – закончил за нее Кундров. – Если мне не изменяет память, мы встречались в Большом театре.
Мужчины обменялись рукопожатием.
– Вы, как я вижу, поклонник балета, – сказал Меткалф.
– Я поклонник Светланы Михайловны.
– Точно так же, как и я, но боюсь, что мы с вами лишь частички бесчисленного множества.
– Совершенно верно, – ответил лейтенант. – Светлана Михайловна, вы ведь провели здесь весь вечер? Как гостья посла?
Действительно ли на ее лице мелькнула тень раздражения?
– Вам все известно обо мне, – весело проговорила Светлана. – Да, немного погуляли на лыжах и покатались верхом. А вы?
– Боюсь, что я не получил приглашения остаться на ночь.
– Позор, – возмутилась Светлана, неизвестно что имея в виду.
Кундров повернулся к Меткалфу.
– Надеюсь, вам не пришлось испытать слишком серьезные неудобства по дороге сюда? Последнее время совершенно невозможно найти такси. Думаю, «Интурист» должен был выделить вам автомобиль с водителем.
Было ясно, что он знал о попытке Меткалфа укрыться от наблюдения. Меткалф решил воспользоваться возможностью, чтобы хоть как-то поправить свое положение.
– Если говорить честно, я не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что я отправился сюда. Вы просто не поверите, если я расскажу, какие я предпринял предосторожности.
– Но почему? Мы же находимся в советском раю, – светским тоном произнес офицер ГРУ. – Здесь нет никаких тайн. От нас – нет.
Меткалф попытался изобразить робость.
– В этом-то вся проблема.
– Я не уверен, что понимаю вас.
– Вы все, друзья, ГРУ, НКВД, неважно кто – очень много болтаете. Рождаются сплетни, они расходятся, а потом узнают, что я вляпался в историю.
– Кто узнает?
Меткалф закатил глаза.
– Мой брат, конечно, кто же еще? Я поклялся ему всем на свете, что буду здесь заниматься делами и только делами. Я обещал ему, что не стану ходить ни на какие приемы и вечеринки. Он считает, что я уже в прошлый приезд доставил ему более чем достаточно хлопот. Посудите сами, мой брат – человек серьезный и очень хочет меня переделать. Он считает, что я уже стал заправским трезвенником. Ну и пусть себе считает. Он поклялся вышвырнуть меня из семейного бизнеса, если узнает, что я взялся за старое.
– Потрясающая история, – бросил Кундров. Своей небрежной улыбкой он давал понять, что не поверил ни слову из рассказанного Меткалфом. – А эти люди? – осведомился он, обведя жестом дачу, как будто имел в виду всех, кто там находится. – Думаете, они не заметят, что вы взялись за старое, и никто из них не станет распускать сплетни?
– Их я нисколько не боюсь. А вот проклятый шофер… Этот парень-англичанин, которого брат послал со мной якобы для того, чтобы он возил меня и сопровождал и был вообще моим… адъютантом, а на самом деле он камень у меня на шее. Именно от него я и хотел скрыться.
– Что ж, на мою скромность вы можете смело рассчитывать, – великодушно объявил Кундров.
– Очень рад это слышать, – ответил Меткалф. – Впрочем, я в этом и не сомневался.
Лана кашлянула.
– Если вы извините меня, джентльмены, я все же вернусь в дом. А то Руди подумает, что я его бросила.
Часом позже Меткалф влез в большой «Бентли», за рулем которого сидел второй секретарь британского посольства. В машину набились другие гости, возвращавшиеся в Москву. Настроение у всех было неестественно приподнятое, громкие шутки вызывали заразительный смех, подогреваемый алкоголем. Когда автомобиль доехал до конца длинной темной проселочной дороги и собрался повернуть на асфальтированное шоссе, Меткалф вдруг спохватился:
– Проклятье, я забыл на даче портфель!
Сразу несколько человек дружно застонали. Кто-то надтреснутым голосом заметил:
– Нет никакого смысла за ним возвращаться – можете не сомневаться, что мальчики из НКВД уже открыли его и стащили все, что было внутри.
– Только притормозите, если это вас не затруднит, – не возражая, попросил Меткалф.
– Но ведь вы не пойдете назад пешком, ведь правда? – воскликнула одна из женщин.
– С удовольствием подышу свежим воздухом, – ответил Меткалф. – Уеду с другой машиной.
Он вышел и неторопливо побрел по направлению к даче, но, как только шум мотора «Бентли» начал стихать, остановился и внимательно осмотрелся, чтобы удостовериться, что его никто не видит.
Успокоившись, он сбежал с дороги и углубился в густой лес. Он был уверен, что за ним никто не следит. Ни сероглазый суперфилер, ни Кундров, прикрепленный агент Ланы, его не видели.
Если он ошибался – если за ним на самом деле следили, – то последствия будут ужасными.
В его положении чрезмерной осторожности быть просто не могло.
17
Под ногами потрескивала хвоя и сухие сучья. Как только он вошел в лес достаточно далеко, чтобы не опасаться, что его могут заметить с дороги или случайно осветить фарами отъезжающего автомобиля, он извлек из карманов фонарик и компас военного образца. Держа фонарь в левой руке, Стивен осветил компас и сориентировал стрелку на магнитный север.
В его распоряжении, конечно же, не было и не могло быть карты необходимого района, и потому Роджер изобрел сетку, используя координаты компаса. Меткалф знал, что Роджер спрячет передатчик здесь, в лесу и укажет его местонахождение при помощи простой системы меток. Водя лучом фонарика по сторонам, он искал пятно красной краски на стволе дерева. Лес здесь был довольно густым и состоял из старых берез с разлохмаченной корой и высоких стройных сосен. Вне узкого луча света сгущалась почти непроглядная темнота. Ночное небо было пасмурным, тяжелый покров туч полностью скрывал луну. Он поглядел на часы. Покрытые радием светящиеся стрелки подбирались к двум. В лесу не было полной тишины, леса никогда не бывают безмолвными. Случайные порывы ветра шевелили листья берез и заставляли ветви скрипеть; то тут, то там пробегали какие-то мелкие зверушки.
Меткалф шел медленно, ступая как можно легче, хотя особой необходимости скрываться у него, пожалуй, не было. В то же время он настороженно прислушивался к любому необычному звуку, любому шуму, который был чуть громче остальных. Поскольку он находился возле дачи, принадлежавшей американскому посольству, было разумно предположить, что лес более или менее регулярно патрулируется сотрудниками управления охраны НКВД. Возможно, они и не бродят здесь глубокой ночью, но исключить такую опасность он не имел права.
Где же помеченное дерево? Конечно, могло быть и так, что Роджер почему-либо не сумел поставить метки, что ему помешали. Хотя вероятнее, что повинна в этом была неточность компасов. Без тщательного определения девиации и калибровки обоих приборов два разных компаса могли дать расхождение в несколько сотен футов. Да компас просто и не был предназначен для столь точного ориентирования на маленьком клочке земли, хотя прекрасно годился для приблизительного определения направления.
В конце концов он все же натолкнулся на березу со свежим пятном красной краски – она еще не успела высохнуть. Это была самая дальняя из трех меток, которые должны были привести к месту, где Роджер спрятал большой радиопередатчик. Меткалф снова сориентировал компас на север, нашел азимут шестьдесят градусов к западу и вскоре оказался у следующей красной метки.