– А зачем ему менять места проживания, он вам не рассказывал?
– Нет, не рассказывал. Раз меняет, значит, надо ему!
– Но где-то у него есть дом, родители? Родился же он где-то?
– Он, как и я, родился в Грозном. Мы каждое лето проводили вместе, у дедушки, в горах. Потом я уехала учиться в Москву, вышла замуж, осела здесь. Я о нем долгие годы вообще ничего не знала. Там, между прочим, война шла, если вы в курсе.
– Я в курсе.
– Так вот, дом его родителей был разрушен бомбежкой. Родители погибли. Я думала, что и он погиб. И когда он нашел меня, я у него паспорт не спрашивала. Я была рада, что он жив, понимаете? Я спросила, нужна ли ему моя помощь.
– В чем?
– Найти работу, жилье. У нас принято друг другу помогать, но не принято женщине лезть в мужские дела. Он сказал, что у него все в порядке. Мне этого было достаточно.
– А как же вы с ним связываетесь? Если вам нужна его помощь?
– У меня есть муж, зачем же мне еще чья-то помощь? – надменно произнесла женщина.
– Я должен понимать ваши слова так, что у вас нет ни телефона, ни адреса вашего брата?
– Вы правильно поняли.
– Но он в Москве проживает?
– Нет. Но он приезжает сюда достаточно часто.
– А где он живет?
– Не знаю.
– Ада Хасановна, я вам напоминаю об ответственности за дачу ложных показаний.
– Это излишне.
– Хо-ро-шо, – протянул Турецкий, разглядывая сидевшую напротив женщину.
Было очевидно, что ничего хорошего он не находит.
– А дата его рождения вам тоже не известна?
– Почему? Известна. Он родился девятого сентября шестьдесят первого года.
– Значит, скоро отметит свое сорокалетие, – прикинул Турецкий.
– Да.
– А как он собирается его отмечать? Он вас не приглашал еще на юбилей?
– Сорок лет для мужчины – не возраст. Не думаю, что он намерен устраивать по этому поводу праздник. Во всякому случае, меня он никуда не приглашал.
– У вас есть фотография брата?
– Есть детские фотографии. Ему там лет десять – двенадцать. Более поздних нет.
– Скажите, а ваш муж никогда не интересовался, чем занимается его шурин? Мужчине-то дозволяется интересоваться мужскими делами?
– Мой муж никаких отношений с моей родней не поддерживает.
– Это почему же? Кем он работает?
– Он капитан дальнего плавания. И с самого начала нашей совместной жизни было оговорено, что моя родня – это моя родня. Он очень дорожит работой и, видимо, опасался, что мои родственники могут обратиться к нему с какими-нибудь сомнительными просьбами.
– А что, были основания опасаться?
– Послушайте, Александр Борисович, вы что-нибудь слышали о людях, оставшихся без жилья и без работы, в положении беженцев, изгоев, никому не нужных, всеми гонимых? Вы об этом что-нибудь знаете? Вы себе представляете жизнь народа, против которого воюет целая ядерная держава? – сверкнула вдруг черными глазами женщина.
– Это вы про Россию? – даже не понял в первый момент Турецкий.
– У вас можно курить? – вместо ответа спросила она.
– Пожалуйста. – Турецкий щелкнул зажигалкой.
Кашкина затянулась ментоловой сигаретой, уставилась на следователя.
– Я так понимаю, что речь идет о России, поработившей трудолюбивый и свободолюбивый чеченский народ?
– Вы правильно понимаете.
Александр тоже закурил. Спокойно, она специально провоцирует тебя на политдиспут, не поддавайся, приказал себе он.
– Ну хорошо, оставим в стороне взаимоотношения двух великих держав, – усмехнулся Саша, – и вернемся к вашей семье. У вас есть кто-нибудь еще из родственников, с кем вы поддерживаете отношения?
– Ни с кем. У меня никого из родни не осталось.
– Только двоюродный брат Эдик?
– Да.
– А каким бизнесом он занимается?
– Что-то с продуктами питания, я не знаю подробностей.
– Вчера утром вы помогли брату улететь в Пермь?
– Да.
– Он билет на самолет не покупал, так я понимаю?
– Нет, не покупал. Я попросила бортпроводниц, они его взяли.
– А что же это за бизнесмен, у которого нет денег на билет?
– Разве я сказала, что у него нет денег? Просто… зачем платить, если можно не платить? Все сотрудники аэропорта время от времени провозят своих родственников. Борт на Пермь летел полупустой, девочки вязли Эдика, что здесь такого?
– Действительно – что? – По щекам Александра ходили желваки. – А когда ваш брат пользовался бесплатным авиатранспортом в прошлый раз?
Ада Хасановна задумалась.
– Кажется, месяц-полтора тому назад. Да, это было в июле.
– И куда он летал?
– Не помню…
– А вы постарайтесь вспомнить, очень вас прошу, – процедил Турецкий.
– Сейчас… В Астрахань. Да, точно.
– И тоже без объяснения причин?
– Говорил что-то насчет арбузов. Собирался сделать большую закупку и продать где-то в Архангельске. Кажется, так.
– Хорошо устроился! – не удержался Турецкий.
– Что за тон? Что вы имеете в виду?
– Продолжим, – не отреагировал Турецкий. – Вам знакома женщина по имени Александра Борисовна Небережная?
