— Класс, — оценил Гера, обойдя резиденцию.
— Самое главное, — усмехнулся Игорь, — спрятано под землёй. Пошли вниз.
Мини-ключом он открыл ещё одну бронированную преграду, и они пошли вниз.
Комнату украшали мягкая мебель, сейф и компьютер на изящном офисном столике.
— А компьютер-то на фига?
— А тетрис? А база данных? Думаешь, я в амбарной книге стану базу данных держать?
Игорь подошёл к сейфу, набрал код.
Дверца распахнулась: внутри пылились бутылка коньяка и несколько коротких «калашей». Кроме них, лежал десяток дискет и тонкая папка с грифом «на чёрный день».
— Что в папке? — спросил Гера.
— Откуда мне знать? Чёрный день пока не настал. Если он придёт, немедленно открой эту папку. Я тебе разрешаю.
— А как я узнаю, что это действительно чёрный день?
— Ничего, поймёшь, — сказал Игорь. — Такое сразу понимается… По коньяку?
Он вынул из шкафа пару хрустальных рюмок.
Сдвинув клавиатуру, присели за стол.
— Пей, Гера, и гордись… это, чтоб ты знал, последняя нормальная бутылка на весь район.
— Что же пьёт местное население?
— Они, — сказал Игорь, — много чего пьют. Всего не упомнишь. Но тебе не советую.
Из дорожных сумок вынули закуску. В Герином багаже, кроме всего прочего, булькала бутылка водки.
— Извини, я тебя обманул. Это не последняя. Последняя у тебя…
— Давай оставим на завтра?
— Давай, — согласился Игорь. — Если завтрашний день наступит, нам наверняка захочется выпить. А сейчас — наверх. Пора за работу. Будем собирать информацию.
— Это как?
— Очень просто: наливай да пей.
— Снова? — испугался Гера.
— А что делать? — вздохнул Игорь. — Тяжело, но придётся. Другие способы нам временно недоступны.
Хозяйка квохтала, собирая на стол.
В окружении солёных огурчиков и грибочков стояла подозрительного вида бутыль.
— Это можно, — шепнул Игорь, — всего-навсего мой же спирт.
Они аккуратно сели на шаткие табуреты. Настасья, хрустнув огурцом, сразу же подняла тост:
— За сугрев нутра, мужики!
— И тебе того же, старушка, — ласково сказал Игорь. — А помнишь, Настасья, летом у тебя нерусский жил.
— Это Манард, едрить его, что ли?
— Он самый. Что с ним стряслось?
— Так он в лес подыбал. Там его и жахнули. Ну и всё… Подох как миленький твой Манард.
— А кто же его?
— Масоны, видать. Они у нас, едрить, совсем одичали. Да ты сам, миленький, посуди: кто же, кроме них, мериканского полковника жахнуть осмелится?
Гера чуть не подавился бабкиным спиртом.
— Картину не гони! — рявкнул Игорь. — Ты мне, старая сука, понтоваться-то завязывай! Я тебе, блядина, на хер уши поотстреляю! Ты хоть отсекаешь, срань, кто с тобой базары ведёт?
Гера, не скрывая удивления, скромно блевал в углу. И так он блевал, и эдак, но удивления скрыть не мог.
— Так бы сразу и говорил, — сказала Настасья. — А то, миленький, ходишь вокруг да около, как дурак, я тебя понять не могу.
— Так кто убил полковника Джона Мейнарда? — сладко повторил Игорь.
— Пиндар, едрить его. Он у нас заезжих не любит. Как увидит — цап за ляжку, и давай дальше. Хоть свинья, да всё-таки патриот. А назюкал его Евсей. И Манард, едрить его, сам дурак. Чё баламутил-то, мериканская его рожа? В один двор зайдёт, душу травит, в другой зайдёт, как говном польёт… Ходит и ходит, словно стыд позабыл. Нехристь он, едрить его в селезенку. Сам посуди, миленький: чем здоровому мужику не живётся? А он шастает, как дитё малое, и вопросы срамные задаёт.
— Какие вопросы? — спросил Игорь.
— Дурацкие, — сплюнула Настасья. — Приходит, бывало, и бередит: как, мужики, жужло замутить? А божью росу? Мужики чуть дуба не дали от такой срамоты. Он, дурак, хотел им за это денег всучить. Сам посуди, кто за деньги-то купится? Вот и жахнули его, дурака, чтобы душу не бередил.
Пробуждение было муторным.
Игорь зашёл в его комнату без стука и приглашения.
— Как отвратительно в России по утрам, — сказал он вместо приветствия.
— Да, — кивнул Гера. — Жизнь скучна и омерзительна.
— Не всё потеряно, брат, не всё потеряно… Помни: за нами стоит Москва, а значит, нам есть куда отступать. Сейчас мы выпьем, и я спрошу тебя о главном.
— Спрашивай сразу.
— Хорошо. Ответь мне: мы соратники или попутчики?
— Мы соратники, — сонным голосом сказал Гера.
— Я знал, что ты не откажешь. Наливай, лейтенант.
— Кто? — удивился Гера. — И зачем это наливать?
— Если мы вернёмся живыми, тебе присвоят звание лейтенанта, — сказал Игорь. — Это не так легко, но я проведу через отдел кадров. А налить надо по двум причинам. Во-первых, традиция: перед атакой русские шли в баню, надевали белую рубаху, ничего не ели, но опрокидывали чарку за царя и отечество. В смертельный бой, лейтенант, просто так не ходят. На этот счёт есть личный приказ Суворова. Во-вторых, приказы старших по званию не обсуждаются.
— Перед смертельным боем?
