— Нет, — отвечаю я в отчаянии, — я ему ничего не рассказывал.
Приходится лгать, но я уговорил Луизу пообещать, что ее муж нигде ни о чем не проговорится.
Джованна начинает плакать. Хочет закрыть лицо руками, но это оказывается слишком больно. Тогда она низко склоняет голову, и слезы капают на пол. Гнев уступил место отчаянию: ее здорово избили, и она не знает, куда обратиться.
— Кто это тебя так? — глупо спрашиваю я. Я же видел, как ей досталось только за отказ перевести слова Гаэтано. Если он прослышал о ее намерении удрать, этого с лихвой хватило бы, чтобы измордовать Джованну.
— Джованна, мне очень жаль. Я даже имени твоего не упоминал. Просто мне нужен был совет, чтобы тебе помочь. Я у вас тут совсем запутался. — Качаю головой в ужасе от содеянного мной. Сажусь рядом с ней на лавку в ожидании, что она завопит, прогонит прочь, но девчонка лишь отворачивается и осторожно смахивает слезинку с кончика носа.
— Джованна, обещаю, что обязательно помогу тебе. — Я выговариваю это тихо, но твердо. Я даю себе зарок.
Никакой реакции. Я повторяю:
— Послушай меня. Я обязательно тебе помогу. Обязательно что-нибудь придумаю. — Что именно, я понятия не имею, но это придет позже. Сейчас важно, чтобы Джованна поверила мне.
Выждав еще немного, кладу руку ей на плечо:
— Джованна, ты должна верить мне, когда я говорю, что даже представить себе не мог, как все обернется. И Алессандро, я уверен, этого не хотел.
Джованна шепчет:
— Ты дурак, — и поворачивается ко мне спиной.
Минут пять уходит на то, чтобы уговорить ее сесть прямо. Всякий раз, когда я кладу ей на плечо руку, она резким движением высвобождается.
В конце концов Джованна оборачивается и говорит обреченно:
— Завтра, на суде, их выпустят. Моего старшего брата. И тогда моя famiglia будет самой сильной в Napoli.
— Ты не хочешь, чтобы твой брат вышел на свободу?
Джованна пристально вглядывается в мое лицо.
— Мой брат убийца. Это ерунда. — Она указывает на свои раны. — Если он узнает, что я пытаюсь бежать, он убьет меня и тебя убьет.
Побои дали себя знать. Гаэтано своего добился. Теперь она понимает, что семья ни за что и никогда ее не отпустит. Это грубым почерком написано у нее на лице. Яснее порицание семьи и не выразить.
— Я тебе помогу, — убеждаю ее опять.
В голове складывается план: купить ей билет на поезд во Францию. В поездах теперь паспорта не проверяют. В Париж она доберется уже к вечеру — и будет свободна. А куда ей потом деваться, на что жить? Я могу ей отдать все свои деньги, но на них протянешь разве что несколько дней.
Нет, Джованна должна ехать в Лондон. Там мой дом, мои друзья. Она будет в безопасности, за ней присмотрят. Это самое малое, что я сейчас могу сделать.
— Мне надо придумать, как переправить тебя в Лондон, — говорю.
Джованна наконец предается своему отчаянию и, рыдая, падает мне на грудь. От рыданий содрогается все ее тело. Держу ее крепко, сильно, чтобы она уверилась: я позабочусь, чтобы у нее все было в порядке.
Так, обнявшись, сидим довольно долго. Знаю, ей важно ощутить мою решимость, поверить в нее. Минут через десять Джованна отстраняется, утирает слезы, содрогаясь от боли в ссадинах. Повинуясь неведомому порыву, склоняюсь и целую ее в лоб. Девчонка слабо улыбается.
— Мы обязательно что-нибудь придумаем, — говорю я. — Но понадобится время. Ты куда поедешь?
— Я поеду домой. Я должна ехать домой. Больше меня бить не будут. Я пообещала не встречаться с тобой.
В первый раз я упомянут как действующее лицо этой драмы, и роль моя подтверждена: я тот, кто помогает Джованне. Теперь мне известно, что мне угрожает опасность избиения. Почему бы им и не предупредить меня таким же образом? Страх обернулся во мне гневом против Алессандро. Он-то зачем сюда влез?
Мягко произношу:
— Скажи, Алессандро на самом деле общался с твоим семейством?
Впервые за все время Джованна прибегает к одному из типичнейших неаполитанских жестов — молитвенному, как бы напоминая мне, что в Неаполе так дела не делаются. Алессандро не классный руководитель, навещающий родителей непослушного ученика. Напрямую никто ничего не говорит, все — обиняком.
— Нам надо будет скоро увидеться. Завтра. Сможешь? — спрашиваю я.
Джованна пытается заглянуть мне в глаза.
— Я тебя сама найду.
Мы выходим наружу, окунаясь в солнечный свет. Земля под ногами уже твердая, гроздья и листья на виноградных лозах высохли. Мы стоим, глядя друг на друга. Когда мы были тут в прошлый раз, я чувствовал себя как в кино: приключения, тайный сговор о побеге… Теперь все по-настоящему: прекрасная юная девушка с разбитым лицом и я — тот, от которого она ждет помощи. Я должен принять серьезное решение и действовать. Хватит праздных фантазий об идущей за мной по пятам каморре, о дружбе с харизматиком Алессандро, о влюбленности в Луизу — отныне лишь одно имеет значение, и это — Джованна.
