— Да-а-а, — протянула новый секретарь, смущённо заулыбавшись. — А то в пятницу как-то не получилось. Я вообще тебя испугалась!
— Серьёзно? — хмыкнул Ромка и зачем-то почесал подбородок. — Видимо, я небритый был.
Янка прыснула, а я наконец отмерла. И, старательно игнорируя прорывающееся раздражение, прошла дальше. Но не к шкафу или кулеру, а к секретарской стойке.
— Ты был суровый, потому что весь день загружал китайцам файлы и что-то плохо грузилось, — сказала я, через силу улыбнувшись.
— Да, точно, вспомнил! РКН опять шалил, весь интернет штормило. Видишь, Яна? — Ромка вновь улыбнулся девушке, и во рту у меня стало кисло. — Не такой уж я и страшный.
— Я уже поняла, — кокетливо ответила Яна, и я решила, что это безобразие пора заканчивать.
— Ром, — сказала я, дотронувшись до его локтя, — пошли, что ли? Там Климова иллюстрации прислала, надо просмотреть.
Ромка красноречиво заглянул в мою пустую кружку и поинтересовался:
— А чай? Ты же за ним пришла.
— Да, точно…
— Уже с утра заработалась, — засмеялась Яна. — А хочешь круассан, Надя? Шеф попросил ему купить, но я заодно ещё парочку взяла. Мне одной много. Рома вот отказался, может, ты захочешь?
— Нет, спасибо, — ответила я, прекрасно зная, что Ромка не любитель круассанов. Вот если бы Яна притащила пирожок с мясом или капустой, он бы не отказался. — Я всегда пью пустой чай. Мне так вкуснее.
— Ой, завидую. А я очень люблю булочки всякие. Я даже работала в одной фирме, которая занималась продажей пончиков. Они сотрудникам давали скидку сорок процентов на продукцию! Я за те полгода, что сидела у них секретарём, поправилась на пять килограммов.
— Удивительно, что только на пять, — иронично заметил Ромка. — Я бы поправился на все пятьдесят пять. Вообще в последнее время стараюсь есть поменьше хлеба, — и он красноречиво похлопал себя по животу. — Возраст не тот.
— А тебе сколько? — тут же спросила Яна и удивлённо приподняла брови, когда Ромка ответил:
— Сорок пять.
— У Ромки сын скоро женихаться будет, — фыркнула я. — Летом ему семнадцать исполнится, да?
— Ага. Но он не скоро будет женихаться, он уже, — сказал Ромка, скривившись. — Встречается с одной оторвой. Мальчишки в этом возрасте — безмозглые, жуть! Лишь бы покрасивее и покрикливее, а остальное по боку. Молюсь, чтобы внуков мне не наделал. Мы с женой проводим с ним беседы, но разве в шестнадцать слушают взрослых?
— Я слушала маму, — заметила я и чуть не растаяла, когда Ромка ласково на меня посмотрел.
— Ты — исключение из правил, Надя, — произнёс он сердечно. — Да и ты не мальчик. С девочками, я думаю, в этом плане проще. У парней от секса всё-таки пузо вырасти не может.
Что же это такое? Ромка говорил об отвлечённом, но смотрел на меня, и от слова «секс» в его устах меня бросило в жар, как ту самую шестнадцатилетнюю девочку.
Я бы списала это исключительно на гормоны, но пару дней назад Костя так и не сумел меня возбудить, хотя делал и более откровенные вещи, а тут — такая реакция на пустом месте…
Или не на пустом?..
55
Надежда
Чаю я себе всё-таки налила. Собрала в кулак всю волю — и налила. А потом мы с Ромкой вместе вернулись в редакцию, причём он пребывал в благодушном настроении, а вот я была слегка дезориентирована.
Я никогда не ревновала. Даже Костю. Даже после того, как он признался в измене. Даже сейчас, подозревая, что он зажигает с Олей Лиззи, — я не ревновала, всего лишь хотела узнать правду.
Но только что я чувствовала именно ревность. Жгучую, как перец, и абсолютно бессмысленную — потому что Ромка мне, мягко говоря, не принадлежит. Мы оба несвободны. Да я ни разу и не обнимала его по-настоящему крепко, не говоря уже про поцелуи, и вдруг меня накрыло ревностью. Может, я сошла с ума?
— О чём задумалась? — спросил Ромка, заходя в редакцию. Закрыл дверь и прошёл дальше, к своему столу, а я зачем-то пошла за ним. Посмотрела на пустое место Семёна, и Ромка тоже кинул туда взгляд, сказав: — Сеня писал мне с утра — он в аварию попал. Ничего серьёзного, но пока дождётся гаишников, пока оформит — где-то к двенадцати, короче, будет. Шеф вроде в курсе.
— Ясно, — пробормотала я, поднося кружку к губам и напрочь забыв о том, что только что залила пакетик кипятком из кулера.
— Осторожнее! — воскликнул Ромка, но было поздно. Я сделала глоток — и тут же выплюнула всё обратно в кружку, высунув язык, как глупая собака.
— Шьорт, — выругалась, не втягивая язык, а Ромка уже вкладывал в мою руку свой стакан с водой.
— На, выпей, полегчает. Как тебя угораздило, Надь? Настолько задумалась? О чём интересно.
Я благодарно приложилась к прохладной воде, сделала несколько глотков и решила: а почему бы и нет? Ромка ведь признался, почему бы и мне не признаться?
— О тебе.
Я даже не сказала это — скорее выдохнула.
