— Я пойду с ней, госпожа, — сказала Севера.
Настоятельница медленно опустилась в кресло и прикрыла глаза.
— Чувствовала, что этим все закончится, — тихо произнесла она.
— Мы уйдем вдвоем, — в голосе Северы появились виноватые нотки. Она чувствовала, что каждое ее слово доставляет настоятельнице боль. — Другие послушницы ничего не узнают. Они все останутся в монастыре, как вы и хотите. Я верю Невее, верю, что есть шанс все остановить!
После слов Северы в душе девочки разлилась теплая волна облегчения.
— Простят ли меня твои подруги дарнии? — горько усмехнулась Ирьяда.
— Со временем они все поймут. Прошу, не возражайте.
Ирьяда с минуту сидела молча, собираясь с мыслями.
— Могу ли я возражать? — прошептала она. — Имею ли такое право? Возможно, я всего лишь глупая старуха, которая тщетно пытается сохранить то, что есть.
— Не говорите так! — с пылом произнесла Севера.
— Простите меня, — печально улыбнулась Ирьяда. — Я благословляю вас и, надеюсь, вы скоро вернетесь, каков бы ни был итог вашего пути.
Глава 18
— Через час будем на месте, — с заметной одышкой произнес Ратиш. Его одутловатое лицо блестело от пота.
Только что он, Фарамор, Блэсс и Винк пересекли широкое, поросшее чахлой травой поле и теперь вошли в мягкий полумрак елового леса. Воздух наполнял густой запах хвои. Солнечные лучи терялись среди разлапистых ветвей, и лишь некоторые косые искрящиеся струи достигали пружинистой земли. Где-то далеко угрюмо ухал филин, время от времени раздавалось сухое потрескивание стволов, разлетающееся по лесу гулким эхом.
— Наконец-то убрались с этого солнцепека, — с облегчением произнес Блэсс. — А тебя, похоже, теперь ни жара, ни холод не тревожат? — спросил он Фарамора.
— Похоже на то, — равнодушно ответил юноша.
Позади всех шел Винк с большой дорожной сумой за плечами. Несмотря на долгий путь, мальчик не выглядел усталым, видимо жизнь с Ратишем приучила к трудностям. Еще два дня назад в Аронге Фарамор и Блэсс поняли: Ратиш относится к своему племяннику, как к рабу. Фарамору на это было плевать, но Блэсс, по одному ему известной причине, взял мальчика под свою опеку и за время пути запрещал Ратишу понукать Винком. В глазах мальчика даже появилось больше уверенности.
Чем ближе они подходили к храму, тем сильнее Фарамора охватывало странное возбуждение. Он чувствовал: скоро произойдет что-то важное. Юноша спросил об этом Хета, но тот не ответил. Демон, вообще, последнее время все чаще молчал и выглядел как обычная тряпичная кукла. Фарамор думал, что так Хет реагировал на присутствие двух колдунов, которых откровенно ненавидел.
Лес менялся. Насыщенные жизнью темно-зеленые ели сменили деревья с желтой хвоей. Все выглядело неподвижным, мрачным. Воздух здесь был затхлым, пахнущий плесенью. Далее и вовсе пошли деревья с облетевшей хвоей. Прямые серые стволы врезались в синеву неба как гигантские иглы. Все чаще попадались поваленные деревья. Они лежали на земле, будто кости исполина, огрызки пней скалились острой щепой, словно зубастые челюсти неведомых чудовищ.
— Невеселые здесь места, — пробурчал Блэсс.
— Это все храм, — сказал запыхавшийся Ратиш. — Думаю, храм вытягивает жизнь из этого леса.
Сердцебиение Фарамора усилилось. Неосознанно он ускорял шаг, к молчаливому недовольству спутников.
Впереди между деревьев показалось огромное матово-черное строение. Фарамор побежал, резво перебираясь через поваленные, воняющие трухой стволы.
Храм ошеломлял своими размерами. Он занимал всю территорию большой поляны и имел странную форму: громадный куб из черного мрамора, верхняя плоскость которого топорщилась десятками мощных шипов. Шероховатую поверхность камня прорезали глубокие, составляющие странные угловатые фигуры, линии. В облике храма было что-то хищное, неестественное и, наводило на мысль о безумии древних строителей этого сооружения.
— О, Боги! — выдохнул Блэсс. — В жизни не видел ничего подобного, а повидал я немало!
На каменистой земле вокруг храма валялось множество скелетов птиц и мелких зверьков. А поодаль, возле горы бурелома лежал потрескавшийся череп с огромными витыми бивнями.
— Здесь даже небо кажется другим, — в голосе Ратиша звучало благоговение с примесью страха.
— Действительно, — согласился Блэсс.
Небо выглядело однообразно серым, и не было понятно, в какой стороне находится солнце.
Фарамор чувствовал себя так, будто вернулся в родной дом после вечности скитаний. Храм манил, будоражил рассудок ощущением некой древней тайны, которую обещал раскрыть. Фарамор начал медленно обходить здание, не отрывая восхищенного взгляда от угловатых рисунков на черном мраморе. Он не замечал, как под ногами с сухим треском ломаются скелетики птиц и зверьков. За ним, опасливо косясь на храм, последовали спутники.
— Кто мог такое построить? — прошептал Блэсс. — Не верится, что такое могли построить люди.
— Не верится, — повторил Ратиш.
Испуганный Винк шел осторожно, стараясь не наступать на кости под ногами. Он чувствовал себя нехорошо, его подташнивало, а голова кружилась.
