ятельствам, помочь посмотреть по-другому на мир и на себя.
— А как же всякие гадалки и целители? Они ведь «заряжают» и якобы лечат наложением рук.
— В том-то и дело, что специалист не будет размахивать руками или возлагать их на больного, сжигать фото или гадать на кофейной гуще. Хороший доктор и таблеток постарается не выписывать.
— А как же лечить без таблеток? И потом, я был уверен, что ваше главное лекарство — гипноз. Вот ты, например…
— Что я?
— Ты ж явно меня загипнотизировала! Иначе зачем бы я ходил за тобой, как привязанный? Галкина мать, Светлана Павловна, она прямо говорит, что ты меня околдовала. — Двинятин не мог пересилить своего шутливого настроения. Ему хотелось отвлечь свою спутницу от неприятных мыслей.
— Андрюша! я совсем о другом. О нас с тобой мы поговорим тогда, когда разберемся, кто и зачем «выдавливает» нас из города. Разве ты не хочешь понять, почему нам стараются испоганить отпуск? — Доктор Лученко посмотрела на своего спутника, словно на пациента, не выполняющего предписаний врача.
— Все понял. Не буду больше мешать. Продолжай, пожалуйста.
— Психотерапевт не станет гипнотизировать и не будет ничего внушать, подавляя волю больного. Он не обращается к потусторонним силам, потому что верит в человека. Психотерапевт прежде всего рассчитывает на скрытые душевные резервы того, кто обратился за помощью, в каком бы состоянии тот ни был. Если сил недостаточно, он будет терпеливо помогать человеку, чтобы тот почувствовал их и активизировал. Врач будет говорить с тобой о земных простых вещах, о которых ты не привык говорить, он создаст атмосферу доверия и защищенности, где нет недопустимых тем, он никогда не поставит тебя ни на какой учет. С ним можно беседовать о том, в чем стыдно признаться, или о душевных тайнах, которые тебя беспокоят. В результате ты сам научишься постепенно общаться на более глубоком, доверительном уровне со своими близкими и родными, научишься не бояться обсуждать с ними самые трудные вопросы и действительно решать их, а не скандалить и ругаться без видимого успеха.
— Ну, хорошо. И какое все эти рассуждения имеют отношение к тому, что происходит здесь? И, как ты верно заметила, к тому, что нас пытаются «выдавить» из города?
— А к тому, мой дорогой, что на нас пытаются оказать давление именно на глубинном уровне. Нам пытаются внушить мысль, что цепь неприятностей; смерть квартирной хозяйки, кража, хулиганская выходка с Олей и, наконец, сегодняшняя история с Кириллом — это все «случайности», которые произошли именно здесь. И стоит лишь поменять место жительства, как сразу отпуск станет безоблачным.
— Признаюсь честно, я именно так и начал подумывать. Даже хотел тебе предложить, когда мы возвращались с пляжа, поехать в Ялту или в Мисхор. В крайнем случае в Севастополь, тоже хороший город. Южный берег большой, выбирай любое место. Ты и сама Оле сказала, что можно и уехать.
— Вот видишь, как все просто! — Вера торжествующе посмотрела на Андрея. — А я не люблю, когда мной манипулируют.
— Ладно. Меня вся эта ситуация не устраивает. Я этого тоже не люблю. — Мужчина посмотрел на Веру долгим взглядом и сказал, сделав приличную паузу; — Ты мне очень нравишься, нравится твоя семья, Ольга, Кирилл, и я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.
— Ты мне тоже не безразличен, Андрей! — Она взглянула на него своим фиалковым взглядом, и ему показалось, что воздух вокруг них сделался сиреневым. — Но даже если мы уедем в Ялту, Мисхор или Гурзуф, это не изменит положения. Потому что дело не только в месте. Дело в нас.
— Вот отсюда поподробнее.
— Вот что я думаю. До нашего приезда в город ничего плохого не происходило. Потом разговор с Екатериной Павловной, ее обещание поделиться со мной кое-чем… Ее утопили. Потом я узнала от соседки, что старушка вела дневник, рассказала об этом милиционеру. Вслед за этим в квартире орудует вор и что-то ищет — а вдруг как раз дневник?
Они уже пришли к крепости и, усевшись на большой валун, наполовину заросший травой, залюбовались видом города, открывавшегося отсюда во всей своей южной красе. Вера провела рукой по волосам, Двинятину нравился этот ее жест, в нем было что-то женское, элегантное и одновременно естественное. Она вообще была необыкновенно естественна. Он прежде не встречал женщину, в которой внешняя привлекательность сочеталась бы с умом, и при этом обаяние личности не подавляло бы окружающих. Поэтому, слушая свою спутницу, Андрей еще и с удовольствием ее разглядывал.
— А Екатерину Павловну точно утопили? — спросил он.
Вера, покусывая травинку, смотрела на гавань, порт и уходящие вдаль пляжи, тянувшиеся плавной подковой. Не поворачивая головы к собеседнику, любовавшемуся ее профилем, она ответила:
— Я не уверена, что экспертизу проводили тщательно. Может, вообще не проводили, и так все ясно: утонула старушка. Мало ли народу тонет на берегах морских городов. Но это не мог быть несчастный случай. Екатерина Павловна прекрасно плавала и без посторонней «помощи» утонуть никак не могла. Признаюсь тебе: тогда, на пляже, когда ее обнаружили, я заметила что-то очень похожее на синяки на ее лодыжках. Да и сегодняшняя попытка утопить моего зятя показывает, что кто-то здесь умеет очень профессионально создавать видимость несчастных случаев на воде.
