— А хоть бы и на меня. Я не женат, детей нет. Между прочим, жених завидный.
— Отстань, Федор, без тебя тошно. — Ей хотелось выть от тоски и желания быть любимой, поэтому, когда термист снова обратил на нее внимание, Мария откликнулась, страстно и без оглядки.
Ее любовная история закончилась быстро, через полгода, в итоге у нее остались опустошенная душа, исчезнувшая надежда на взаимность и беременность. Термист Андрей с завода уволился, на домашнем телефоне отвечала жена, и Маша бросала трубку. Вот тогда снова на ее горизонте появился Федор со своими советами:
— Замуж тебе надо, Машка!
— Кто меня с пузом возьмет? Мать с утра до вечера попрекает, ума не приложу, что делать.
— Ну, если за меня замуж пойдешь, возьму. Ты девка видная, а что с ребенком нагулянным, так будешь всю жизнь мне обязана.
Это показалось ей очень обидным, но она ответила:
— Я подумаю.
Когда дома разразился очередной скандал и допрос, кто отец ребенка, Маша сказала: «Наш гальваник Федор Крупинкин. Я замуж за него выхожу».
Родители Федора не то чтобы обрадовались невестке, а относились к ней с опаской, кидали насмешливые взгляды, но и не обижали. Квартира, куда привел ее Федор после загса, была большая и просторная, а у молодых — своя комната, поэтому первое время Маша старалась из комнаты не выходить. Когда родилась дочка, свекровь и свекор один за другим умерли от сердечной недостаточности, и семья молодых Крупинкиных осталась в квартире втроем. Детей у Марии и Федора больше не было, плод, который в ней зарождался несколько раз, замирал, и следовала хирургическая операция по удалению погибшего эмбриона, чтобы не начался воспалительный процесс. Диагноз врачей — генетическое нарушение — не объяснил супругам ничего, но попытки забеременеть Мария оставила.
Любви между Марией и Федором не появилось, но прожили они мирно и спокойно, без потрясений, в условиях экономии семейного бюджета, вырастили дочку Леру, и ей бы не держать зла на человека, ушедшего в мир иной не по своей воле, но «червь точил ее душу», она была обижена на покойного.
Дома, который он купил за ее спиной, да не где-то, а что ни на есть за границей, она не ожидала и, самое главное, не знала, что теперь с этим делать. Мария Петровна хорошо понимала другое: ее покойный муж был патологически жаден, считал каждую копейку, экономил на всем, в том числе и на домашних, поэтому для такой невероятной покупки должны были появиться немыслимые обстоятельства.
«Если объявится Лерка, то не видать мне денег от продажи дома, а так бы хотелось уже не экономить на старости лет, а пожить в свое удовольствие, перестроить баню в саду и осуществить заветное желание — съездить в санаторий и полечить ноги, а то артриту уже скоро исполнится полвека», — думала женщина.
Мария Петровна, сосредоточившаяся главным образом на решении бытовых проблем семьи, от финансовой составляющей была далека. Деньгами ведал Федор, выдавал на хозяйство, требовал отчет и ругал за расточительность. Себя он тоже особо не баловал, ходил на работу в старых кроссовках и куртке, которая уже трескалась от возраста. Мария почувствовала в муже перемену, когда увидела его в комнате, считающим доллары.
— Тебе чего? — Муж был раздосадован, что она рано приехала с дачи.
— Да устала, напахалась в саду. А ты чего? — Она сразу поняла, что это деньги, и много.
— Не мои это деньги, чужие, просили передать одному человечку.
— Ну и хорошо. — Она закрыла дверь и больше ничего не спрашивала.
Куда вот только сейчас делись эти деньги? Она обыскала в квартире все уголки, но безуспешно — никаких долларов не было и в помине. От воспоминаний ее оторвал звонок в дверь. Трель была длинной.
— Мария Петровна, я торт принесла. — Юля протянула бело-розовый воздушный торт с кремом из сливок. — Давайте чай пить.
Хозяйка захлопотала на кухне, а Юлька всё обдумывала, как начать разговор, как подать информацию, чтобы вдова отреагировала правильно. Что значит правильно, тоже было непонятно. Хлопнуться в обморок — это правильно или нет? С того света мужа никак не достать, чтобы спросить, зачем ты оставил для вдовы загадку, зачем заставляешь ее мучиться?
Мария Петровна с удовольствием отрезала большой кусок торта.
— Люблю сладкое до невозможности! — сказала она, откусывая бело-розовое облако крема.
— Мария Петровна. — Юлька ощущала себя сапером на минном поле. — Скажите, как давно ваша дочь живет в Турции?
— Почитай второй год. Звонила сначала, а теперь только через Аньку приветы передает. Теперь, поди, объявится, когда про дом узнает.
— Мария Петровна, сейчас, вы знаете, много мошенников развелось, наша газета часто об этом пишет. В основном попадаются на эту удочку пенсионеры — покупают чудо-лекарства, какие-то ионизаторы воды, их якобы вызывают в Москву для получения наград и премий, при этом просят предварительно заплатить налог тринадцать процентов, в общем, обманывают почем зря.