Фарамор обогнул храм и увидел вход — прямоугольный проем обрамленный ободом-выступом. Черная дыра, ведущая в волнующую неизвестность.
— С вашего позволения, господин, я бы предпочел не входить внутрь, — жалобным тоном произнес Ратиш. — Я подожду вас здесь.
— Нет, — возразил Фарамор. — Мы пойдем все вместе. Ты что, боишься?
Ратиш состроил плаксивую гримасу, отчего его жирное лицо прорезала сеть глубоких морщин.
— Откровенно говоря, да, боюсь. Мне, знаете ли, не по себе от этого места.
— Пойдут все! — твердо заключил Фарамор.
Неожиданно Винк согнулся и его стошнило. Он быстро вытер рукавом губы и виновато поднял слезящиеся глаза. На бледном лице мальчика выступили красные пятна.
— Пойдут все! — сурово повторил Фарамор.
Ратиш с обреченным видом глубоко вздохнул. Без сомнения, он уже жалел, что рассказал об этом храме.
Фарамор подошел к черному проему. Вниз уходила лестница с широкими ступенями. Она терялась в темноте, но вдалеке виднелся крохотный мерцающий зеленый огонек. Фарамор вспомнил, что подобный призрачный свет был в подземных чертогах Сэдры. Из проема тянуло влажной, пахнущей подгнившими фруктами, прохладой.
— Пошли, — проговорил он, и ступил на площадку, с которой начиналась лестница. Звук шагов эхом полетел вниз по тоннелю.
Ступени были столь широки, что приходилось делать по два шага, чтобы миновать каждую. Фарамор шел первым. Он слышал за собой шаги и дыхание своих спутников. Грузный Ратиш еще и кряхтел, как старик. Время казалось, остановилось. Серый проем позади, стал крохотный, а зеленая точка внизу не увеличилась.
— Эта лестница никогда не кончится, — проворчал Ратиш. — Клянусь Великой Пустотой — она бесконечная.
— Прекрати скулить! — зло осек его Блэсс.
В ответ Ратиш лишь забормотал себе под нос что-то невнятное, а идущий позади Винк злорадно улыбнулся. Ему нравилось, когда Блэсс ставил его дядю на место.
Просвет наверху превратился в маленькую точку и зеленое свечение впереди, наконец, начало расширяться. Ратиш больше не ворчал, но тяжелое хриплое дыхание говорило, что он изможден.
Они шли еще долго, пока лестница не закончилась. Перед ними предстал огромный круглый зал с высоким куполообразным потолком. Стены состояли из восьмигранных плиток, от которых исходил бледный зеленый свет. Посреди зала стоял черный стол, похожий на причудливый гриб с плоской шляпкой. Его поверхность испещряло множество мелких угловатых знаков, идущих тонкой линией спирали от края до середины.
— Это алтарь, — уверенно сказал Блэсс.
Фарамор обошел стол, после чего провел ладонью по его поверхности. Черный камень был холодный, как лед.
Ратиш снял с пояса флягу и сделал несколько глотков. Раскрасневшееся лицо лоснилось от пота. Заткнув пробкой флягу, он с тоской посмотрел на проем с лестницей, видимо представляя, как будет подниматься наверх. Винк робко стоял возле стены. Мальчика больше не тошнило, но чувствовал он себя по-прежнему нехорошо.
— И что нам делать с этим алтарем? — спросил Фарамор.
— Полагаю, нужна жертва. Кровь, — ответил Блэсс таким тоном, будто речь шла о том, что приготовить на ужин.
Усталое лицо Ратиша оживилось. Он быстро подошел к Фарамору и Блэссу, покосился на Винка и прошептал:
— Мой племянник.
— Племянник? — Блэсс сощурил глаза.
— Да, все равно от него нет никакого толку. Он ведь убогий. Жаль, конечно, все ж родная кровь, но для такого дела…
Фарамор с Блэссом переглянулись и будто бы прочли мысли друг друга. Чернокнижник зашел за спину Ратиша, схватил за волосы и рванул на себя. Губы Фарамора растянулись в жестокой улыбке. Он вынул из чехла на поясе нож. Ратиш закряхтел. Глаза выпучились как у жабы. Щеки затряслись. Руки потянулись к Носителю Искры.
— Думаю, ты больше заслуживаешь смерти, чем твой племянник, падаль! — прошипел ему на ухо Блэсс.
— Нет! — прокряхтел Ратиш. — Прошу, не надо!..
Фарамор резко, наотмашь полоснул ножом по горлу. Рана открылась, как второй рот. Алым потоком хлынула кровь.
Винк смотрел на все это с дрожью. Он почувствовал слабость в ногах, попятился и, когда спиной уперся в стену, осел на пол. На глазах мальчика выступили слезы, он открывал и рот, силясь что-то сказать, но из глотки вырывался лишь стон.
Фарамор вложил нож обратно в чехол, схватил Ратиша за отвороты куртки и с легкостью швырнул на алтарь. Кровь текла по шее, с бульканьем выбивалась изо рта колдуна, растекалась по поверхности алтаря, заполняя вырезанные в камне знаки. Ратиш дергался и хрипел, в выпученных, начинающих затягиваться мутной дымкой глазах отражалось зеленое свечение стен зала.
Послышалось гудение, будто вокруг летал рой пчел. Алтарь и тело Ратиша начали окутываться плотной темной дымкой. Воздух наполнился резким запахом гнили. Из-за пояса Фарамора выбрался и спрыгнул на пол Хитрец Хет. Глаза куклы вспыхнули алыми угольками, волосы превратились в желтые языки пламени, рот ощерился зубами-иглами.