– Со статусом инженера ясно. От меня вы что хотите? Чтобы показал дорогу группе спасения?
– Да.
– И как вы себе это представляете? Город вот-вот атакуют, противник обкладывает со всех сторон, а какая-то группа прорывается сквозь ряды противника?!
Голыбин развел руками: мол, передаю, что приказано.
– Я говорил, что найду для тебя подработку. Вот и нашел. Отдельный контракт на конкретное задание. Оплата по факту, половинный аванс. Плюс премия за риск, скорость и результат. Выйдет больше, чем получал за месяц.
– Неплохо. Но шанс получить деньги меньше, чем шанс сложить голову. Группа не проедет и десяти километров, как влетит в засаду. Все дороги наверняка перекрыты.
Начальник управления поморщился. Умом он понимал мою правоту, но поделать ничего не мог.
– Комендант хотел выделить для этой операции вертолет. Он быстро доставит вас на место.
– Ну нет! – воскликнул я. – Его снимут на полпути! Лучше уж пешком, чем на «вертушке»!
– Я так и подумал, что ты откажешься от него. Тогда только один вариант – на машине. Обходными путями, по лесам, рощам…
– И заедем черт знает куда! По лесу можно проехать километра два, от силы – три. А потом все равно на трассу выезжать.
Я замолчал, обдумывая внезапно пришедшую идею. Это была авантюра, причем сопряженная с огромным риском. Риском не погибнуть, а засветить себя как пришельца. Но, честно говоря, другого способа выполнить задание я не видел. Машину тоже перехватят. Даже если мы дадим изрядный крюк. Каганат обкладывает город со всех сторон. Пусть не сплошняком, но заслонами точно. А уж дороги перекроет в первую очередь. Так что выбирать не из чего.
– Хорошо! – сказал я Голыбину. – За дело берусь. Но! С двумя условиями.
– Какими?
– Первое – еду один. – Я вскинул руку, останавливая открывшего было рот начальника управления. – Второе. Вы выдаете мне премию за прежнюю работу. Процент определите сами. Это по факту выполнения.
Голыбин несколько секунд молча рассматривал меня, как экспонат музея, потом согласился:
– Идет. Но один! Как ты прорвешься сквозь войска противника?
– Это моя проблема. Ваша – обеспечить финансирование. Если предложение принято, я приступаю.
Взгляд Голыбина сверлил меня, как бурав. Он понимал, что здесь скрыт какой-то подвох, но обнаружить его не мог. И причин отвергнуть предложение не было. Остается одно – дать добро.
– Добро! Начинай! О премиях и бонусах не беспокойся, я займусь этим лично. Ты мне веришь?
– Вам – да. Только вам.
Голыбин принял похвалу молча, чуть склонил голову и проводил меня пристальным взглядом.
Перед тем как приступить к работе, надо было заскочить домой. Я сделал крюк и сперва заехал в редакцию – узнать, как там Милена, и сказать ей, что уеду. А то будет еще искать.
Девчонку нашел в небольшом кабинетике на первом этаже. Она стояла у стола, на котором лежал штурмовой карабин, и набивала магазин патронами. Столь странное для девицы занятие заставило меня удивленно присвистнуть.
От неожиданности Милена вздрогнула и обернулась. Я увидел сведенные судорогой лицевые мышцы, плотно сжатые губы и полные слез глаза.
Вместо шутки по поводу оружия я выпалил:
– Что случилось? Что с тобой?
– Ничего, – ровным до невозможности голосом ответила она. – Ничего…
Последний патрон пошел в магазин. Милена подхватила левой рукой карабин и вставила в него магазин. Сняла оружие с предохранителя, резким рывком передернула затвор и снова щелкнула переключателем.
– Что это значит? Куда ты собралась?
Я решительно не узнавал ту девчонку, которую только недавно высаживал у редакции. Уволили ее, что ли? Или отец достал и здесь?
– Необходимо доставить почту и газеты на передовую. Надо навестить солдат, поддержать их морально, выяснить состояние. Нужен материал для газеты.
– И ты решила поехать сама?
Я сделал шаг вперед, вырвал карабин из ее рук и положил его на стол. Взял Милену за плечи, легонько встряхнул.
– Только не говори мне, что тебя посылает редактор.
– Нет, не он. Я сама так решила.
– Зачем?
– Затем, что я сотрудник газеты и сотрудник министерства печати и пропаганды. Это моя обязанность – работать с людьми.
– А редактор об этом знает?
Эти слова вывели девчонку из себя. Она рванулась из моих рук, отступила назад и надрывно выкрикнула:
– А редактор во всем слушает моего дорогого папочку! Тот велел держать меня в городе, редактор и держит! Велел охранять, тот и охраняет! Но оба забыли спросить – хочу ли такой опеки! Я – взрослый человек! Самостоятельный! Не папина дочка, а сама по себе!
Слезы потекли по щекам двумя струйками. Быстро достигли подбородка и закапали на куртку. Милена не вытирала их, вообще не обращала внимания.
– Редактор, если ему угодно, может опекать своих детей. А меня опекать не надо.
– И ты решила назло всем доказать свою самостоятельность?
– Да!
– И ради этого готова сунуть голову под пули?
– Да!
– Даже если погибнешь?
– Да! – в запале крикнула она.
