Фарамор пнул ногой отрубленную голову ворха.
— Тварей тоже полегло немало.
— Оно того стоило. Посмотрите на этих солдат, господин, — колдун указал ладонью на лежащий в пыли труп воина. — После того, как мы проведем обряд, они снова будут держать в руках мечи. Мы оживим всех, чьи тела не слишком пострадали. Остальных сожрут ворхи.
В конце улицы в одном из дворов все еще шел бой. Фарамор увидел, как мелькнули горящие алым огнем глаза единственного уцелевшего солдата, в чье тело вселился демон. Носитель Искры понял, что через несколько минут сопротивление будет полностью подавлено.
— Посмотрите, господин, — колдун указал на один из домов. — Эти мертвецы странно себя ведут.
Фарамор взглянул в указанном направлении. Там, на крыльце дома нервно суетилось несколько тварей. Они заходили в дверной проем, тут же выходили и снова шли обратно.
— Да, это странно, — равнодушно согласился он. — Ну что же, пойдем посмотрим.
Перешагивая через трупы, они пошли к дому. Мимо пробежал ворх, зыркая в разные стороны рыбьими глазами. В когтистой лапе бледная тварь сжимала оторванную человеческую руку.
Фарамор и колдун поднялись на крыльцо — мертвецы расступились, уступая им дорогу, — и вошли в дом. Носителя Искры удивило то, что предстало перед его глазами: в центре комнаты в кресле сидела женщина. Возле ее ног на полу лежала мертвая девочка. В комнате находилось с десяток мертвецов и несколько ворхов, но твари держались на некотором расстоянии от женщины, будто что-то мешало им приблизиться. Возле стен лежали обломки мебели и груды тряпья.
Женщина была красива — темные вьющиеся волосы локонами ниспадали на плечи, густые брови, миндалевидные глаза. Свет стоящей на подлокотнике кресла масляной лампы придавал чертам лица суровость.
Фарамор сделал шаг вперед и словно наткнулся на невидимую пружинистую стену. Губы женщины растянулись в презрительной улыбке.
— Проклятые некроманты! — прошипела она.
Только сейчас Фарамор увидел, что на полу очерчен черный круг, вдоль которого мелкой вязью тянулись какие-то знаки. На темных, почему-то блестевших влагой досках, круг был едва заметен.
— Она ведьма, — шепотом сказал колдун.
— Верно, некромант, я ведьма, — женщина слегка наклонила голову вперед и теперь смотрела исподлобья.
Огонек в лампе затрепетал, по стенам метнулись тени. Твари за чертой круга пытались пробиться сквозь невидимую преграду.
— Защитная магия, — произнес колдун. — Я смогу ее легко разрушить.
— Не надо, — твердо сказал Фарамор.
Теперь женщина смотрела только ему в глаза. Взгляд ведьмы был цепким, как когти ястреба.
— Так вот кто здесь главный, — ее голос сочился злобой. — Да, ты не простой некромант. Ты самая гнусная тварь, какую я видела. Юный, но душа твоя гнилая. Ненавижу! — женщина перевела взгляд на лежащую на полу девочку и ее голос дрогнул: — Не… на… — глотая слезы, она замолчала.
Фарамор снова вспомнил кузнеца из рыбацкой деревни. Тот мастер, как и эта женщина для него не были людьми из толпы. Он видел в них достойную уважения гордость. Доведенные до последней черты они все же бросали вызов, пытались сопротивляться. Кузнец — молотом, эта женщина жгучим презрением.
— Девочка твоя дочь? — спросил он.
Женщина вскинула поникшую голову, волосы взметнулись вверх, глаза горели яростью.
— Да, тварь, она моя дочь! — закричала она. — Я убила ее своими руками, когда поняла, что нам не спастись! Я убила свою дочь, гадина, слышишь — свою дочь! Лучше умереть, чем стать как эта поганая нечисть! — женщина резко вскинула руку, указывая на одного из ворхов.
Колдун усмехнулся.
— И чего ты добилась, ведьма? Мы превратим ее в тварь и похуже, — он кивнул на стоявшего рядом полуразложившегося мертвеца.
— Этого не будет, — заверил Фарамор. — Я обещаю тебе, женщина, мы похороним твою дочь, и некроманты ничего не сделают с ней. Ты же можешь уйти, тебя не тронут, обещаю.
Колдун уже открыл было рот, чтобы возразить, но, посмотрев на решительное лицо Носителя Искры, воздержался от слов. Женщина поднялась с кресла и, делая резкие интервалы между словами, произнесла:
— Ты… делаешь… мне… одолжение?! Ты, мерзкая тварь… делаешь… мне… одолжение? — каждое слово походило на плевок. — Ну, уж нет!
— Я не желаю тебе смерти, — проговорил Фарамор.
Неожиданно искаженное злобой лицо ведьмы стало умиротворенным. Сознание Носителя Искры кольнула тревога. Что-то было не так.
Женщина посмотрела на мертвую дочь, улыбнулась и с нежностью произнесла:
— Скоро я буду с тобой, дорогая.
Тревога ударила в разум Фарамора оглушительным набатом. Женщина взяла с подлокотника кресла лампу и с силой швырнула ее об пол.
Фарамор рванул к выходу, но на пути стояли мертвецы. Разлитое по полу масло вспыхнуло мгновенно. Пламя метнулось в разные стороны, загорелись кресло и платье ведьмы. Ворхи взревели, выпучив от ужаса рыбьи глаза.