Он, кажется, не ожидал. Посмотрел сначала растерянно, а затем…
Что-то вспыхнуло во взгляде. Что-то жаркое, дикое и нетерпеливое, вызвав у меня внутреннюю дрожь. И как тогда, во время нашего разговора внизу, в кафе на первом этаже, я увязла в Ромкином взгляде, не в силах отвернуться и даже просто пошевелиться.
Он отобрал у меня стакан, поставил на свой стол с громким стуком, а потом сделал шаг вперёд, положил ладонь мне на талию, привлёк к себе и…
56
Надежда
Когда двадцать с лишним лет целуешься с одним человеком, привыкаешь ко всему — к запаху, твёрдости губ, к знакомым движениям. Ты знаешь всё наизусть, и именно это возбуждает — то, что ты знаешь. Знакомое. По крайней мере у меня так. Но возбуждение от этого мягкое, постепенное — и тоже знакомое. Не новое.
Сейчас же, когда я ощутила совсем другое тело, вжимающее меня в себя, совсем другие губы, целующие иначе, совсем иной запах — точнее, это был запах Ромки, который всегда мне нравился, — возбуждение было резким и острым, как удар молнии. Я превратилась в оголённый нерв, в живую эмоцию, в волну страсти — и с каждой прошедшей секундой ощущала, как удовольствие лишь нарастает, и сердце бьётся чаще, и губы колет, а внизу живота вообще будто ураган рождается, закручиваясь в спирали.
Это было что-то невероятное. Что-то первобытное. Жадное.
И абсолютно неправильное.
Ромка опомнился первым, оторвавшись от меня с полустоном. Причём оторвался он весь — даже объятия разомкнул и отошёл на шаг назад, зажмурившись.
— Надя, я… — вздохнул, открыл глаза и посмотрел на меня виновато. — Прости.
— Если ты скажешь: «Я не хотел», я тебя стукну, — попыталась пошутить я, но получилось невесело. Меня до сих пор потряхивало от желания, и безумно хотелось продолжения.
— В том-то и дело, что я хотел, и давно. — Голос Ромки был хриплым и звучал надтреснуто. — Но я не имею права. Я и так по уши в дерьме, не хватает ещё тебя в это впутывать.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась я, чувствуя, как сердце вновь взволнованно заходится. Ну же, Ромка, скажи что-то определённое хотя бы сейчас! — Ты… У тебя тоже проблемы в браке?
— Надя, у меня проблемы давно, — он болезненно поморщился. — Но я не хочу обсуждать это с тобой. Не только потому что считаю обсуждение семейных проблем неправильным, но и потому что подобное может повлиять на тебя саму.
— В каком смысле — повлиять?
— В самом прямом! — Ромка начинал горячиться. Мне даже показалось, что его внутренне трясёт, как, впрочем, и меня. — Одно дело, если мы сойдёмся после твоего и моего развода, и совсем другое — если я сейчас начну рассказывать тебе про себя, ты преисполнишься жалостью и решишь развестись с мужем под влиянием моей истории.
— А это возможно? — я вытаращила глаза.
— Вполне. Надя… Если ты примешь решение закончить свой брак, это не должно быть из-за меня, понимаешь?
— Не очень, если честно… — пробормотала я, но что-то в голове у меня уже начало шевелиться. Я чувствовала, что согласна с Ромкой — но не понимала в чём.
— Ну смотри. У тебя проблемы с мужем. Если я сейчас вмешаюсь в твою семейную ситуацию — я стану участником этих проблем, и уйдёшь ты не от мужа, а ко мне. Это неправильно и неуважительно по отношению к человеку, с которым ты прожила столько лет и воспитала двоих детей. То же самое и с моей стороны. При всей сложности моего отношения к жене, я бы не хотел, чтобы она думала, что наш брак развалился из-за другой женщины. Поэтому сначала надо развестись, закончить старые отношения, а уж потом начинать новые.
Вот теперь я поняла.
— Да, ты прав, — ответила я, медленно кивнув. И не смогла не поинтересоваться: — А ты?.. Я правильно поняла?..
— Думаю, ты всё поняла как надо, — вздохнул Ромка и негромко добавил: — Да. Я развожусь.
57
Надежда
К сожалению, больше мы с Ромкой ничего обсудить не успели — в редакцию зашла наш главный бухгалтер, а потом и шеф пожаловал, вызвал меня на традиционное совещание, которое он любил проводить каждый понедельник. Когда же я вернулась, в комнате мы были уже не одни — Семён сидел за своим столом и вовсю работал. Какие уж тут откровенные разговоры? Надо радоваться, что нас никто за поцелуем не застал. Даже не представляю, что было бы в таком случае…
Однако никто не мешал мне самостоятельно обдумывать то, что я услышала от Ромки, и примерять на себя.
«Я развожусь».
Значит, он, в отличие от меня, принял окончательное решение. Не знаю, в чём корень его конфликта с женой — не сомневаюсь, что это не измена, по крайней мере со стороны Ромки, — но в любом случае разводиться после двадцати с лишним лет брака — это непросто.
И да, он абсолютно прав — мне бы не хотелось, чтобы Ромка разводился из-за меня. Как и ему наверняка не хочется, чтобы я развелась из-за него, а не просто потому что у меня муж любвеобильный козёл. Обычное желание порядочных людей — скорее всего, многие по этому поводу не заморачиваются. Какая, мол, разница, итог-то один? Итог, может, и один. Но ведь в итоге мы все умрём, разве нет? Однако разница в том, как жить и как умирать, своей смертью или насильственной, всё-таки имеется. Принципиальная разница, я бы сказала.