— Действительно… Что из этого следует?
— Думаю, тот, кто все это организовывает, не знает точно, рассказала мне что-нибудь квартирная хозяйка или нет. И действует… Как бы это сказать… Не очень уверенно. Я это чувствую.
— Но если организатор думает, что ты не в курсе, зачем оказывать на тебя давление?
— Правильно. Значит, нас всех, и особенно меня выпихивают не только из города, но даже из Крыма, полагая, будто я что-то знаю. Поэтому никакая Ялта или Мисхор нас не спасут, это все здесь слишком близко. Нам ясно дают понять: возвращайтесь домой, займитесь своими привычными делами, уезжайте подальше, и тогда вам ничто не будет угрожать.
— Ничего себе! Нам что, собираются испортить отпуск? Я с этим не согласен.
— Дело не в испорченном отпуске. Это вообще может быть очень опасно, я чувствую.
— А я на что? Буду вас защищать.
— Андрей… Но ведь отпуск пока портят только нам. Ты можешь отдыхать. — Вера посмотрела на Двинятина, в глазах ее промелькнула лукавая искорка.
— Тебе что, нужно объяснять, с кем я хочу проводить этот отпуск? — не принимая игру, возмутился Андрей.
Вера помолчала.
— Давай еще прогуляемся, — сказала она, вставая.
Они спустились от Генуэзской крепости назад той же дорогой, и Вера внезапно свернула на боковую улицу. Улица Тимирязева была пустынна: одноэтажные домишки, какой-то заброшенный храм и тишина должны были бы внушать умиротворенность, однако Вера ее не чувствовала. Ее опять начало знобить, она встревожилась, ускорила шаг, взяла Андрея под руку.
— Андрюша, — сказала она вполголоса, — кажется, мы тут не совсем одни. Только не оглядывайся, за нами идут двое парней.
— Знаю, не волнуйся, — сказал Андрей. — Я их тоже заметил. Странно, если это по нашу душу, почему до сих пор не подошли, не попросили закурить? Обычно с этого все начинается.
— Это называется «сценарий введения в роль жертвы»… А почему до сих пор не подошли, кажется, я догадываюсь, — сказала Вера с некоторым облегчением. — Один из них был на пляже, когда вы с Иваном разминались, видел твою подготовку. Потому и не решаются подойти, боятся.
— Ну, у тебя и глаз-алмаз! Не перестаю удивляться твоей памяти. А боятся они правильно.
Они вышли через заросшую жухлой травой аллею к каменным воротам и ограде. На мраморной табличке Вера выхватила взглядом слова «…профессора Айвазовского». Они оказались в небольшом аккуратном скверике, выложенном шестигранными плитами.
— Ага, я поняла, где мы. — Где-то здесь могила Айвазовского, — сказала Вера.
— Привет, — послышалось сзади.
Их было уже четверо — обычных парней, ничем вроде бы не примечательных, кроме специфической накачанности. Мощные плечи, тяжелые затылки, уверенный взгляд.
— И ваша могила тут будет, — сказал один из них, губастый.
Вера, как всегда в таких ситуациях, хотела немедленно что-нибудь предпринять, чтобы не дать страху парализовать волю. Кричать или изображать из себя полоумную, врываться в разговор нападающих потоком своих фраз — словом, срывать сценарий нападения как угодно. Обычно ей это удавалось. Но Андрей помешал.
— Отойди туда, — кивнул он в сторону каменных ступеней, ведущих в небольшую заброшенную часовенку.
В голосе его прозвучали такие сила и твердость, что Вера послушно отошла. А Андрей как-то боком приблизился к парням и остановился.
Предупреждали же вас, чтоб уехали, — добавил губастый.
— Да чего с ними базарить, — сказал еще один. — Наказать надо! Падлы!
Андрей не отвечал. Вера тоже не вслушивалась в слова, понимая, что они не имеют никакого значения и нужны только для подбадривания нападающих, введения самих себя в агрессивное состояние. В непривычной роли пассивного наблюдателя Вера бывала редко, и ей было страшно — не за себя, а за своего спутника. Однако по-настоящему испугаться она не успела. Все четверо напали на Андрея, и не так, как обычно бывает в красиво поставленных драках, в фильмах-боевиках, когда злодеи нападают по очереди. Эти подскочили все вместе, разом. Ничего толком не было видно, только мелькнули занесенные руки двоих парней, и туг же эти двое растянулись на каменной плитке. Двое других резко остановились, один присел с исказившимся лицом, другой замер и плюхнулся на задницу. Андрей, будто он тут ни при чем, стоял чуть в стороне со странным лицом: взгляд его был обращен не к нападавшим, а. как будто между ними — то ли вдаль, то ли внутрь себя, Вера опять отметила, что он не делает никаких красивых «киношных» жестов, не принимает специальных «восточно-единоборственных» стоек. Как будто включили звук, раздался мат и вопли. Трое опять подскочили, и опять Андрей с отрешенным лицом словно исчез на мгновение. Один из нападавших проехал всем телом далеко по жесткому камню и остался там лежать. Двое других валялись у ног Андрея. Он перешагнул через них и подошел к Вере, и теперь лицо его ничего не выражало, кроме облегчения от того, что неприятная работа наконец выполнена.