Фарамор отбросил мертвеца древком топора. Огонь горел под ногами. Рядом закричал колдун. Пламя пожирало обломки мебели и тряпье возле стен. Женщина превратилась в пылающий факел. Собрав остатки воли, она вдохнула раскаленный воздух и закричала:
— Ненавижу… у… у!
Фарамор выскочил из дома и отбежал от крыльца. Волосы опалились, от тронутой огнем одежды вился дым. Из дверного проема вываливались объятые пламенем мертвецы. Их плоть с треском плавилась и спадала с костей. В доме продолжали реветь ворхи. Огонь с воем вырывался из окон, лизал бревна, подбираясь к крыше. Пылающие языки выползли на крыльцо, метнулись по опорам, поддерживающим навес над дверью. Ветер закручивал клубы дыма и относил в сторону.
«Я был в шаге от гибели», — подумал Фарамор. Странно, но эта мысль вызвала у него усмешку.
Какое-то время он смотрел на объятый пламенем дом, а потом, сжимая топор, вышел со двора. По улице бродили мертвецы, сновали ворхи. Фарамор увидел, как к нему приближается солдат с горящими красными глазами. Он улыбался. Из рассеченной щеки воина текла кровь, голову венчал помятый сбоку шлем. По мере приближения улыбка солдата таяла, лицо становилось сердитым.
Фарамора удивило, что так поменяло настроение демона? Но скоро все выяснилось: солдат подошел и указал пальцем на его поясной ремень.
— И что ты мне теперь прикажешь делать? — обиженно спросил он.
Фарамор посмотрел вниз и хмыкнул. У заткнутой за пояс куклы не было головы — видимо оторвалась во время боя, от тряпичного тельца вился дымок. Фарамор удивился, как еще уцелела солома, не сгорела, когда он выбегал из дома? Он вынул безголовую куклу из-за пояса, покрутил в руке, разглядывая ее со всех сторон, и произнес:
— Послушай, Хет, а почему бы тебе не остаться в теле этого солдата?
Воин всплеснул руками, лицо обрело глупое выражение.
— Солдата? Ну, конечно! Как мне самому такая мысль не пришла?! — съязвил демон.
— А что не так-то?
— Все не так! Я не могу долго оставаться в теле живого существа. Не просто, знаешь ли, контролировать сознание. Еще час и этот солдат освободится от моего контроля и снова пойдет крушить нежить, если только с ума не сойдет. А я в этом мире должен быть к чему-нибудь привязан, как вот к этой кукле.
У дома, из которого спасся Фарамор, рухнула крыша. В клубах дыма закрутился ворох искр и пепел.
— А тебе обязательно быть привязанным к кукле? — спросил Фарамор.
— Желательно. У куклы, по крайней мере, есть ноги. Я же должен как-то передвигаться, когда не сижу у тебя за поясом?
Фарамор осмотрелся.
— Знаешь что, Хет, а почему бы тебе не пройтись по домам? У детей в этой деревне обязательно должны были быть куклы.
— Конечно, пройдусь, — проворчал демон. — Что мне еще остается. Но у старины Хитреца Хета были чудесные рыжие волосы. А теперь у бедняги нет даже головы. Такого, как он теперь уже не найти.
Печально опустив голову, солдат поплелся к дому, который находился с другой стороны усеянной трупами улицы.
Фарамор посмотрел на безголовую куклу.
«Это любимая игрушка Невеи», — подумал он и поморщился. Воспоминание о сестре вызвало резкий приступ страха. Фарамор зажмурился и помотал головой, пытаясь изгнать из сознания образ Невеи.
— Да что со мной?! — со злостью выдавил он и, открыв глаза, с отвращением швырнул куклу в сторону горящего дома.
Воспоминание о сестре померкло, но осталось раздражение и недоумение. Опять этот беспричинный страх. Но сейчас Фарамор не мог оправдать его последствием ночного кошмара, как тогда, в доме Ратиша. Носитель Искры сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
«Это всего лишь усталость, — успокаиваясь, подумал он. — Только усталость и ничего больше». Но где-то в глубине сознания чувствовал, что лжет самому себе. Ему было легче верить в эту ложь, чем пытаться объяснить то, чего не понимал. Разум не желал знать правду. Он боялся, что правда может оказаться ужасной.
Фарамор сплюнул, прикрепил к перевязи топор и направился прочь из деревни. По дороге он подумал о сгоревших заживо колдуне и ведьме. Мысль о колдуне вызвала в нем легкую досаду, граничащую с равнодушием, но, вспомнив гордое лицо женщины, Фарамор почувствовал сожаление.
Он уже выходил из деревни, когда его догнал солдат с горящими глазами.
— Посмотри, что я нашел?! — с довольным видом воскликнул демон. Солдат протянул Фарамору сшитого из кожаных лоскутков человечка. Голову куклы венчал разноцветный шутовской колпак. Вышитый красной нитью рот кривился в широкой улыбке. Глаза были сделаны из треугольных кусочков светлой кожи. Неизвестный мастер постарался на славу, не поленившись сшить для куклы тряпичный зеленый кафтан с настоящими крохотными пуговицами и, сделав на руках человечка по три пальца.
— Ну что же, мне нравится, — сказал Фарамор.
— Еще бы, да этот парень в кафтане намного лучше того рыжеволосого Хитреца! — в голосе солдата слышался восторг. — Намного лучше! Ты посмотри на его колпак?!
Фарамор усмехнулся.
— Быстро же ты меняешь свое мнение, — он взял у солдата куклу, сунул ее за пояс, после чего вынул из чехла нож и произнес: — Пора тебе вселиться в своего нового друга, Хет. Ты готов?