– Минами они закидать уже не смогут, – устало сказал я, пристегивая к карабину новый магазин.
– Это еще почему?
– Нет больше у них миномета.
Капителов непонимающе смотрел на меня, еще не сообразив, что произошло.
– Взорвался он.
– Как?
– От перенапряжения. Нельзя так много стрелять.
В его глазах мелькнуло понимание. Взгляд прошел по мне, остановился на залитых кровью куртке и джинсах. На грязных руках, разводах пота на лице. На зеленых от сока трав штанинах.
– Мне санитар что-то говорил об этом. Но я, по правде сказать, не понял…
– Где Борис? – вспомнил я об инженере.
– С ранеными. Когда санитара убило, он помогал выносить раненых и убитых…
– Молодец. Слушай, нам надо ехать. Заберем раненых, сколько сможем. Доложим о нападении. А вы уходите отсюда. Какой смысл подыхать без толку?
Капителов молчал.
– Сколько каганат потерял? Приблизительно?
– Семь-восемь человек. Они, суки крученые, наобум не лезли. Шли правильно, под прикрытием. От кочки к кочке. И огнем давили постоянно. И людей потеряли в основном у домов. Пятерых там оставили.
– Семь-восемь убито. Ранены сколько-то… Прибавь этому еще десятерых, миномет и грузовик с минами. Потери значительные. Понятно, что они отошли. И вряд ли скоро полезут.
Капителов удивленно покачал головой, услышав о десятерых убитых и миномете с машиной. Внимательно глянул на меня.
– Ты военный?
– С чего ты взял?
– С того. Кто еще может в одиночку пройти в тыл, уничтожить десять солдат и взорвать миномет? Не мои парни точно.
– Повезло, – замял я тему. – Давай грузить раненых.
«Они сделали ставку на ту четверку, что должна была зайти отряду в тыл. Видимо, шли самые опытные. Способные сработать в населенном пункте против превосходящих сил врага. А когда наемники поняли, что обход не удался, когда потеряли столько людей и миномет, решили отступить. С этим все ясно. Неясно другое – что же это за наступление такое? Липовое… Но при липовом наступлении столько людей не кладут. Значит, эти отвлекали. Впрочем, у них и так все вышло. Еще один удар – и оборона рухнет. Но все равно много непонятного… Надо срочно ехать в город, прояснять обстановку. И просто сваливать пора. Хватить подвиги геройствовать…»
Инженер уезжать отказался наотрез.
– Только место займу в машине. Лучше раненого лишнего взять. А я тут помогу, патроны поднесу. Перевязку сделаю.
– А умеешь?
– Что?
– Перевязку сделать?
Борис скованно пожал плечами и кивнул. Если и не умел, то успел хоть немного научиться. Вон все руки в крови. К счастью, чужой.
Уговаривать взрослого человека нет смысла. Это его решение, его выбор. И я не стал ничего говорить.
В джип влезли шесть человек. Пятерых усадили в кузове, предварительно подстелив матрацы, шестого – рядом со мной. Это был боец с замотанной напрочь головой. Только щелка для рта осталась. У него что-то с глазами и осколок в черепе.
Раненых отбирал я сам. Основной критерий – способность выдержать дорогу. Тех, кто лежал с пулями и осколками в животе и груди, старался не брать – не довезу. Ему все равно, где помирать, а мне надо как можно больше перспективных вывезти. Цинично, конечно, но верно.
Капителов, ловко ковылявший на самодельном костыле (получил еще один осколок в правую ногу), сунул мне заклеенный конверт.
– Донесение о бое. Отправь в гарнизон.
– Хорошо. Вы попробуйте чуть позднее проверить связь. Может, они перестанут глушить эфир.
– Ясно.
Вместе с Капителовым провожать меня пошел и Борис. Оба смотрели хмуро и с тоской. Борис еще махнул рукой. Словно прощался…
4
Самак напоминал растревоженный муравейник. Дороги на окраине перегорожены небольшими баррикадами – мешки с песком и землей, вывернутые из асфальта бетонные бордюры. Сверху торчат стволы ручных пулеметов и карабинов. Патрульные из городской стражи контролируют въездные дороги и подступы к ним. В домах закрыты все окна и двери. Кое-где улицы перекрыты противотанковыми ежами, наспех сваренными, наверное, сегодня.
Солдаты гарнизонного батальона блокируют подступы к центру. Они же в составе маневренных групп ждут сигнала к выдвижению в опасный район. Народ с улиц исчез, только одиночные прохожие торопливо идут по тротуарам. Практически все вооружены. Женщин и детей не видно. Город готов к осаде.
Пост охраны на въезде пропустил беспрепятственно. Меня в лицо знали, и раненых в машине видели. Я благодарно кивнул бойцам, а про себя подумал, что они совершили глупость. А ну как я под прицелом, и в машине сидят ряженые наемники каганата? Вполне возможный вариант. Несколько таких мелких диверсионных групп способны дестабилизировать обстановку в и без того встревоженном городе.
Еще одну ошибку я заметил почти сразу. Все внимание командование гарнизона уделило обороне южного направления. Им как-то не пришло в голову, что враг может пойти и через лес, и через овраги, словом, там, где нет шоссейных дорог. Просочиться можно хоть через болото. И напрасно здесь ждут танки. Они не полезут на ежи.