— Пустяки, — сказал Игорь. — Я дам тебе пистолет, и мы нейтрализуем двух уродов по форме цэ-эф один.
— Это сложно?
— Да нет. Это простая форма: физическое устранение любыми средствами, невзирая на давность вины и проблемы для исполнителя. Традиционная форма для многих служб. Например, для Моссада.
— Мы будем убивать кого-то живого?
— Разумеется, лейтенант, — улыбнулся Игорь. — Убить мёртвого не может даже лучший из мастеров.
— Мы убьём двух местных крестьян?
— Не совсем, лейтенант. Мы убьём одного пейзанина и одну воинственную свинью, сидящую на наркотиках. Видишь ли, пока ты упоенно блевал в углу, я развёл старуху на показания.
Из кармана пиджака Игорь вынул маленький диктофон. Вдавил кнопку, и японская штучка заговорила человеческим голосом: «Пиндар, едрить его. Он у нас заезжих не любит. Как увидит — цап за ляжку, и давай дальше. Хоть свинья, да всё-таки патриот. А назюкал его Евсей».
— В суде это не улика, — сказал Игорь, — но мы должны исполнить долг до конца. Нельзя краснеть перед Вашингтоном.
С этими словами начальник протянул ему пистолет.
— Вот это предохранитель, — показал он. — Вот этим движением ты снимаешь с предохранителя. Перезарядить сможешь? Смотри, — Игорь вынул-вставил обойму. — Заурядная вещь, пистолет Макарова.
Евсея нашли в бане. Волосатый мужик лежал на полке и сладко жмурился. Игорь настойчиво попросил Евсея открыть глаза.
Тот с отвращением оглядел вошедших. Вошедшие улыбались: майор — ласково, лейтенант — смущённо. Указательным пальцем Евсей постучался в Герину грудь.
— Ты Николай, что ли? — презрительно сказал он. — Так я тебе покрышку не дам.
— Как не дашь? — удивился Гера. — Все знают, что ты мне должен покрышку. Вот он знает, — Гера показал на Игоря. — Правда, Аркадий? Так почему не дашь?
— Потому что ты, Николай, сектант и педрила, — внятно сказал Евсей. — И чего ты его Аркадием обозвал? Он же не Аркадий.
— А кто же? — обидчиво спросил Гера.
Евсей на пару секунд задумался.
— Такой же, как и ты, сектант и педрила. А Аркадий — он не такой. Разве же это Аркадий? Мы Аркадия пятого числа хоронили. Стал бы я хоронить какого-то там педрилу…
— Майор Бондарев, КэЧээН России, — не теряя улыбки, представился майор Бондарев.
— Ого, — сказал Евсей. — У нас педрилы уже в майорах служат? Всё, считай, пропала страна…
— А почему это я сектант? — обиделся майор Бондарев.
— Так ты же в секте состоишь, — Евсей не понял вопроса. — Или ты от сектантов отколупнулся?
— Какой секты?
— Да не помню я, хрен, названия. Знаю только, что перегной воруете. У вас так заведено: кто, значит, честно живёт, у того надо перегной украсть. А ещё у вас с девками не по-нашему. Тоже, значит, такой обычай.
Гости между тем потели и уже начали задыхаться…
— Давай, что ли? — грустно сказал майор.
— Ну давай.
— А, вспомнил! — радостно закричал Евсей. — Вы же сатанисты.
— Да, — сказал Игорь. — Ты раскусил: мы самые главные сатанисты.
Они чинно поклонились Евсею.
— А давай, — сказал Евсей, — вместе перегной воровать? Мне до зарезу перегной нужен, я без него жить не могу. Я ведь мужчина всё-таки. А? Я такие места знаю, где этого перегноя — хоть ложкой жри.
— Дело хорошее, — сказал Игорь, — но чтобы с нами перегной воровать, надо пройти кровавое испытание.
— Это ерунда, — сплюнул Евсей. — Сто раз его проходил. Я ведь мужчина всё-таки.
— Ну что, — подмигнул Игорь, — возьмем его в сатанисты?
— Дело нужное, — сказал Гера, — но есть нюанс. У нас на перегной ходят педрилы со стажем. Признавайся, Евсей, откуда ты стаж возьмёшь?
— А что, — обиделся Евсей, — я не похож на педрилу со стажем?
Пот катился градом и водопадом…
— Давай попробуем ещё раз, — сказал Игорь.
— Ну давай.
— А, вспомнил! — закричал Евсей, снова стучась пальцем в Герину грудь. — Ты же вовсе не Николай.
— Почему?
— Ты же мой двоюродный, — расхохотался Евсей. — А двоюродного совсем по-другому кличут. Ты у нас… а как же тебя зовут? Нет, правда, а как? Помню только, что зовут тебя непонятно.
— Искандер я, — подсказал Гера.
— О, точно, — обрадовался Евсей. — Я ведь помню, главное, что ты у нас почти итальянец. А ты, оказывается, Искандер. Помнишь, Искандер, как мы на Чёрный камень ходили?
— А то!
— А как Маришке под юбку лазили?
— Да-да, — задумчиво кивал Гера, — я помню чудное мгновенье… А помнишь, как мы по Елисейским полям гуляли?
— Такое, брат, хрен забудешь, — сказал Евсей. — Вот поля — так поля. Особенно помню, как дедов мотобот в тех полях утоп.
— А речку-то не забыл?
— Как же нашу речку забудешь? Особенно помню, как тебя Маркиз за задницу покусал, а Варька-то испугалась… Помнишь Варьку-то, невесту свою? Ты её потом на антенну выменял.
— Так отдашь покрышку-то? — строго спросил Гера.
— Я же тебе её вчера отдавал. Или это не ты был? Н