— Знаю, Юля, знаю, у нас в соседнем подъезде такая же история была — продали лекарство, которое и не лекарством оказалось, а мелом толченым. Хорошо, что не отравили, — поддержала тему Мария Петровна, ничуть не сомневаясь, что к ней это не имеет никакого отношения.
— Вот видите, Мария Петровна, мошенников сколько развелось. Я вот и думаю, не проверить ли вам договор на покупку дома в Испании на подлинность?
У Крупинкиной кусок торта просто выпал изо рта.
— Что ты говоришь?! Да Федька бы сроду фальшивку дома не держал! Он хоть с виду маленький и очень некрасивый, но умный был мужик, умный. Сначала подумает, а потом рубль вложит. Думаешь, его мошенники надули? А где деньги тогда? Где? Он нас с дочкой сильно не баловал, наряды не покупал, а все копил и копил. На сберкнижке одна зарплата месячная лежит. Где все остальное?
— Вот я и предлагаю разобраться. Испанский дом — это большие деньги.
— Ты мне юриста обещала!
— Вот юрист мне и сказал, что надо провести экспертизу документа. Он ведь в этом понимает, не то что мы с вами.
Мария Петровна задумалась. Она уже свыклась с мыслью о дорогом доме в далекой стране и планировала его продажу, и мысль о том, что это все обман, ей совершенно не нравилась.
— Я подумаю.
— Может, вам с дочерью посоветоваться?
— Может. Только как я ее найду? Хотя, если узнает про дом, прилетит как миленькая и обдерет меня как липку.
— Давайте я попробую вашу дочь найти, у меня связи есть.
— И в Турции, что ли?
— Сейчас же многие вопросы через Интернет можно решить.
— Я подумаю.
Юлька было решила, что на сегодня Марии Петровне потрясений хватит, но услышать ответ еще на один вопрос ей очень хотелось, и она рискнула.
— Мария Петровна, а вы никогда не видели у вас дома серебряный или золотой анод?
Глава 18
Егор Петрович словно чувствовал ее, и в телефонной трубке прямо-таки ощущались энергетические потоки главреда.
— Сорнева, ты куда пропала?!
— Я интервью с учительницей сдала.
— Знаю, смотрел, в номер пойдет. Я про другое тебя спрашиваю — про гальваника. Есть интересная информация?
— Ну, как сказать, Егор Петрович?..
— Так, Юля, давай сегодня ко мне подъезжай, к трем.
— Может, завтра?
— Сегодня, сегодня! До завтра ты куда-нибудь обязательно встрянешь, я тебя знаю.
— Хорошо, приду, — вздохнула она. Что он ее пасет как маленькую, честное слово?! Друга своего следователя пригласит обязательно, и будут ее вдвоем «пытать», что да как, да где. Никакой самостоятельности! Юлька, конечно, уважает Егора Петровича, но сдать всю информацию до капельки будет неправильно. У нее в загашнике должно остаться что-то свое, эксклюзивное, что она после дополнительной работы выложит ему же на блюдечке. Статья получится такой яркой, что Егор Петрович будет сиять, как начищенный самовар, и повторять: «Ну, Юльчик, ну молодец!»
А сейчас ей надо разложить информацию по полочкам, по уровням, и пусть что-то покажется сначала серым, скучным и неинтересным, не имеющим отношения к основному событию, но она знает, что в дальнейшем это может сработать. Иногда бывает, что «тонкий», невидимый план информации развивается у нее в сознании гораздо сильнее и активней, и переходит по цепочке от «нижнего» уровня к «высшему», и дополняется информацией откуда-то «сверху», словно приходящей из космоса. Юля знает свою особенность жадно впитывать новые истины.
Разговор с Аней стал именно таким, открывающим новые информационные потоки, где нужно приспособиться к новым условиям. Горшкова так прониклась тем, что Юля — журналист, который посмел критиковать администрацию поликлиники, что открыла ей самое сокровенное, не дававшее девушке покоя.
— Лера не уезжала никогда в Турцию. Это она специально для родителей легенду придумала.
— Зачем? Должен же быть в этом смысл? У нее были плохие отношения с родителями?
— Понимаете, мы дружили со второго класса, сидели вместе за партой. Лерка всегда стеснялась своей бедности, что ли. У нее отчим жадный был, держал ее с матерью просто в «черном теле». Она школьную форму по несколько лет носила, пока руки из рукавов не начинали вылазить.
— Стоп, Аня! Какой отчим? Федор Павлович Крупинкин не был ее родным отцом?
— Нет, не был. Она узнала об этом где-то в пятом классе. Как узнала, не знаю, может, мать сказала, но это Лере принесло облегчение.
— Почему?
— Да потому что стало понятно, почему он к ней так относится. Она потом его иначе как «Федька» не называла, за спиной, конечно. Когда Лера заканчивала школу, отчим сказал, чтобы она шла на завод деньги зарабатывать и не быть приживалкой в его доме.
— Федор понял, что она знает о том, что он неродной?
— Да разве родной отец будет к дочери так по-скотски относиться! Она на танцы два года в одной юбке ходила, я ей своих вещей сколько отдала. А знаете, как девчонкам хочется одеться — и джинсики, и бусики, и сережки? Соблазнов вокруг много, и «сумасшедших» денег не надо, можно хорошо выглядеть по «эконом-варианту».