Все эти мысли мелькали в голове, пока я рулил к городскому госпиталю, расположенному в северной части города. Судя по количеству санитарных машин, подъезжающих и отъезжающих от него, раненых было много. Значит, бои шли не в одном и не в двух местах. Все-таки наступление…
Сдав раненых, я покатил к управлению, по пути заскочив в комендатуру, чтобы отдать донесение Капителова.
– Никаких выездов! – распорядился Голыбин. – Сидеть в городе, пока не прояснится обстановка. Далеко не уезжать, быть на связи.
Начальник управления довел свой приказ лично, заскочив на минуту к нам. Сделал он это вовремя, потому что Березин хотел было отправить меня и Игоря с Аркашей в Берадан. То есть к черту на кулички, почти шестьдесят километров от Самака. Там только позавчера сел небольшой отряд волонтеров.
Не успел я раскрыть рот, чтобы послать своего недалекого начальника куда подальше, как вошел Голыбин и довел свой приказ. Он же сказал нам новость.
– Петр серьезно ранен. Час назад. Их машину обстреляли на обратном пути от Краменеца. Один из солдат прикрытия убит, второй ранен.
Березин чуть побледнел и наклонил голову.
– Леонид жив, – продолжил начальник управления. – Машина требует небольшого ремонта. Вам из города – ни ногой.
– Какова общая обстановка? – спросил я. – Что произошло?
– Обстановка тяжелая. Каганат проводит крупную операцию. Зайдите ко мне, взгляните на карту. Представитель комендатуры только что привез последние данные, послушаете его.
Он посмотрел на Березина и добавил:
– Это касается всех. Арнольд Константинович, прошу вас позже на доклад.
– Есть, – по-военному ответил Березин. – Готов.
Голыбин кивнул и вышел.
– …Направление основного удара – Краменец. Второстепенные направления – Доруча и Сабатид. Отвлекающие удары наносились по Стиханску и Латигецу. Гарнизон Краменеца уничтожен практически полностью. Поселок сожжен. Каганат нанес ракетный удар. У них была реактивная установка. Смяв сопротивление, противник пошел к магистрали. Был атакован опорный пункт у Камидара. Одновременно с этим совершено нападение на магистраль. Уничтожена строительная техника, погибли люди. Часть железнодорожных путей взорвана. Подорван нефтепровод…
Лейтенант, помощник коменданта города, изредка заглядывая в блокнот, толково разъяснял обстановку. Небольшая указка скользила по карте от одной точки к другой. Его слушали полтора десятка человек, в основном начальники отделов управления и мы – водители отдела снабжения.
– За пять минут до наступления противник сумел заглушить рабочие частоты и тем самым прервать связь между гарнизонами и городом. Поэтому мы отреагировали с запозданием. Когда резерв и маневренные группы выдвинулись к магистрали, она уже была атакована. Врага сумели задержать только у Уштобера. На этот час связь восстановлена, обстановка стабилизирована.
Я едва заметно покачал головой. Стабилизирована! Обычно это слово означает, что противник, достигнув определенного рубежа, делает паузу, подтягивает резервы и тылы, проводит разведку, готовит новое наступление.
Инициатива у каганата, он и решает, где и когда наносить очередной удар. А другая сторона вынуждена ждать и гадать, что будет дальше. Зачастую все их решения и выводы оказываются неверными. Враг наносит удар в другом месте, где оборона слаба или ее нет вовсе. Тогда опять – короткие ожесточенные бои, прорыв, метания резервов (обычно бесполезные), отступление и снова – стабилизация.
Черт, вот когда начинаешь действительно понимать, что пережили наши предки в сорок первом, когда немец попер вперед со страшной силой! А ведь здесь жалкое подобие тех масштабов и сил!
– С юго-западного направления противник атаковал Шехту, Кравитей и Богурки, – продолжал лейтенант. – Сковав гарнизоны боем, он обошел их и ударил по Лотургину. К счастью, мы успели выдвинуть туда подкрепление и наступление отбили. Хотя и с потерями. Гарнизоны указанных поселков тоже сильно потрепаны.
– Позвольте вопрос? – сказал я, пользуясь паузой в рассказе лейтенанта.
Краем глаза поймал несколько удивленных взглядов и один откровенно злобный. Березин, начальничек мой. Ладно, хрен с тобой. Я сегодня все равно поставлю перед Голыбиным вопрос ребром – либо он перестает «махать шашкой», либо я ухожу.
– Д-да, – кивнул офицер.
– Использовал ли противник авиацию?
– Нет. Ни самолетов, ни вертолетов не замечено.
– А тяжелую технику? Танки, самоходки, реактивные системы?
– Только устаревшая двенадцатиствольная реактивная установка «Проект».
– Ясно, благодарю.
Офицер кивнул. В его взгляде, обращенном на меня, чувствовалось удивление. Кто такой, зачем вылез, что хотел узнать? Приблизительно так же смотрели и остальные, за исключением самого Голыбина. Он знал меня лучше и, наверное, понял, что просто так я открывать рот не стану.