— Брат, — перебил его Кир, остановившись посреди огромного пустынного коридора и пристально глядя на Заратана. — Ты, помнится, спрашивал меня, почему я взял на себя вину за разбитый горшок.
— Да. И почему?
— Когда я жил в Риме, меня учили не проживать ни одного дня без какого-нибудь милосердного деяния, — ответил Кир, серьезно глядя на него. — Сегодня ты помог мне вспомнить об этом. Теперь твоя очередь. Будь милосерден, помолчи.
Кир вновь пошел по коридору быстрым размеренным шагом. Чтобы не отстать, Заратану пришлось почти что бежать.
— Ты жил в Риме? — благоговейно спросил он. — А что ты там делал? Ты был солдатом, как говорят все здесь, или…
— Пощади, Заратан, умоляю.
Из-за угла появились два человека и пошли прямо им навстречу. Одного они знали, это был авва Пахомий. Седовласый авва (по-еврейски «отец») по праву считался основателем монашеской традиции христианства. Он уже организовал в Египте четыре монастыря, в планах было еще несколько. Обычно лицо Пахомия хранило печать безмятежности, но сейчас оно выражало легкое беспокойство. Другой человек в черном одеянии и с коротко остриженными светлыми волосами оглядывал все вокруг глазами, кипевшими гневом. Заратан не видел его никогда в жизни.
— Да пребудет с тобой Господь, авва, брат, — сказал Кир, кланяясь, когда они поравнялись.
— И с вами, Кир и Заратан, — ответил авва Пахомий.
Светловолосый даже не снизошел до разговора. Он шел в сторону библиотеки маршевым шагом, как человек, творящий святое дело.
Когда они услышали скрип железных петель, Кир нахмурился и обернулся, чтобы посмотреть. Авва Пахомий вошел первым. Незнакомец остался снаружи и посмотрел на Кира. Заратан был готов поклясться, что мужчины смотрели друг на друга с осторожностью львов, встретившихся в пустыне.
Кир резко развернулся, чтобы уйти.
— Подожди, — резко окрикнул его светловолосый.
Кир напрягся и обернулся.
— Да, брат?
— Тебя зовут Ярий Клавдий Атиний? — спросил тот, прищурившись.
Заратан увидел, как под одеянием Кира на его спине обозначились мощные мускулы.
— Нет, брат, это не мое имя, — отчетливо ответил Кир.
На запястьях сжавшихся в кулаки рук Кира прорезались сухожилия. Заратан подумал, что, похоже, Кир только что совершил еще один грех, в котором ему придется покаяться.
Человек в черном внимательно поглядел на Кира. Римляне всегда брились и коротко стриглись. Не пытался ли священник в черном одеянии представить себе Кира без густой бороды и вьющихся волос до плеч?
Римлянин хмыкнул.
— Ты не знаешь, где он находится? Я слышал, что он был здесь, но не поверил.
— Когда мы приходим к Господу, мы получаем новые имена, — ответил Кир. — Я не знаю человека, о котором ты спрашиваешь.
— Не знаешь, ну конечно же, — скептически заметил римлянин.
Он постоял в нерешительности несколько мгновений, а потом вошел в библиотеку, оставив тяжелую дверь открытой нараспашку.
— Ты знаешь этого человека? — шепотом спросил Заратан.
— Нет, — ответил Кир, покачав головой. — Но он посланец Рима. Ты хотел узнать о решениях собора в Никее? Думаю, скоро ты получишь ответы на свои вопросы. Нам лучше…
В библиотеке послышались громкие голоса.
— Это не может быть правдой! — в ужасе воскликнул брат Варнава. — Они не могли приказать предать их огню! Это слово Господа нашего![15]
— Епископы утвердили двадцать семь книг, составляющих Новый Завет, — резко ответил римлянин. — Остальные пятьдесят две книги объявлены еретическими, являющими собой рассадник порока многообразия. Никейский собор решил, что они не просто еретические, но должны быть полностью уничтожены. Любой читающий или переписывающий их будет объявлен еретиком и подвергнут наказанию.
Послышались его громыхающие, властные шаги по библиотеке.
— Кроме того, я извещаю вас, что был принят догмат о воскресении. Это было воскресение во плоти. Господь наш воскрес телом. Это понятно?
Сделав паузу, светловолосый епископ продолжил:
— Собор также постановил, что Мария была Девой и после того, как родила Господа нашего, и до конца своей жизни.
— Но… — с сомнением начал было Варнава. — У Господа нашего было четыре брата: Иаков, Иосия, Иуда и Симон. И две сестры: Мариам и Саломия. Как же быть с ними?[16]
— Собор постановил, что они не были Ему родными братьями и сестрами. Либо сводными, либо двоюродными, но никак не родными.
Повисла пауза.
— Что ты читаешь? — услышал Заратан заданный римлянином вопрос.
— Я точно не знаю, — тихо и осторожно ответил брат Варнава. — Похоже, это книга, написанная братом, э, двоюродным братом Господа нашего Иаковом. На еврейском, поэтому, естественно, она называется «Тайная книга Иакова». Я только что начал переводить…
— Сожги ее! — приказал римлянин. — Сожги всякую книгу, хранящуюся в этом помещении, если она объявлена еретической. Я выдам тебе список. И хочу, чтобы ты составил список монахов, которые читали их.