А вот это перебор. Девчонка явно не в себе, слишком много эмоций и мало рассудка. В таком состоянии она действительно может рвануть на передовую, доказывая свою состоятельность, совершить какую-нибудь глупость и погибнуть.
Доведя до инфаркта не только редактора и отца, но и ударив по мне. По мне! Вот этого я допустить никак не мог! Побоку родители и начальство. Задеты мои интересы. Там что пардон, крошка, свершиться глупости я не дам.
– Вот что, моя милая. Отец или редактор могут делать все что захотят. На передовую тебя не пущу я!
– Ты? – звонко воскликнула она, пятясь от меня. – А ты кто такой?
Точно – шок. В противном случае она бы такое никогда не сказала.
– Я тот, кто тебя любит. И кого, судя по твоим словам, любишь ты. Или это для тебя ничего не значит?
Немного опомнившись, Милена сдала назад.
– Я этого не говорила!
– Только что!
– Нет!
Шаг вперед, виноватый взгляд и… упрямые слова.
– Я люблю тебя. Но это ничего не меняет. Я должна, понимаешь, должна!
– Кому?
– Что кому?
– Кому должна?
– Вообще. Доказать, что не ребенок и слабая девочка.
– А могучий воин… – закончил я за нее. Подошел ближе и опять обнял. – Терминатор в юбке.
– Кто?
Черт, опять прокол, в этом мире супербоевик со Шварцем не выходил. И самого Шварца не было.
– Супермен, – внес я поправку.
– Нет. Я обычный человек. Способный любить родину и защищать ее.
– И всегда выполнять законы пионеров Советского Союза!.. – процитировал я фразу из пионерской клятвы.
Она опять не поняла, вскинула брови, посмотрела на меня вопросительно и удивленно.
– Как?
– Не важно. – Я слегка сбил с нее накал и теперь захватывал инициативу в разговоре. – Послушай, милая! Я понимаю, что ты хочешь доказать всему миру, что способна на все. Но не думаю, что тебе надо что-то доказывать. Я знаю, кто ты и что можешь. Твои друзья знают. И как ни странно – отец. Рискнув жизнью, ты не станешь в их глазах умнее и сильнее. Но нервы попортишь точно.
– И пусть! – азартно выкрикнула она. – Пусть нервничает! Пусть переживает! Он заслужил!
– Уверена?
– А зачем он удерживал меня у себя?
– Из страха.
– Какого?
– Страха потерять тебя. Потерять единственного родного человека. Последнего. Не знаю, что произошло тогда в вашей семье, но уверен, что отец не был пусть и невольной причиной гибели твоей матери. Он не хочет опять испытать эту боль.
Милена взъярилась, попробовала разорвать мои объятия, но я держал крепко.
– Ты зла на него. Зла на редактора. Даже на меня. И из-за этой злости готова натворить глупостей.
– Да пусти!
Я ослабил захват, и она едва не упала на стол. Поправила челку на лбу, вытерла ладонью слезы.
– Ты говоришь так, потому что хочешь, чтобы я сидела дома! Тебе нужна раба, а не женщина! Хочешь командовать и поучать! А я тоже хочу многого! И добьюсь!
– Вряд ли.
– Почему?
– Мертвые добиваются только одного – вечного покоя.
– А с чего ты взял, что я погибну?
– Да потому что ты!.. – Взяв слишком высокий тон, я, сам себя осадил и заговорил спокойнее: – Потому что ты ни разу не была в бою. Не знаешь, что это такое – бой. Не знаешь, что делать под обстрелом. Не умеешь воевать! А такие гибнут в первую очередь. Особенно те, кто хочет доказать всему миру, что он крутой.
– А сам-то ты много воевал?
Удар, что называется, ниже пояса. Ляпнуть «много» – и подставить себя, начать мямлить, что не в этом дело, – загубить тему на корню. Вилять – еще хуже. Надо выкручиваться…
– Мне хватило, чтобы понять: бой не для восторженных новичков и не для трусов. А для работяг. Которые все делают добросовестно, тщательно и по правилам. По уставу. И еще – которым везет.
Милена на миг запнулась. Смотрела на меня, тяжело дыша и прожигая взглядом насквозь. Влажные дорожки еще не высохли, придавая ей несколько комичное выражение. Но мне было не до смеха.
– Пойми, малышка, я не переживу, если ты поедешь на передовую. Не мучай меня. Не трави душу.
Что-то дрогнуло в ее лице. Дало слабину. Может, услышала мольбу, может, осознала?
– Нет, Артур, – опровергла мои надежды Милена. – Я тебя люблю, это правда. И ты прав – я еще не была в бою ни разу. Да и не полезу я в пекло. Но побывать там – мой долг. И гражданина, и сотрудника министерства и газеты. Это работа, которую сейчас никто не сделает. Все либо заняты, либо… уже воюют. Из редакции в добровольцы записались четыре человека. Остальные работают за двоих.
Кажется, время увещеваний и уговоров прошло. Это уже слова не взбешенной девчонки, а действительно сотрудника. Меня она не послушает, сделает по-своему. Но от этого легче не станет. Так или иначе поедет на передовую. А передовая у нас сейчас – район Уштобера. Где в окружении бьются бойцы гарнизона и волонтерского отряда. И куда ушла резервная группа Щедрова. В лучшем случае Милена застрянет на полпути. В худшем – влетит в объятия противника. И тогда… Об этом лучше не думать.