– Да. Это начальник пищеблока отдела пассажирских перевозок.
– Вы знакомили вашего брата Эдика с этой женщиной?
– С Небережной? – изумилась Кашкина. – С какой стати? Я сама с ней едва знакома.
– То есть ваш брат не знаком с Небережной?
– Нет.
– А у нас есть показания подчиненных Небережной, согласно которым Александра Борисовна и Эдик знакомы друг с другом. У вашего брата есть машина?
– Когда он бывает в Москве, он берет автомобиль в аренду.
– У кого?
– Не знаю.
– А что за автомобиль?
– «Форд».
– Номер машины вам известен?
– Разумеется, нет. Я не выслеживаю брата.
– Ваш брат подозревается в совершении тяжкого преступления, понятно? Весьма тяжкого.
– Какого?
– Вопросы здесь я задаю. Что касается вас, в ваших интересах сотрудничать со следствием. Если мы уличим вас в даче ложных показаний, против вас будет возбуждено уголовное дело.
– Вы меня запугиваете? – Женщина подняла черную бровь.
– Я вас информирую. Итак, еще раз: вы знакомили брата с Небережной?
– Еще раз – нет.
– Может быть, вы рассказывали ему о ней?
– С какой стати рассказывать ему о женщине весьма… легкомысленной, – с трудом подобрала слово Кашкина.
– Как же легкомысленной женщине доверили такой ответственный пост?
– Она этот пост через постель и получила, – выпалила Кашкина и замолчала, затягиваясь сигаретой.
– Продолжайте, пожалуйста.
– А что продолжать? Александра Борисовна – хороший работник, это все знают. Не такой уж, кстати, у нее сложный участок. Подумаешь, следить, как подчиненные куриные ноги по контейнерам распихивают!
– Так в чем же ее легкомыслие проявляется?
– Ну… Господи, да она со всем мужским составом Шереметьева переспала, это тоже все знают. И чтобы я Эдика с ней знак…
Кашкина вдруг осеклась и изменилась в лице.
– Что? Вы что-то вспомнили? – вцепился Турецкий.
– Нет. – Женщина опустила глаза, вжала окурок в пепельницу.
– Может быть, брат сам расспрашивал вас о Небережной?
– У меня разболелась голова. Я не могу больше отвечать на вопросы, – не поднимая глаз, ответила Ада Хасановна.
– У меня есть цитрамон.
Турецкий полез в ящик стола.
– Не трудитесь. Мне цитрамон не помогает. У меня мигрень. Я больше ни слова не скажу.
– Что ж, сделаем перерыв. Хочу вас уведомить, что ваш брат с сегодняшнего дня будет объявлен в розыск. Если вам станет известно место его пребывания, вы обязаны сообщить об этом органам следствия. Так же как и любую другую информацию, касающуюся Эдуарда Рагоева.
…Пока Турецкий сражался с Кашкиной, в соседней комнате ожидала своей участи ее помощница Верочка. Правда, ее одиночество скрашивал Кирилл Безухов, призванный Турецким на Дмитровку для проведения, в случае необходимости, очной ставки с начальником отдела кадров Шереметьева, если бы дама пошла в полную несознанку и отрицала бы сам факт знакомства с рыжеватым мужчиной.
Но, судя по тому, что беседа за стеной затянулась, Кашкина показания давала, что и позволило Безухову почувствовать себя этаким Джеймсом Бондом.
– Ну что вы дрожите так, Верочка? Давайте я вам еще чаю налью?
– Нет, Кирилл Сергеевич, спасибо, – отвечала Верочка, – я и так две чашки выпила. Это я просто нервничаю.
– Что вам нервничать?
– Ну как же? Нас прямо с рабочего места взяли…
– Что значит – взяли? Вы же не шпионы. Просто подвезли на служебной машине. Все равно оттуда машина на Дмитровку ехала. Вас и подвезли. Разве городским транспортом лучше?
– Ой, вы не понимаете! Все видели, что нас в прокуратуру везут. Теперь разговоров будет…
– А вы, Верочка, на все вопросы отвечайте загадочным молчанием. Вы их заинтригуйте, – распинался Безухов, будто это не он только вчера отчаянно краснел от любого женского взгляда.
Но то было вчера. С минувшего дня его акции заметно поднялись. Молва о стажере, первым опознавшем предполагаемого преступника, а попутно подслушавшем весьма важный для следствия разговор, сделала Безухова почти героем дня. С галстуком.
А много ли нужно новичку, чтобы почувствовать себя уверенно? Одобрение коллег, добродушное похлопывание по плечу, сопровождаемое словами: «Это все хорошо, старик. Но что же ты этого мужика на Пермь выпустил?» – делало Безухова почти равным среди равных. Ну… не совсем равным, конечно, но динамика процесса положительная!
Когда Верочку пригласили к «важняку», он похлопал ее по руке:
– Не волнуйтесь, Верочка, все будет в порядке!
– Ага, – пролепетала девушка, глядя на белую как мел Кашкину, которая как раз покинула кабинет следователя.
Турецкий говорил с кем-то по телефону.
– Да, поставьте ее «на кнопку», – не очень понятно выразился он. – Присаживайтесь. – Это уже Вере.
Следователь оказался мужчиной весьма интересным, хоть и не очень молодым. Уже небось за сорок. Он посмотрел на девушку и весело спросил: