Я спряталась за монитор и пробормотала уже оттуда:
— Я больше не буду.
— И это правильно, — похвалил меня Ромка. — Но насчёт развода ты серьёзно подумай, Надь. Если тебе сложно, невыносимо, ещё и, как ты говоришь, стала равнодушной к поступкам мужа, — разводись. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что этот твой подвиг долготерпения в будущем никто не оценит. А дети ещё и скажут: «Мама, не надо было».
Вот тут Ромка точно был прав. Не знаю, как Оксана, она девочка непредсказуемая, а Лёва точно выдаст что-то подобное.
Смущало меня только одно.
Это что же получается — два года терпела, превозмогала, старалась, а теперь — в кусты? А может, Костя правду сказал и не было ничего? Получается, я ни за что буду с ним разводиться?
Несправедливо.
Но с другой стороны — Рома тоже прав, и на кой чёрт мне эта справедливость, если я несчастна?..
15
Надежда
Два года назад, принимая решение о сохранении семьи, чем я руководствовалась?
Во-первых, мне было страшно. Я жила с Костей, конечно, не большую часть жизни, но вполне достаточную, чтобы бояться остаться без него. Хотя у меня было куда идти — мамина квартира. После того как мама умерла, мы её сдавали, но я могла разорвать договор и переехать туда в любой момент.
Во-вторых, как ни прискорбно это признавать — дети. Я отлично понимала, каким ударом для них станет наш развод с Костей. Особенно для Оксаны: папу она всегда обожала, можно сказать, боготворила. Да и вообще наша семья была дружной, мы все праздники проводили вместе, с удовольствием разделяли интересы друг друга. О такой семье можно только мечтать, такие семьи показывают в рекламе, их публикуют на обложках журналов. Есть чем гордиться… Точнее, было. И мне было жаль это всё терять и хоронить. А уж когда я думала о том, как буду объяснять причину развода Лёве и Оксане, то и вовсе начинала впадать в панику и заранее расстраивалась.
Третьей причиной стали родители мужа. Алексей Витальевич и Ольга Ивановна очень просили, буквально умоляли меня не рубить с плеча, дать Косте шанс исправиться. Я сама им ничего не говорила, естественно, — это муж сообщил, решив подключить в поддержку «тяжёлую артиллерию». И если на него мне было легко огрызаться, то со свёкрами уже не получалось. Они так искренне переживали за нашу семью, более того — Ольге Ивановне стало плохо с сердцем, которое у неё и так слабое, она потом ещё долго лечилась и даже лежала в больнице. Звонила мне оттуда и слёзно умоляла не подавать на развод, уверяла, что Костя одумался и больше не станет меня огорчать.
Я понимала, что это эмоциональный шантаж. Не дура, конечно понимала. Но осуждать свёкров не могла — естественно, они хотели, чтобы наша семья не распадалась. По правде говоря, я в глубине души тоже этого хотела. Точнее, я хотела, чтобы Костя меня не предавал. Жить по-прежнему, считая, что у меня верный муж, которому я всецело доверяю, а не это вот всё.
В-четвёртых, одной из причин стало поведение самого Кости. После первого нашего с ним разговора он, по-видимому, съездил к родителям, где ему промыли мозги, и он стал вести себя иначе. И прощения у меня попросил с жалобной физиономией, и сказал, что очень жалеет, и цветы начал таскать каждый день, да и не только цветы — просто подарки приносил. Ещё и отпуск взял, стал дома хозяйничать — убирался, суп варил, пытался меня соблазнить постоянно, но я не велась. Я вообще морозилась и разговаривала с Костей только при детях, а в остальное время на контакт не шла и подарки не принимала. Даже когда он презентовал мне машину, я только головой покачала.
Никакими подарками предательство не искупить, глупость это всё.
Переломный момент наступил, когда однажды вечером, прям при детях за ужином, Костя объявил:
— Я сегодня написал заявление об уходе.
Даже Оксана, в этот момент листавшая учебное пособие по истории России, одновременно поедая спагетти болоньезе, вздрогнула и посмотрела на Костю, вытаращив глаза, — что уж говорить о нас с Лёвой.
— Чего? — буркнула дочь, нахмурившись. — Пап, ты шутишь, что ли? Или тебя конкуренты переманили?
— У «Ямба» нет конкурентов, — хмыкнул Костя. — У меня, Ксань, просто кризис среднего возраста. Хочется перемены обстановки. Не переживай, без денег мы не останемся, и на море летом поедем.
— Да я и не переживаю, удивилась просто… — пожала плечами дочь, вновь глядя в учебник. — Знаю, что ты с головой, пап.
«С головой». Я бы поспорила с этим утверждением.
Когда дети уснули, я впервые за последний месяц — именно столько времени прошло с тех пор, как я узнала правду, — сама пошла искать Костю в квартире. Нашла его в ванной, зашла внутрь, закрыла дверь и спросила, глядя, как он, стоя перед зеркалом, увлечённо чистит зубы:
— Ну и что за вожжа тебе под хвост попала?
Костя сплюнул пасту в раковину, криво усмехнулся, посмотрев мне в глаза в отражении, и ответил:
— Хочу, чтобы ты поняла — ради тебя я на всё готов.
— А, то есть это ради меня? — возмутилась я. — Может, ты ещё руку себе отрубишь и скажешь, что это ради меня? Глупости какие-то, Костя.