Вернувшись к синьоре Мальдини, я звоню Луизе и прошу ее о встрече. Прямо сейчас. Деталей не раскрываю, но лучше ей прийти сюда. Луиза говорит, что я веду себя странно, и сообщает, что, кажется, убедила Алессандро отказаться от мысли услать нас в Палермо, и, заметив, что муж тоже какой-то странный, игриво спрашивает: что происходит с ее мужчинами? У меня нет времени это обсуждать. Увидимся через час. Вешаю трубку, но тут же снова набираю ее номер: встретимся в кафе в конце моей улицы. Луиза интересуется, к чему такая спешка. Увидимся — расскажу, отвечаю я. Она спрашивает, зайдем ли мы после ко мне. Мне понадобилось время, чтобы уразуметь, о чем она говорит, но затем все мои мысли вытеснило единственное воспоминание: Луиза рядом со мной в постели. Да, говорю машинально, снова вешаю трубку и иду к себе в комнату. В раздумьях принимаюсь шагать туда-сюда, сажусь на кровать, вскакиваю и опять начинаю метаться. Прикидываю, что мне рассказать про Джованну и что мне может от Луизы понадобиться. Еще необходимо выяснить, знает ли она, какие действия, поступки Алессандро имели следствием избиение Джованны. Задача будет не из легких: с какого бока ни подступись, получается, что я обвиняю судью.
В кафе я прихожу раньше Луизы. Заказываю двойной кофе и выпиваю его залпом. Появляется Луиза и усаживается напротив. Улыбка во все лицо. Перегибается через столик и целует меня. Для постороннего взгляда — обычный поцелуй, но я чувствую в нем страсть, призыв к близости. Откровенной и бесстыдной. Луиза достает сигареты, пересчитывает их (прикидывает, не перебрала ли дневную норму), затем закуривает.
— Курить — ужасно, когда знаешь, что придется много целоваться. — Она говорит это таким тоном, будто дает добрый совет, которому мне предстоит следовать.
Никак не соберусь с духом, чтобы начать расспросы об Алессандро. Для начала завожу разговор о Палермо.
— Даже не знаю, с чего он завелся. Чуть не весь вчерашний вечер только об этом и говорил. Мы это увидим, на то посмотрим. Если хорошенько составим программу, то успеем туда-то и туда-то и еще куда-то. А в Монделло есть пляж.
— И что же?
— Я раскапризничалась, надулась — нарочно. И он решил, что раз я такая неблагодарная, то и не заслуживаю поездки.
— Не очень похоже, что ты его отговорила.
— Я знаю, как с ним управляться. Нужно отвлечь его внимание, и тогда он забывает. — Луиза кладет ладонь на мою руку. — А вообще-то славно было бы съездить, правда?
Я улыбаюсь. Но мне надо действовать.
— Хочу кое о чем спросить тебя, Луиза. — Выражение моего лица — серьезнее некуда.
— О чем? — Луиза заинтригована.
А я вдруг понимаю, что не знаю, с чего начать. Голос Джованны эхом отдается в голове: «Ему на меня плевать». Могу спросить только про Алессандро. Луиза сама его впутала.
— Луиза, скажи, ты действительно взяла с Алессандро слово не впутываться в историю с этой девушкой? — значительно спрашиваю я, чтобы было ясно: не просто любопытство движет мной, мне нужны конкретные сведения.
Она смотрит на меня, прищурившись. Ей хочется понять, к чему я клоню.
— Я взяла с него слово.
Я судорожно тру лицо ладонями.
— В чем дело? — спрашивает Луиза, отводя мои руки от лица.
— Я видел Джованну сегодня. Ее сильно избили. Очень сильно. И она винит меня за то, что я рассказал Алессандро. — Я приготовился к тому, что Луиза бросится защищать мужа, отрицать и опровергать, выразит сомнения, достойна ли Джованна доверия. Луиза молчит, пораженная услышанным. Лишь спустя некоторое время она приходит в себя:
— Не знаю, что и сказать. Алессандро очень рассердился.
— Значит, он и в самом деле что-то сделал?
— Я не знаю.
— Джованна сказала, что сделал.
— Значит, сделал.
— Тогда интересно, знал ли Алессандро о последствиях или все это было лишь ужасной ошибкой?
— Конечно, знал! — резко отвечает Луиза. — Просто ему наплевать.
Теперь уже я застыл в изумлении. Ведь она говорит о бывшем коммунисте, судье, тонком психологе, о человеке большой души Алессандро Масканьи, наконец, о своем муже.
— Ты уверена?
Луиза кивает. В этот миг она полностью довершает свою измену. Изменяет тем, что далеко не уверена в моральной чистоплотности мужа.
Через секунду-другую Луиза спрашивает:
— Ее вправду сильно избили? — Очевидно, она надеется, что я преувеличиваю и все на самом деле не так уж и страшно.
— В жизни ничего похожего не видел. А мне приходилось видеть людей, которых от души отметелили…
— Что ты собираешься делать?
— Не знаю. — Разумно ли посвящать Луизу в то, что я решил помочь Джованне? — Сомневаюсь, что она теперь мне доверится. — Это уже моя вторая ложь за день.
— У меня есть деньги. Я могу достать денег, если тебе они нужны.
Я взял ее руку в свою, нагнулся и поцеловал Луизу в губы.
— Мне надо быть осторожным. Если они не жалеют членов собственной семьи, представляешь, что со мной сделают?
— Может, тебе надо прямо сейчас возвращаться в Англию… — В голосе Луизы участие, но я разочарован. Мне бы не хотелось, чтобы она так откровенно говорила о моем отъезде.