— Но все монахи монастыря читали их хотя бы отчасти, — возразил авва Пахомий.
— Тогда собери их всех сегодня за ужином. До него ведь еще два часа? Я должен удостовериться в том, что все монахи понимают суть решений собора.
Римлянин вышел из библиотеки. В паре шагов следом за ним плелся побледневший и опустошенный авва Пахомий.
— Епископ Меридий, подождите, пожалуйста.
— У вас еще один монастырь, авва, выше по течению реки. Когда я закончу свои дела здесь, я встречусь с вами там. И мы все обсудим подробно, — ответил Меридий, выставив подбородок и надменно глядя на Пахомия.
— Да, епископ Меридий, — послушно согласился Пахомий. — Я буду ждать. Нам много надо выяснить, прежде чем мы попросим наших монахов…
Они свернули за угол, и их голоса стихли.
— Значит, он епископ, — сказал Кир. — Пошли. — Мы должны уже быть в крипте и переводить книгу.
Свернув направо, Кир пошел по коридору. Сквозь окна наверху струился свет на величественный купол над его головой.
— Переводить книгу, которую нам приказали сжечь, — зашептал Заратан. — Если об этом узнают, нас казнят.
Краем глаза он посмотрел на Кира. Ярий Клавдий Атиний? Зачем же епископ из Рима назвал его по имени? Если он лично не знал Кира, то, видимо, кто-то очень подробно описал его внешность, так, чтобы римлянин смог узнать… если он в самом деле узнал его.
Когда они были уже у выхода в залитый солнечным светом сад, где вечерний бриз шевелил листья пальм, Кир остановился и обернулся к нему.
— Заратан, я полагаю, что ты вряд ли сможешь забыть только что услышанное тобой римское имя?
Уязвленный, Заратан выпрямился во весь рост.
— Я умею хранить тайны.
В уголках глаз Кира прорезались морщины. Он коротко, но с облегчением кивнул Заратану.
— Этим ты сделаешь мне огромное одолжение, брат.
Глава 4
15 нисана 3771 года
Вдалеке прогремел гром, усиливающийся ветер, дующий с темной горы, принес запах приближающейся грозы. Капли дождя начали падать на шерстяную накидку Йосефа, сверкая драгоценными камнями на золотых нитках, которыми была украшена ткань.
Они направили лошадей по крутому склону в сторону перевала. Свет звезд отражался от листьев олив, и на скалистые склоны упали неясные тени.
Йосеф поглядел в темноту и понял, что все время пытается услышать голоса солдат, звон сбруи и мечей, вынимаемых из ножен, или свист копий, рассекающих остриями воздух. Этого осталось ждать недолго, если их преступление раскрыто и на их поиски отправлены римские центурии. Неизвестно, сколько у них времени. Он обратился к своему слуге, едущему на лошади впереди.
— Тит, ты же самаритянин. Сколько нам еще до вершины горы?
Тит, двадцатипятилетний мужчина с серыми глазами и вьющимися каштановыми волосами, повернулся к нему. На его лице застыло каменное выражение храбреца, ожидающего казни.
— Мы доберемся до пика в пятом-шестом часу ночи,[17] хозяин.
— Хорошо. Буду рад, когда мы завершим наше дело. Ты знаешь место, которое мы ищем?
— Да, хозяин. Я здесь вырос и хорошо знаю его.
Йосеф на мгновение задумался.
— А помнишь ли ты, что мы должны сделать, если нас постигнет неудача? — чуть тише спросил он.
— Помню, хозяин, но молюсь, чтобы от нас этого не потребовалось.
— Я тоже молюсь, Тит.
Третий их спутник, с вытянутым и длинноносым, как у птицы-стервятника, лицом и бегающими карими глазами, молчал. На нем было длинное белое одеяние. Звали его Матья, но он попросил Йосефа не произносить его имени прилюдно, на случай если их поймают. Он был в двух шагах позади и вел в поводу вьючную лошадь. Бедное животное с трудом поднималось по тропе, опустив голову к земле так, будто завернутая в холстину ноша на его спине была совершенно неподъемной.
— Ты думаешь, они уже отправились за нами в погоню? — спросил Тит.
Йосеф тронул повод, чтобы лошадь обошла камень.
— Вероятно, нет. Закон запрещает людям народа нашего покидать свои дома еще два дня. Только тогда они узнают обо всем и оповестят префекта. Молюсь, чтобы Петроний нашел хорошее оправдание.
Петроний, центурион с дурной репутацией, все равно окажется в трудном положении, объясняя свой промах.
— Он скажет им, что уснул, — послышался сзади голос молодого Матьи.
Йосеф вздрогнул. Два последних дня были ужасны. Шепот и тайны вымотали его. Он вдохнул и медленно выдохнул.
— Надеюсь, нет, — сказал он. — Иначе ему никто не поверит. Его могут казнить из-за нас.
— Не станут, — ответил Матья. — Двое, стоявшие с ним в карауле, подтвердят его слова. Мы дали им такие взятки, что каждому хватит на небольшое царство.
Тит недобро посмотрел на юношу.
— А я-то думал, что Омывающиеся на рассвете отринули земное богатство, — сказал он. — Откуда же вы взяли такую сумму?