— Ну почему же глупости? Я, конечно, люблю свою работу. Но тебя я люблю больше. Хочу, чтобы ты была спокойна. Думаю найти работу с мужским коллективом, а не женским, как у нас.
— Не смеши мои тапочки. — Я закатила глаза. — При желании девицу не только на работе можно найти. Да и смысла я не вижу в подобном мазохизме — ты ведь знаешь, что тебя обязательно сдаст Верхов, если что. Поэтому на работе ты теперь точно пас. Но я не обольщаюсь.
— Надюш, — Костя улыбнулся, и в его улыбке мне почудилась какая-то детская беспомощность. — Ну хватит, пожалуйста. Я же пытаюсь пойти тебе навстречу, я и правда на всё готов. Хочешь — уволюсь. Хочешь, вообще химическую кастрацию себе сделаю, чтобы ни на одну женщину больше не смотреть.
— Ты чего такое гово…
— Да в отчаянии я уже! — рявкнул Костя, и я от неожиданности подпрыгнула. — Месяц верчусь как белка в колесе, задолбался. Но ты не говоришь ни да ни нет. Может, решишь уже, а? Если развод, то развод. Если будем налаживать отношения, то будем налаживать. Но ты при этом перестанешь морозиться и начнёшь принимать мои подарки и всё остальное.
Что я могла сказать? Тем более что Костя смотрел с таким отчаянием…
— Хорошо, — выдавила из себя с трудом и зябко повела плечами — на мгновение тело пронзил холод. — Только не надо увольняться. И машины мне дарить тоже не надо.
Спустя секунду на меня будто ураган обрушился.
Костя подскочил ко мне, обнял изо всех сил и, прижав к себе так сильно, что у меня дыхание спёрло, прошептал на ухо, потеревшись носом о мою щёку:
— Ты не пожалеешь, Надюш, клянусь. Никогда не пожалеешь о своём решении… Жизнью моей клянусь, детьми нашими, родителями моими…
Теперь я вспоминала эти слова и думала: неужели и правда Костя настолько циничен, что предал меня во второй раз, невзирая на клятвы и обещания?
16
Надежда
— Через два месяца корпоратив, — напомнил мне Ромка во время обеда. Мы с ним, не сговариваясь, встали из-за своих столов ровно в час дня, посмотрели друг на друга и, рассмеявшись, решили немного покутить. Пошли не в столовую, а в одну из ближайших к офису кафешек. Там были бизнес-ланчи, но по таким ценам, что после недели походов туда можно было улететь в трубу.
— Да, помню.
— Алексеич собирается снять речной теплоход. Говорит, всё-таки двадцать лет «Сове», надо нормально отпраздновать, а не как обычно — колбасой в переговорной.
— Ого, — я впечатлилась. — Не иначе, сегодня на экваторе сильнейший снегопад, если наш шеф решил разориться на корпоратив.
О скупердяйстве Совинского в издательстве ходили легенды, и не зря — наш генеральный за каждую лишнюю потраченную тысячу рублей драл нещадно. За то время, что я на него работала, выездной корпоратив был лишь однажды — ровно десять лет назад, но я на мероприятие не попала, потому что Лёва и Оксана синхронно болели ангиной.
— Из любых правил должны быть исключения, — засмеялся Ромка, глядя на меня с весельем. — Иначе скучно.
Я сразу подумала о том, что Косте, по-видимому, скучно жить по правилам — вот он периодически и отрывается где-то на стороне. И это я ещё не знаю, сколько у него на самом деле романов было! Он тогда сказал, что три, у психолога уверял то же самое, но чего ему стоило соврать?
— Опять ты о какой-то гадости думаешь, — констатировал Ромка, явно заметив тень, пробежавшую по моему лицу. — Давай лучше корпоратив обсудим. Ты же пойдёшь, я надеюсь?
— Как я могу пропустить речной теплоход? Конечно, пойду. Главное, чтобы погода была хорошая, всё-таки май — месяц переменчивый. Помнишь, в прошлом году в мае снег шёл?
Рома на секунду перестал жевать свой стейк, задумавшись, а потом усмехнулся.
— Представляешь — забыл. А ты сказала — и вспомнил. Я же тогда ещё с мальчишками снеговика лепил прям посреди зелёной травы и листочков. Фотография получилась феерическая, про единство и борьбу противоположностей. Я тебе её присылал. Мой младший ещё вместо глаз и рта этому снеговику одуванчики присобачил, а вместо носа листочек воткнул.
Я покивала, улыбаясь, — а сама пригорюнилась.
Вот почему Костя не может быть таким, как Ромка или Семён? Уверена, никаких левых девок ни у того, ни у другого сроду не было.
Впрочем, я ведь и про Костю была уверена…
— Слушай, Ром, а скажи честно — все мужики жёнам изменяют? — спросила я, сама удивляясь собственной наглости. И глупости. — А то, может, я зря переживаю и у меня всё как у всех.
Услышав от меня слово «изменяют», Ромка побагровел. Потом закашлялся, схватил со стола стакан с чаем — и выпил его почти залпом.
— Он же ещё не остыл…
— Нормально, — хрипло ответил Рома, поставив стакан на стол, и посмотрел на меня… как-то по-новому. Понимающе, что ли? — Так вот в чём дело. Ну, я подозревал, конечно, однако уверен не был.